Красный огонь делался яростнее, поглощая стены особняка; «Барнадетт» – дом, в котором Люциус искал убежище, обратился в погребальный костер.

Задыхаясь от бега и удушливого дыма, Люк пятился назад под натиском блестящих глаз. В ярком пламени он видел лик дьявола.

Оказавшись в загнанном положении, Люциус покрылся холодным потом. Лоркан медленно и необратимо приближался, но, даже несмотря на радость вот-вот настичь удравшего фамильяра, его лицо оставалось неподвижным и бесчувственным.

– Все мертвы, мальчик мой, – в голосе дьявола звучала непривычная мягкость, словно тот хотел подвести итог безобидной игры. – Тебе необязательно уходить вслед за ними, – в сторону Люциуса протянулась рука, выказывая знак нетерпения или… мольбы?

Люк отступил назад. Еще шагов пятнадцать, и он упрется спиной в стену. Одна только мысль оказаться на пределе безысходности приводила в страх.

– Позволь мне, – из-за Лоркана показался демон, одетый в черное и белое. Винсент.

Приготовившись к атаке на свой разум, Люциус слегка отвернул голову, но голос Лоркана неожиданно развеял риск стать жертвой безумия:

– Не смей, – осадил Винсента хозяин.

Огонь неистово трещал под ними, стекла лопались от жара. Спасение одно – в протянутой руке дьявола.

Но спасение ли?

Люциус обернулся назад и с решительной идеей, что никогда больше не покорится Лоркану, бросился в окно. Уж лучше кануть в пустоте смерти, чем еще хоть раз позволить дьяволу коснуться его.

– Нет! – его нагнал громогласный рев бывшего покровителя.

Сердце замерло перед столкновением со стеклом, но Люциус не ощутил ни удара, ни колючей россыпи осколков. Не уловил характерного звона, не испытал чувство полета. Его поглотила пустота. Черное ничто. Переполошенное сознание все еще было обращено к гудящему огню и истошному крику Лоркана, игнорируя несуразность происходящего.

Люк висел в кромешной темени, пока вдруг с болью не ударился о землю.

Он пробудился в холоде и полумраке, уверенный, что лишился рассудка, и впоследствии лишь убедился в своем помутнении, когда оглядел аскетичную, до жути незнакомую обстановку. До Люциуса туманно доходила мысль, что оказался он нигде иначе, как в гробу, – тесном, мрачном помещении из грубого дерева, завершенном низкой крышей. Образ смерти взволновал воображение демона, отчего тело сковала нарастающая паника.

Может, он взаправду лежал на смертном одре? В бреду разрушающегося сознания?

Люциус пошевелился. Он смог приподняться на локтях и вдруг с удивлением заметил, что падение оставило лишь ноющую ломоту в костях. Боль возродила его к жизни. Приходя в себя, он постепенно вспоминал горящий «Барнадетт», леденящие душу глаза дьявола, и что сам Люциус Страйдер целиком принадлежал демонскому существованию. Когда туман в голове окончательно прояснился, Люк явственно ощутил чье-то присутствие в комнате.

Там, где ночную тьму рассеивал медный светильник, почудилась фигура мужчины. Люк вгляделся пристальнее и в самом деле увидел его – человека, чью каменную неподвижность сослепу можно было принять за мастерски исполненную статую. Незнакомец стоял у открытого кровельного люка, прильнув к телескопу, и не выражал озабоченности вниманием постороннего.

Одет незнакомец был так, как обычно одеваются на деловую встречу или светский прием – в изысканный серый костюм с жилеткой. Ничто не вызывало сомнений в том, что перед Люциусом обычный человек, пока в глаза не бросилась эта странность во внешнем виде – чересчур дорогой наряд для прозябания на чердаке.

Пребывая в абсолютном недоумении, Люциус смотрел на мужчину с вполне понятной боязливостью. Понадобилось еще несколько минут, чтобы кое-как собраться с духом и наконец спросить:

– Какого дьявола здесь творится?

Мужчина не шевельнулся, не отвел глаз от звездного неба, но тем не менее ответил:

– Ты свалился ко мне как гром среди ясного неба. Не слишком умело для межпространственных скачков.

Приятный слуху баритон говорил о незнакомце как об обладателе уравновешенного характера.

