Долг и честь

Анна

— Подлей кипятка, Мэри.

Женщина, сидящая на стуле у выхода, вдруг встала и засуетилась. Она выскочила из комнаты и сразу же вернулась обратно, держа раскаленный чайник за ручку при помощи прихватки. Она метнулась через всю комнату и наконец оказалась у чайного столика. Сняв крышечку с носика чайника, пожилая дама аккуратно наклонила его. Струя кипяченой воды, немного расплескиваясь, падала в чашку, волнами разливаясь по ее белой фарфоровой стенке. Наполнив чашку практически до края, женщина медленно вернула чайник в вертикальное положение, поместила крышечку на носик и, уже было собралась уходить, как вдруг её остановили.

— Налей и себе чаю. Ты выглядишь напряженной.

— Да, мисс. Вы правы.

Женщина взяла рядом стоящую чашку и наполнила её свежим горячим чаем. Как только кипяток намочил листья, по всему помещению тут же развеялся нежный аромат мяты. И если для пожилой женщины он был мягок и приятен, то для молодой женщины, сидящей в широком кресле, скорее казался резким и в какой-то мере даже горьким. Но вместо того, чтобы показать свою неприязнь, она лишь на секунду прикрыла глаза и нахмурила брови. Вполне возможно, что эти эмоции были скорее связаны с чем-то иным, чем простой запах мяты. Но эту мысль девушка сразу же отбросила, не желая зацикливаться на ней.

— Чудесный чай, — довольно сказала пожилая женщина, медленно водя носом по воздуху рядом с чашкой.

— Пожалуй, Мэри, — ответила девушка и поставила свою чашечку на столик.

Старушка ласково улыбнулась и опустила глаза. Она без труда заметила отрешенность и тишину в мыслях уставшей девушки. Мэри знала о ней всё. Она видела, когда та грустила или радовалась, плакала или смеялась, без умолку говорила или, напротив, закрывалась в себе. И сейчас был именно тот самый последний случай. Мэри поставила свою чашечку с ароматным чаем и обратилась к девушке.

— Что-то не так с чаем, Анна?

Девушка бросила взгляд на чашку, протянула руку, но не успев коснуться пара, отстранила её.

— Он слишком горячий.

— Вы боитесь обжечься, моя дорогая. Но ваша проблема слишком преувеличенна. Добавьте холодной воды.

— Говорят, разбавлять чай — плохая примета.

— Тогда бросьте кубик льда.

Анна издала тихий смешок, и Мэри тут же ответила на него искренней улыбкой. Старушка впервые за очень долгое время увидела проблеск радости в лице Анны.

— Ты всегда находишь верное решение, Мэри. Хотела бы я владеть твоей мудростью.

Мэри засмеялась и встала со своего места. Поправив шпильки, торчащие из пучка кудрявых светлых волос, прихлопывающими движениями, старушка осмотрела чайный столик и, заметив беспорядок, начала раскладывать всё на свои места.

— Мудрость — участь стариков. А вы, моя дорогая, в силу своей юности, обязаны совершать ошибки. Это верный и, пожалуй, единственный путь к мудрости.

Закончив уборку, пожилая женщина взяла уже немного остывший чайник и направилась на кухню, чтобы закончить оставшиеся дела.

— Мне будет не хватать тебя, Мэри.

Услышав грустный тон в словах молодой хозяйки, домработница остановилась и с доброй печалью ответила Анне:

— Ну что вы, моя дорогая. На нашем расставании жизнь не закончится. Если что-то должно произойти, то, боюсь, избежать этого не удастся.

Мэри, убедившись, что сумела подобрать верные слова, оставила Анну наедине с собой. В суете готовя ужин и одновременно убираясь на кухне, старушка напивала старую немецкую песню. Она сопровождала ее каждый день с самого первого рабочего дня в доме родителей Анны Шарон.

Мэри была свидетелем появления в доме малышки Анны. Она видела, как та росла и развивалась. Мэри наблюдала за ее первым смехом, первыми шагами и большими успехами. Она была рядом с девочкой и в самые тяжелые времена. Старушка успокаивала Анну, когда та потеряла мать и отца. И теперь, когда девушка в свои семнадцать лет лишилась и старшего брата, Мэри была рядом.

