Сделав несколько глубоких вздохов, юный волшебник перешел улицу и поднялся по ступеням, на ходу расстегивая мантию и вынимая из кармашков жилетки свои инструменты. Сейчас полагаться приходилось лишь на интуицию и знания артефакторов из рода Певерелл.

Спицей из серебра мальчик аккуратно проколол палец и тут же начал выплетать ею же сложный рисунок, попутно напитывая кровь магией, чтобы получился концентрат. Повинуясь его движениям, темно-красная жидкость не падала на загаженные ступеньки, а повисала в воздухе, плавно скользя по серебру и ложась в рисунок, как нить — стежок за стежком. Когда прихотливая вязь из рун, линий и завитков была закончена, Гарри потоком воздуха оттолкнул ее от себя прямо в дверь — и рисунок тут же впечатался в дерево, прожигая его, как раскаленным клеймом в фут диаметром.

Так входить не было необходимости, дом впустил бы Поттера и без подобных выкрутасов, но Гарри не хотелось в первые же секунды пережить нападение стаи пикси или других мелких вредителей. Именно поэтому он потратил время и «ударил» в своеобразный гонг, предупреждая и запугивая. Это не убережет от всех напастей, но избавит от большей части из них.

Дверь распахнулась со скрипом. Внутрь тут же хлынул поток воздуха, сквозняком шевеля слой паутины на посеревших от пыли обоях. Шагнув вперед, Гарри поморщился — дом изнутри еще больше напоминал утопленника. Сырость, плесень, гарь. А еще тянуло набухшей от воды землей, будто Гарри стоял на краю свежей могилы в дождливый день.

Передернув плечами, мальчик сменил серебряную спицу на собственную волшебную палочку, во вторую руку взял спицу с алмазным напылением — пусть он и не чувствовал реальной угрозы, но место ему с каждой секундой нравилось все меньше, и вошел в дом.

На стенах сами собой зажглись газовые рожки. В их тусклом свете вздувшиеся обои придали длинному узкому коридору вид гигантской кишки какого-то зверя. Идя вперед, Поттер старался не касаться стен и предметов. С портретов на мальчика, не мигая и помалкивая, взирали чем-то разгневанные волшебники. Изображение каждого было подернуто тенью, будто на полотна накинули тончайший черный шелк.

У поворота на лестницу в нише разместились подставка для зонтов, сделанная из ноги тролля, комод и зеркало в золоченой оправе. Амальгама вздулась и частично осыпалась, а чары, прежде державшиеся на зеркале, оборвались в нескольких местах, отчего в отражении коридор, лестница и дверь в кухню вытянулись и причудливо исказились.

С секунду порассматривав свое вытянутое и перевернутое лицо, Гарри отвернулся и пристально взглянул вверх, оценивая состояние лестницы. Интуиция показывала, что искать ритуальный зал нужно в другом месте, так что мальчик решительно проследовал дальше по коридору, мимо кухни, смело углубляясь в непроглядную тьму, не освещенную газовыми рожками.

Люмос на кончике палочки едва разгонял мглу. Та казалась живой и плотной, тянулась к рукам и лицу черными щупальцами ледяного тумана. От холодного дыхания сквозняков в затылок вставали дыбом волоски на коже, хотелось отступить, вернуться в более безопасное место, но Гарри только сильнее сжал палочку и медленно двинулся вперед.

Юный волшебник подносил огонек Люмоса к стенам и видел все те же темно-зеленые в черноту обои с крупным золотистым рисунком, рожки светильников, рамы портретов, на которых сквозь тьму едва проступали фигуры и лица, напоминая больше призраков и монстров из кошмаров, чем людей. Редкие двери с ручками в виде змей не поддавались, хоть и кусали мальчика за пальцы, и недовольно шипели на парселтанге. Выслушивая оскорбления, Поттер шел дальше, шипя не хуже змеи из-за многочисленных ранок от укусов серебряных клыков, пока одна из дверей не поддалась, явив юному волшебнику черный провал и уходящие вниз ступени.

— Подвал? — предположил Гарри и взмахнул волшебной палочкой, вычерчивая петлю: — Люмос Максима!

И в этот миг ему на загривок свалилось что-то большое и холодное, обхватив шею и дернув за волосы. От неожиданности Гарри заорал и качнулся вперед. В свете Люмоса мелькнули длинные пальцы и огромные уши, а потом свет погас, и Поттер со своей внезапной ношей полетел вниз, в густую, как кисель, тьму.

