Но соседка, похоже, решила повременить с донесением Дамблдору, раз он все еще вел себя спокойно, и для начала привлекла какого-то знакомого мага, который и шнырял в Косом переулке чуть больше двух недель назад.

«А потом я обнаружился в школе, и… — подумал мальчик. Миссис Фигг он знал неплохо, а потому мог представить ее действия: — И миссис Фигг успокоилась. Раз я тут, то можно сделать вид, что ничего не было».

Вот только визит к Хагриду, даже если лесник не сумеет в точности его передать директору, может зародить в том подозрения. Совершенно ненужные для Гарри подозрения, ведь мальчик собирался как минимум до следующего лета скрывать то, что не планирует возвращаться к Дурслям. А в том, что его попытаются туда вернуть, не сомневался ни сам Поттер, ни его дедушки с бабушками.

— Тебе нужно больше времени для того, чтобы освоиться в мире магии, — говорил ему дедушка за несколько дней до отправления в школу. — А для этого тебе нужна фора, во время которой Дамблдор не узнает, что ты принял титул и открыл Поттер-мэнор. Он должен как можно дольше считать тебя маленьким, глупеньким и зависимым ребенком, который пойдет туда, куда ему скажут. Тебе это выгодно. Если директор будет считать тебя таким, то и присматриваться не станет.

«Но я поступил на Рейвенкло, и уже разбил часть какого-то плана директора», — подумал мальчик, допил чай и поднялся из-за стола.

Впереди был целый учебный день и интересное чтение вечером. А о визите к Хагриду можно подумать в пятницу, во время обеда.

До письма Луны Гарри добрался лишь после занятий, с восторгом проведя в компании декана два часа и порадовавшись тому, что выбрал именно Рейвенкло.

Профессор Флитвик начал с самых азов и объяснял все настолько просто и подробно, что под его руководством было проще простого научиться колдовать. Полугоблин объяснил детям и про ядро, и про потоки, и про палочки — все то, что, по идее, должна была сообщить студентам Минерва МакГонагалл, раз уж у нее занятия стояли раньше, чем уроки чар.

Но к концу первого занятия Поттер заметил, что многие ребята никак не могут сосредоточиться, отвлекаются, а потому и без того понятные объяснения ускользают от них, пролетают над головой. Но хоть Невилл слушал. И то хлеб.

По скучающим лицам мальчик понял, что основы его одноклассники по большей части слышали, а потому не уделяли особого внимания лекции профессора Флитвика, считая, видимо, что могут обойтись и без нее. Просто же и понятно, зачем записывать? Но за простыми фразами крылся огромный смысл.

Так профессор в первые же минуты урока объяснил детям, что до шестого курса они будут учить заклинания, которые в той или иной степени должны получиться у каждого. Для этих чар не была важна сила каждого конкретного волшебника, просто чары могли выйти или совсем слабыми, или достаточно мощными. Данный момент учитель продемонстрировал на примере обычного Люмоса, сначала показав лишь намек на свечение на кончике своей палочки, а потом — яркий шарик света, не уступающий маггловской лампочке.

Упомянул Флитвик и то, что он не будет дословно следовать учебникам, поэтому студентам нужно слушать очень внимательно, не полагаясь только на книги. Как и рассказал о том, что программа обучения построена таким образом, чтобы постепенно раскачивать магическое ядро каждого из ребят. При этом профессор отметил, что в целом студентам достаточно безопасно на данный момент пробовать любое из заклинаний как за первый, так и за пятый курс. Они все маленькие и еще не до конца осознают свою магию, а потому слишком сложные для них чары или просто не сработают, или будут очень слабыми. Но предостерег от разучивания заклинаний из программы ТРИТОН. Те могли быть опасны для студентов с еще малым резервом и слабо развитым ядром.

«Убить не убьет, но можно заработать истощение», — перевел для себя Гарри, который уже знал, что это такое. Ему совсем не хотелось день или два валяться без сил, а потом еще долго чувствовать себя больным. Хорошо хоть в Хогвартсе кормили часто и обильно, и всегда можно было разжиться добавкой, а магия школы стремилась восполнить израсходованный резерв.