Но уже наступало время прощаться. Закончив все свои дела в доме, Мэри простилась с любимой хозяйкой и переступив порог, навсегда покинула уже давно родной дом.

Оставшись в огромном семейном доме совершенно одна, Анна почувствовала кожей холод. Он пронизывал стены, пол, белую лестницу, ведущую в ее комнату. Каждый уголок. Все было окутано холодом. И было не понятно, толи виновником было открытое настежь окно, толи отсутствие людей. Всё вокруг казалось лишенным цвета. А вместе с тем и души. Всё опустело. Дом был словно кладбище для старых детских воспоминаний. И, казалось, единственным светом в кромешной темноте являлась полка с семейными фотографиями.

В каждой рамке были заключены дорогие Анне люди: мама, папа, брат, сестра и остальные родственники. Каждый день, с момента гибели брата, Анна, оставаясь наедине с собой, проводила особый ритуал. Она обеими руками сжимала каждую фотографию по очереди, словно стараясь не обидеть память о близких людях. Она скучала по ним. Боль утраты была сильна. И сильнее была лишь ненависть, которую девушка испытывала к убийце. Больше всего на свете Анна желала справедливости.

Справедливость.

Как много, казалось, смысла в этом слове. Если верить словарю, то справедливость — это беспристрастное, справедливое отношение к кому-либо, чему-либо. Казалось бы, что тут сложного. Надели каждого человека, судящего другого, справедливостью или вернее сказать объективностью мыслей. Надели каждого человека справедливостью в плане отношения к нему. И если так случится, что все мы станем следовать этой идеальной системе, вероятнее всего столь желаемая справедливость восторжествует.

Но Анна Шарон не верила в существование такой системы. И её можно было понять. К своим семнадцати годам несчастная лишилась матери и отца. Ее последним и, можно сказать, близким человеком был Марк Шарон. Еще с малого возраста Анна знала, что её старший и единственный брат унаследует отцовскую должность. Но Анна даже в самых страшных мыслях не могла представить, что уже спустя год после того, как Марк возглавит семейное дело, его будет ожидать ужасная, неестественная смерть. И самым страшным в ней, пожалуй, было то, что она была осуществлена рукой своих же товарищей. Они отвернулись от юного и неопытного главы и переметнулись на сторону сильного, амбициозного и опытного человека, знающего своё дело.

Теодор Левин. Анна часто слышала это имя. И каждый раз, когда приходилось этому случиться, происходило что-то плохое. День, когда стало известно о смерти брата, она возненавидела всем сердцем. Анна знала, что значила смерть Марка для ее жизни. Девушка понимала, что отныне она одна. Её последняя надежда на свободу покинула этот мир вместе с юным Марком. Теперь она была игрушкой Теодора. Его очередным трофеем. И Анна знала, что он придет за ней, чтобы забрать и поставить новую игрушку на витрину. Туда, где ей самое место.

Анна решила встретить свою судьбу с достоинством, высоко подняв голову.

На следующий день, вечером, когда солнце касалось горизонта, окрашивая облака в багровые оттенки, двери дома Анны Шарон были открыты. Анна сидела в коридоре, устроившись на кресле, которое днём ранее вытащила из комнаты почившего брата. Её поступок буквально кричал о нежелании юной девушки повиноваться незнакомому мужчине, всегда смотрящему на окружающих с высоты. И, казалось, он ставит себя так высоко, что с трудом может увидеть, что происходит внизу, под его собственными ногами. Люди вокруг него были муравьями. Мелкими. Жалкими. Незначительными.

Будучи ребенком, то есть около пяти лет назад, она знала о существовании Теодора Левина. Известность опережала его и тогда. Он славился своим умом, независимостью, опасностью.

Сидя у распахнутого окна, Анна рисовала в голове картину того, как в ее дом вламывается человек, отвратительный как снаружи, так и внутри. Она видела его красные, полные злости, ненависти и яда глаза. Она слышала его сопящее дыхание, словно исходящее от старого мопса. И сама мысль о сравнении мужчины с собакой заставляла Анну ненавидеть происходящее. Она мечтала раствориться и исчезнуть на всегда, не оставив после себя ничего.