Вальбурга Блэк всегда была сильной. У нее не было иного выхода. Ее отец оказался самым безвольным Блэком, какого она когда-либо знала, а ведь семья даже в сложные времена оставалась одной из самых многочисленных в магической Британии.

Поллукса Блэка обручили с Ирмой Крэбб еще до того, как ему исполнилось одиннадцать. Нареченная к тому моменту заканчивала третий курс и легко взяла в оборот покладистого мальчишку. Это сыграло ей на руку, когда решено было разорвать помолвку и связать Поллукса с девушкой из более выгодной Блэкам семьи. Ирма сделала все, чтобы на семью Крэбб не упал позор от подобного шага. Ее риск и упорство оправдались, а Поллукс Блэк в неполные четырнадцать стал отцом в первый раз.

Столь ранние браки в начале века уже были редкостью, но некоторые волшебники все еще женили детей довольно рано, а Хогвартс предоставлял семейным парам отдельные апартаменты. А потом, когда Альбус Дамблдор упрочил свое положение в школе, заняв место не только преподавателя Трансфигурации, но и заместителя директора, все изменилось.

За несколько лет этот полукровка многое успел испортить в Хогвартсе, прежде по праву считавшемся не просто школой, а маленьким отдельным государством, ни от кого не зависящим. Переписать Устав ему не дали, но при поддержке Диппета Дамблдор довольно успешно внедрил новые правила. Семейное крыло учеников закрыли. А через пару лет — и преподавательское. Отныне ни вступившие брак на последних курсах студенты, ни даже профессора не могли жить с супругами. Тогда довольно значительно сменился состав преподавателей, ведь мужья и жены профессоров не готовы были ютиться в комнатах рядом с учебными классами, а встречи только по выходным многие сочли за ущемление собственных прав. Что уж говорить о возможности ночевки в Хогвартсе посторонних магов: родителей студентов, решивших навестить детей; чиновников и зарубежных гостей.

А после студентам запретили находиться на территории вне учебного года, и все сироты, прежде круглый год жившие в школе, были вынуждены возвращаться к родне или в приюты на лето.

К моменту, когда Вальбурга приехала в Хогвартс, о школе уже начали говорить с пренебрежением. Мало того, что ухудшились условия, так еще и на смену самым компетентным преподавателям пришли те, кто прогнулся под условия руководства. Теперь хогвартский состав педагогов был сборищем стариков и холостяков.

За семь лет будущая леди Блэк возненавидела МакГонагалл, неплохо знавшую предмет, даже сумевшую освоить анимагию, но так и не проникшуюся в полной мере магией превращения. Разругалась Вальбурга и со Слизнортом, дававшим материал так сжато, что многим любителям Зельеварения пришлось заниматься самостоятельно.

Возможно, именно поэтому мисс Блэк прониклась симпатией к нищему полукровке Реддлу, поступившему на Слизерин годом позже. Но привыкшая к независимости, Вальбурга лишь кивала на дельные замечания и предложения безродного волшебника, а не смотрела ему в рот, как наследник Лестрейнджей, и чуть позже — и ее собственный жених.

С Орионом Вальбургу обручил дед, сговорившись с суровым и непреступным Сириусом II Блэком, дедом Ориона. Это было исключительно прагматичное решение, устроившее всех: Поллукс был рад связать свою ветвь рода с главной, его отец не желал отдавать мага крови в другую семью, а дед и отец Ориона посчитали, что Вальбурга сумеет выправить магический потенциал не самого сильного наследника рода Блэк. Но больше всех радовалась Ирма Блэк, чье властолюбие не давало ей жить спокойно.

Почти с рождения Вальбурга выслушивала от матери горы нелицеприятных эпитетов в адрес мужчин рода Крэбб. Если бы не принятые в семье Крэбб правила, Ирма, как старшая дочь, вполне могла наследовать род. Куда более слабый и менее значительный, чем Блэки или Малфои, но она могла стать леди Крэбб. И уже ее муж был бы вынужден войти в ее род. Но правила устанавливали «безмозглые мужчины» Крэбб, и Ирма стала всего лишь миссис Блэк. Да и то, через собственные усилия и жертвы.