– Скачков? – Люциус понял из его слов ровным счетом ничего.

– Мне стоило догадаться, что это первый опыт, – мужчина двинулся, чтобы оставить заметку на пожелтевших станицах записной книжки. – В таком случае неудивительно, что тебя забросило сюда.

Он стоял к Люциусу вполоборота, и лицо его неясно проглядывалось в тени.

– Почему же?

– Потому что моя скромная хижина открыта для подобных тебе – отчаянно ищущих свое место в этом враждебном мире.

– Для обычного звездочета вы слишком много знаете.

– Я такой же, как и ты… почти.

– Скорее из тех, кто держит фамильяров, – пренебрежительно отозвался Люк.

Перо в руке незнакомца замерло на полуслове и от чрезмерного нажима посадило на бумаге чернильное пятно. Плечевые мышцы звездочета напряглись, дав знать, что Люциус задел что-то глубоко личное. Мужчина тяжело вздохнул и, не выходя из состояния оцепенения, глухо промолвил:

– Когда-то да.

В голос его прокралось печальное раскаянье, и прозвучавшие ноты искренности тронули сердце Люка.

– Я Люциус. Люк.

Незнакомец повернулся к нему лицом, являя полные доброты глаза.

– Огастес, – представился он. – Теперь ты расскажешь, что произошло?

Упуская подробности, Люк в общих чертах описал все, что пережил: бегство от Лоркана, поиск помощи в «Барнадетт» – доме, не страшащимся демонов, смерть единомышленников. И совсем умолчал о том, почему именно он остался единственным выжившим. Признаться в том, что Лоркан был фатально одержим Люциусом, язык не поворачивался.

– И ты совершил скачок, – подытожил рассказ Огастес. – Интересно, на что еще ты способен?

– Я не знаю, – обреченно склонил голову Люк, нисколько не покривив душой.

– Тогда тебе предстоит это выяснить.

Сон был коротким и зыбким. Люк уснул на той же койке, сплетенной из металлических пружин, где и обнаружил себя накануне. Матрас оказался жестким и крайне неудобным, а сновидения пугающими и утомительными.

Проснувшись, Люк не сразу вспомнил, где находится. За окнами чердака он увидел небо в нежном розовом свете наступающей зари, и осознал, что с момента «скачка» прошло совсем немного времени.

В сонном молчании дома вовсю бодрствовал Огастес. Он сидел за столом, склонившись над книгой, и отхлебывал горячий чай из стакана. И как только Люциус мог упустить из внимания столько книг? Они были повсюду: занимали столы, высокий стеллаж, громоздились башнями на полу, придвинутые к стенам для устойчивости. Их численность поражала ум того, кто был несведущ в науке, и Люк готов был держать пари, что Огастес прочел каждую.

Немного покачиваясь спросонья, Люциус встал позади Огастеса и обратил взор к окну. Внизу простиралась снежная даль, ограниченная на горизонте темнеющим лесом в громоздких белых шапках. Люк созерцал обманчиво безмятежный мир, который в действительности своей приводил демона в безумие.

Перемещения в пространстве оставались для Люка совершенно немыслимыми.

Он заглянул из-за плеча в книгу Огастеса и узнал текст на латыни. Не найдя содержание интересным, начал осматривать стол. Взгляд приманил затейливый календарь, составленный из деревянных брусочков с вырезанными цифрами. Люк даже было очаровался такой милейшей вещицей, пока не обратил внимание на дату.

– Вторник? – снисходительно ухмыльнулся он над рассеянностью хозяина.

– У тебя зоркий глаз, – уткнувшись в книгу, отозвался Огастес.

Его уверенность сбила с толку, ведь, очевидно, Огастес ошибался.

– Вчера была суббота.

– Да неужели? – Огастес по-прежнему не считал спор достойным того, чтобы отвлечься от чтения. – Ты определенно можешь быть в чем-то умнее меня, Люциус, но я держу в голове не одну разновидность календаря.

Люк нахмурился, усомнившись в собственном здравомыслии. Уж не повредился ли он умом во время перемещения?

Огастес внезапно вскинул голову, словно в минуту безмолвия его настигло гениальное озарение, и обернулся на подопечного. Ясно-голубой оттенок пронизывающих насквозь глаз открылся Люциусу впервые.