Сигнал к битве не давали долго, будто маринуя нас на ристалище. Впрочем, причиной тому был недуг Графа, которого спустили вниз при помощи лифта с ручным блоком поднимания. Оказавшись на земле, граф благодарственно махнул одному из своих слуг, который своими руками спускал деревяную платформу при помощи установленного на балке блока. Активно работая руками, он заехал на небольшую платформу перед ристалищем, где его уже ожидали парочка слуг, одним из которых был уже знакомый седовласый десятник. Удивительно, но граф старался передвигаться без чьей-либо помощи, оборудовав для этого свой замок. Такая целеустремлённость меня сильно удивляла и вызывала неподдельное уважение.

- Я, своим именем и именем моего рода, объявляю суд поединком. Оказалось, что наш гость, которого мы приняли за жертву кровавых налётчиков, сам оказался не чист на помыслы. Дварф Таклин оказался работорговцем, продавшим южным бандитам честного человека, помогшего нам расправиться с разбойничьим главарём. Сражайтесь сегодня и пусть Белый Двор упокоит виновного.

Едва успел сорваться последний звук с уст прикованного к коляске графа, как низкорослый дварф рванулся в атаку. Внешне он выглядел как небольшой, но крепкий камень, способный выбить не только сбить меня с ног и разбить толстую стену. Атаковал он быстро, широко размахивая своим тяжёлым фальшионом. Отражать удары были далеко не просто, но сейчас мне это удавалось, принимая каждую атаку бородатого на умбон своего щита, постоянно контратакуя, стараясь отыскать правильный темп боя.

Наверняка со стороны такая битва выглядела очень забавно. Росту в дварфе было сантиметров этак сто двадцать, отчего мне приходилось накланяться, чтобы достать своего противника, внося в каждый удар всю свою силу, а у дварфа вовсе не было возможности достать меня тесаком в голову. Вот и приходилось нас плясать по ристалищу, обмениваясь ударами, не достигающих цели.

Я чувствовал, что после тренировок с Агнаром значительно лучше себя чувствую во время битвы. Теперь я не рвался в атаку, экономил силы и постоянно отгоняя своего противника на подходящее расстояние. Как оказалось, я сильно возвысил боевые навыки дварфа. Он постоянно атаковал, растрачивая силы. Впрочем, даже малейших признаков усталости в его быстрых движениях не наблюдалось. Дварф продолжал пытаться наседать, постепенно отгрызая у меня кусочки щита.

Под звон клинков и одобрительные крики собравшихся слуг графа Роберта, я стал концентрироваться, приготавливаясь к окончанию поединка. Уж слишком сильно мне хотелось стереть нахальную улыбку с уст дварфа.

Я ударил ногой в щит Таклина. Удар вышел знатным и дварф шелохнулся, сделав несколько шагов назад, позволяя мне сбросить всё свою оружие не песок ристалища. Освобожденные ладони я сразу же направил в сторону бородача, активно пытающегося вернуть себе равновесие. Я вспомнил всю ту ненависть, которую испытывал к этому низкорослому существу и между пальцами принялись бегать мелкие электрические разряды. Я ощущал, какая же сила храниться в этом заклинании, а потому дал волю чувствам. Голубые росчерки разрезали небольшое расстояние, между нами. Целый сноп молний ударил в щит Таклина, сразу же распространившись по его небольшому телу. Бородач рухнул на землю, скрючившись от тысячи и тысяч мелких разрядов, которые заставляли мышцы его тела одновременно сжиматься и разжиматься. Видя его страдания, чувствуя боль его тела, я продолжал отправлять в него молнии, насыщающие воздух озоном и всё сильнее нагревающие кончики моих пальцев. Было больно, но боль мою значительно снижали страдания, испытываемые предателем дварфом. Я ощущал, как заклинание высасывает из меня силы, словно выпивая их через трубочку, но не был в силах остановиться, ведь злость будоражила все мои чувства.

