Шум. Прибоя.

— Эдгар, — закричала я, возбужденно тряхнув свою коняшку за плечи. — Эдгар, поворачиваем к океану!

— Мы и так идем к океану! — крикнул он в ответ, не снижая скорости. Шум близкой воды усилился, пришлось повысить голос.

— Ты не понял! Поворачивай к себе, к своей усадьбе!

Незаметно кивнув, егерь взял чуть правее, замедлившись и пойдя тяжелее. Здесь не было ни намека на бывшую лыжню, но через каких-то пять минут между елей и берез показался просвет и серо-сизая полоска неба, сливающаяся с водой. Тайными путями ходит мой сосед, зуб даю, иначе так быстро не добраться. И едва мы вышли из леса, как шум океана мгновенно выключился.

— Охранный контур на доме, — пояснил на мой изумленный взгляд граф. — Глушит звуки, иначе не уснуть. Ну так?

— Она не бежала в никуда, баронесса четко знала, к кому обращаться за помощью. Спускай меня.

— И к кому же? — скептически спросил недогада.

— А ты видишь тут еще кого-то?

Через две секунды в больших глазах лорда-лешего мелькнуло понимание, а затем культурный шок. В смысле, без мата, но с явным недовольством.

— С какой это радости я должен помогать избалованной девице? — резко завелся он. — Надавать пендалей и пинками погнать обратно в твои объятия, вот и вся моя помощь.

— Видимо, баронесса была не в курсе твоего мерзкого характера, а прежние инсинуации сочла личной неприязнью ко мне, — я тяжело вздохнула. — Вот и понадеялась, что благородный муж не оставит юную аристократку в беде, приютит и поможет добраться до дома. Ну или на крайний случай позвонит родителям и позволит дождаться их приезда в своем поместье.

— Это у меня-то мерзкий характер? — обиделся Эдгар. — А сама-то? Феечка с дробовиком.

Вопрос спорный, но не принципиальный. Лавиния должна быть где-то тут, раз колдовская тропинка вывела нас к океану. Ради увеличения площади поисков я предложила егерю разделиться. Нога практически перестала болеть, поэтому, буквально прыгнув в лыжи, я углубилась обратно в лес, гадая, с какой стороны баронесса планировала выйти к дому лорда Брауна. О его точном адресе не знал никто, кроме меня и Рона, поэтому Лави должна изрядно поплутать, двигаясь только на шум океана. Ну, девочка, если ты цела и невредима, месяц на попе сидеть не сможешь!

Только найдись, пожалуйста.

«А с другой стороны, мы не обязаны её искать», — пришла на ум звонкая мысль, и перед глазами тут же мелькнул новый кадр.

У-у-ф, нет, Ваше величество, мы обязаны. Да-да, я вижу, что в вашем детстве никто бы не кинулся спасать этого утенка, а просто начали бы готовиться к похоронам остатков в закрытом гробу, но мы-то с вами цивилизованные люди. Куда ее хоронить, если земля мёрзлая? Я копать не стану.

Да и скоро приедет учитель для детей, а у меня в группе недобор. Как я это объясню педагогу?

Последний магофонный звонок из канцелярии был очень сухим, но информативным: «В связи с невозможностью простоя программы образования к Вам направят педагога первой категории для проведения вводных уроков. Просим разместить преподавателя в титуле виконта на вверенной Вам жилплощади. О дальнейших распоряжениях кабинета министров Вам сообщат позднее».

Поэтому со дня на день мы ждем обещанного учителя, а у меня здесь чрезвычайное происшествие. Помахивает издалека дисциплинарным выговором, а то и временным арестом и составлением протокола. Пропажа несовершеннолетней аристократки — это вам не шутки, за такое по головке не погладят. И мне… А это еще что за звуки?

До уха донеслись отчетливые всхлипы.

— Лавиния? — не поверила я, бросившись на плач.

Сосна, береза, лиственница, снова сосна… Вот она!

Под одним из больших разлапистых деревьев сидела сгорбленная девичья фигурка и тихо плакала, неестественно кривясь набок. Сердце ухнуло в пятки, и я кинулась к девушке, торопясь, как на пожар. Леди Галбрейт явно скрючило в неудобной позе, полы шубы лежали на снегу, платок сбился на затылок так, что стало ясно — ребенок в беде.

— Лавиния, — из-за собственных всхлипов юная магиня не слышала моего приближения, а потому резко вскинула голову.