После чар была защита, которая не произвела на мальчика никакого впечатления. Профессор Квиррелл при близком знакомстве оказался еще более бледным, заикался и вздрагивал от любого шума. Он диктовал лекцию довольно близко к тексту учебника, лишь иногда что-то добавляя от себя, но пока не производил впечатления опытного и надежного защитника.

Ко всему прочему от профессора довольно сильно воняло. Гарри, не раз возившийся с клумбами тети, уловил не только резкий запах чеснока, но и какой-то гнилистый душок. Похоже воняла здоровенная крыса, тушку которой мальчик нашел прошлым летом под кустом роз, от нее даже кошки миссис Фигг воротили носы и шипели.

Другие дети тоже принюхивались, но вежливо помалкивали. Гарри тоже помалкивал, хотя ему очень хотелось посоветовать преподавателю, если у него проблемы со здоровьем, поискать в Библиотеке книги о духах и их использовании в те времена, когда люди опасались мыться по тем или иным причинам, а не применять сомнительные методы продавцов кур-гриль, чесноком маскирующих испорченный товар.

После такого было очень приятно читать письмо Луны, рассматривать ее рисунки и перебирать присланные девочкой выпуски «Придиры».

Оказалось, юная Лавгуд прекрасно поняла, что мальчик не просто украсил поля письма рисунком, но и зашифровал в нем ее имя, почти скрыв его за цветами и листьями растения, которое первым пришло мальчику в голову, когда он подумал о Луне. В книге по травологии с виду неказистый цветочек скромно именовался Лунником оживающим или Лунной фиалкой, но его описание и изображения занимали целых пять страниц. Особенно мальчика впечатлили семенные коробочки этого растения, которые, высыхая, походили на маленькие серебристые луны. Магическая разновидность Лунной фиалки считалась редкой, многие гербологи мечтали заполучить в свои оранжереи хотя бы один кустик, чтобы потом хвастаться перед другими светящимися в лунном свете серебристо-лиловыми цветами. А уж за семенные коробочки, которые полагалось собирать только после полнолуния (они могли светиться до недели после сбора и в таком виде были незаменимым компонентом ряда успокаивающих зелий), шла настоящая война зельеваров.

Луна призналась, что ее больше интересует фауна, а не флора, но, как оказалось, о последней она знает много всего интересного. Девочка переписала для Гарри пару интересных заметок из имевшихся дома книг, выбирая те, что касались разных растений, способных заряжаться магической силой луны, и рассказала о том, что растет в их саду.

Художницей Луна была гораздо лучшей, чем Гарри, а потому все ее рассказы иллюстрировались акварельными и карандашными набросками. Среди строк с наклоном влево, почти залезая на буквы, высилась темная, похожая на шахматную фигуру башенка среди травяного поля, позади, лишь штрихами и россыпью пятен, маячил сад. На другой иллюстрации Луна изобразила вид на сад из окна своей спальни: зелень, яркие точечки-редиски на грядках, сверкающий среди камней ручей и бесконечная даль полей, будто вблизи вообще никого нет. На других страницах Гарри увидел комнаты в домике, высокое крыльцо с чуть выщербленными и кривоватыми ступеньками, сливу, ствол которой походил на клубок змей, и множество причудливых созданий, о которых Луна рассказала дальше, делясь с Поттером планами своего отца по найму экспедиций в отдаленные уголки мира.

Читая письмо, Гарри чувствовал странное умиротворение и тепло в груди. Он сам не верил, но почему-то мальчику казалось, что Луна — пока единственный человек в мире магии, которому он может всецело доверять. А ведь он общался с ней не больше часа! В отношении других людей он ничего подобного не испытывал.

Обдумывая собственные ощущения, Гарри понял, что постоянно чувствует какое-то давление. Его нервировал всеобщий интерес к личности Мальчика-Который-Выжил: на него таращились во время приемов пищи, в коридорах, шептались по углам. Прежде никому не интересный, Гарри внезапно стал темой для обсуждения №1. Разве что на Рейвенкло дети быстро освоились, а слизеринцы были слишком хорошо воспитаны, чтобы беспрерывно его рассматривать. Барсучата после нескольких дней общих занятий тоже привыкли, но только первый курс. А вот с остальными хаффлпаффцами и гриффиндорцами полным составом Гарри приходилось туго.