В один момент дварф перестал дёргаться, а из ладоней моих перестали лететь преломляющиеся молнии. В груди низкорослого мошенника была глубокая рана, края которой запеклись от температуры молний. К тому моменту соображал я туго, едва ворочая мысли внутри черепной коробки. Я уже не слышал криков воинов, не слышал одобрительного рыка Гауха и на всё сейчас было плевать. Медленно оседая на пол, я испытывал лишь радость от свершившейся мести.

Плаванье на корабле для меня было очень необычным и даже несколько неприятным времяпрепровождением. Пусть я и не испытывал морской болезни, но даже так приятного было маловато. Нам придётся преодолеть без малого тысячу километров по морской глади, а корабль это далеко не то место, где есть приличное количество развлечений.

Как бы это не было удивительно, но местные мореходы, использовали не просто быстрые парусные суда, а галераподобные суда. Пусть они проигрывали в массе перевозимого груза и скорости, но имели одно большое преимущество – манёвренность. Чисто парусные суда не смогли бы маневрировать между многочисленных остров, которые были тут и там натыканы по всему Сигийскому морю. Часто приходилось действовать столь ювелирно, что местных кормчих и капитанов можно было назвать этакими хирургами от мира мореплавания. Я воистину восхищался их мастерству, когда они лавировали между пологими берегами россыпей островов.

Часто мы встречались с множеством мелких судов. Часть из них была точно такой же, как и мы, представляя из себя торговые суда, тогда как наше, другие занимались рыбным промыслом, тогда как третьи представляли из себя почтовых курьеров, передающих информации между клочками суши. От последних зависело очень многое, поскольку важно было вовремя оповестить жителей соседних островов об приближающейся угрозе, поскольку жители многих прибрежных районов не гнушались проводить прибрежные рейды на землях других властителей. В порядке вещей было купцам снарядить несколько кораблей с горячими головами, отправить их на противоположный берег Сигийского Моря, после чего получить свою часть прибыли от рейда. Схема вполне себе смахивали на новгородскую ушкуйническую или даже систему у куда более современных мне сомалийских пиратов, пусть и с некоторыми изменениями.

Долгое время мы скучали. Сложно было даже примерно представить сколько займёт такое плавание, поскольку ветер то начинался, и моряки поднимали большой парус, то заканчивался и вновь приходилось налегать на вёсла. Скорость была полностью не постоянной, а потому нам оставалось только ждать. Всё же, скорость плавания практически по прямой была значительной большей, чем на коне по берегу далеко не маленького моря, а потому оставалось только мириться со скукой.

Вот только даже на море случались казусы, которые значительно украшали долгое плавание по главнейшему из морей этого мира. Из-за одного из множества пустых от людей островов вынырнул корабль. Обычная такая галера, мало чем отличающаяся от любой другой торговой или военной галеры, много которых мы успели увидеть за время путешествия по морю, но была одна значительная частичка, которая сразу же вызывала сильнейших страх у любого моряка, который отваживался выходить в Сигийское море. Этой частичкой был поднятый чёрный парус, на котором была вымалевана голова муравья с большими жвалами.

- Король Муравьёв! – закричал моряк, дежурящий в «вороньем гнезде».

Этот крик вызвал у всех других мореплавателей сильнейшую из паник, а удары по барабану, создающим темп для гребцов, значительно ускорился. Бойцов на галере у торговца, который великодушно согласился нас подвезти, было уж очень немного. Всего-то полтора десятка, не учитывая нашего отряда. Это, мягко скажем, очень и очень мало, особенно учитывая тот факт, что обычная военная галера Сигийского моря держала на своём борту от одной до двух сотен воинов. Даже если представить, что Муравьиный Король не сумел собрать необходимое количество солдат, то и в таком случае количество солдат было кратно больше нашего. Особенно досадовал тот факт, что пираты в отличии от нас умели биться на постоянно шатающихся палубах кораблей. Всё же, биться на твёрдой поверхности было куда как сподручнее, тогда как даже ходить по палубе приходилось в раскорячку.