— Это вы? — по красным от мороза щекам катились слезы. — Уходите.

Стоило объехать Снегурочку кругом, и картина открылась полностью: баронесса провалилась одной ногой в снег почти по самый таз, второй же — только до середины бедра и никак не могла выбраться. Неизвестно, сколько ребенок провел в снежной ловушке, рыдая от безысходности, но острое чувство жалости затопило мое сердце. Представляю, какие мысли крутились в её голове! Одна, скованная снегом и холодом, посреди северной глуши, где обитают прожорливые магические твари, и вся надежда на случайный обход местного егеря, чей дом находится незнамо где.

— Давно ты застряла? — присев рядом, я обозрела проблему.

Ученица явно пыталась выбраться сама, дергая ногами, но лишь глубже увязала в холодных «зыбучих песках». Настоящее невезение: застрять так плотно и сразу двумя ногами без возможности раскопать себе путь домой.

— Не знаю, — нервно икнула она и тут же скуксилась. — Оставьте меня в покое! Мне не нужна ваша жалость и помощь, уходите!

— Лавиния, прямо сейчас на твоих щеках появляются белые пятна, — я начала руками двигать снег, примериваясь, как бы позвать Эдгара на помощь. — Это результат обморожения, когда ткани тела начинают отмирать вследствие серьезного переохлаждения. Если ты просидишь здесь еще какое-то время, то в следующий раз мы с тобой увидимся только на твоих похоронах.

Глаза Лави в страхе расширились.

— Вы же не наш настоящий куратор, — невпопад ответила девушка, напуганная перспективой. — Раз школы нет, то и вы не приняли должность. Зачем строите из себя добренькую?!

— Я все еще тетя Аврора, — хмыкнула я, аккуратно разрывая снег вокруг застрявшего девичьего валенка. — И вне зависимости от своей должности не могу бросить маленького человека в беде. Именно так на моем месте поступил бы любой руководитель.

— Вы не ко… — агрессивно начала она, но тут же осеклась.

— Не королева, да. Но запросто могу тебя отшлепать, как скверную девчонку, которая решила назло отморозить уши.

Лавиния посерела. В округлившихся от ужаса очах промелькнуло всё: от грозного «ай-ай-ая» до ладони по попе. Видимо, юная барышня была готова к уборке, домашнему аресту и лишению пудинга на обед — чем еще я могла наказать молоденьких аристократок? Но не к тому, что ее спокойно положат поперек лавки и выпорют за саботаж и попытку самоубийства. А выпороть действительно стоило.

— Твоя подруга права, я все еще здесь главная, — руки автоматически согнули коленку и придержали девчонку, не дав ей упасть. Плененная конечность миллиметр за миллиметром покидала ловушку.

— Откуда вы?…

— Плотнее закрывайте дверь, когда планируете заговор, — лаконично ответила я. — Потяни пятку на себя.

Скорее всего, леди попала в какую-то нору, провалившись по самое не балуйся. Или просто зацепилась за корень, потому что снег вокруг на удивление быстро разлетался в стороны, поддаваясь моим раскопкам.

— Я не вернусь в замок, — снова чуть не плача выдала баронесса. — Не вернусь!

— Потому что там тебя поджидают страшные сковородки и кастрюли?

— Потому что они все будут смеяться надо мной! — с негодованием выплюнула она. — Как же вы не понимаете? Я хотела, чтобы вы раскаялись, чтобы пожалели, чтобы… чтобы…

— Чтобы поняла, какую замечательную и славную ученицу я потеряла? — спросила тихо, подняв голову к плачущей особе.

— Да! А вы меня обратно за шкирку, как нашкодившего котенка! Не пойду! Лучше здесь за… за-ме-е-рзну, — подбородок Лавинии задрожал, и слезы брызнули с утроенной силой.

— Ох, горе моё луковое, — душа старой перечницы не выдержала отчаянных рыданий пубертатной заразы. — Иди сюда, поплачем вместе.

Все равно она не сможет помогать мне вытаскивать ее из плена, пока не успокоится.

Лавиния рыдала, уткнувшись в мою грудь, так больно и горько, что я автоматически начала гладить её по голове. Все подростки, проживая личностный кризис, одновременно бунтуют против заботы взрослых, но отчаянно нуждаются в ней. Амбивалентность социальной потребности нещадно колотит их по голове, бросая из отторжения родительской любви в бесконечную потребность нежности и принятия. Сама как вспомню свои гормонально-подростковые всплески, так вздрогну.