– Не знаем, – отвечаю. – Возможно придут позднее. За ними погнались гумендовцы и всё зависит от того, оторвались они или нет.
– В следующий раз, – говорит, – привяжу каждого к дереву и выпорю. Я здесь старейшина. Я решаю, как поступать жителям. Кому можно рисковать жизнью, а кому нельзя.
За спиной старосты начинает собираться толпа. Они посматривают на нас удивлённо и восторженно. Ещё бы: отправиться в поход против Гуменда, чтобы спасти друзей. На такое решится либо очень храбрый человек, либо полный кретин.
И что-то мне подсказывает, что нас не воспринимают как кретинов.
– А это кто? – спрашивает Шиба. – Зачем вы фаргаровцев притащили?
– Они были в плену у Гуменда, мы не могли их бросить.
– Всех ко мне в дом, – приказывает.
Заходим в деревню и вижу дочерей и сыновей Чемпина, выстраивающихся небольшой группой.
– А где папа? – спрашивает мелкая девчуля, Юния.
– Скоро придёт, – говорю и сглатываю ком.
Надеюсь, что так.
С другой стороны к нам бежит Илея, красная, зарёванная. Понимаю её: сначала похитили сына, затем ушёл муж в самоубийственный поход, а следом ещё два сына в самоволку. День назад семья состояла из шестерых человек, а теперь осталось только двое: мать и дочь.
Она подбегает к Вардису и начинает его целовать, затем переходит к Бугу и ко мне. Плачет, пытается что-то сказать, но не может сосредоточиться и ревёт ещё сильнее.
– Идём в дом, – говорю.
Через несколько часов на входе в деревню появляется Чемпин. Мрачный и задумчивый. С его точки зрения поход не удался: он попытался вытащить детей из клетки, но его заметили и прогнали. В немой скорби вошёл в Дарграг, присел рядом со своими детьми и расплакался. Слёзы катятся по чёрной бороде.
Вардис и Лира бегут его обнимать, поскольку роль мужчины в их освобождении была даже более значимой, чем наша с Бугом и Хобом. Чемпин удивлённо смотрит на них, не понимая, как такое возможно.
Ещё через час вернулся Холган. На лице – кровавое рассечение от лба до подбородка.
Игнорируя всех, он направился в дом и был очень удивлён, увидев Вардиса, запихивающего в рот скорпионье мясо.
– Как? – только и спросил он.
Пришлось всё ему объяснять: как мы отправились в поход вслед за ними, как воспользовались суматохой, чтобы вытащить Лиру с Вардисом, как бежали обратно, опасаясь преследования. Про сражение с дикарём умолчали.
– Папа, – спрашивает Буг. – Что это была за тварь, состоящая из крови?
– Не знаю, – говорит. – Но она дала гумендовцам какие-то странные силы: они раз за разом поднимались, даже после смертельного удара.
– Да уж, – шепчу.
Поход закончился как нельзя лучше: все целы, да ещё и других пленников спасли. Засыпаю с красной жемчужиной в руке и наутро у меня уже две здоровые фаланги на месте мизинца. Ещё один день и он восстановится полностью.
Стоит расспросить об этой жемчужине и узнать, существуют ли другие, такие же.
Глава 20
Стою с ведром воды напротив дома Гаспара. Он ещё не успел проснуться, а я уже тут.
Мне не просто нужен Гаспар в учителя – я хочу, чтобы он стал учителем для всех. Дарграг должен превратиться в боевую деревню, чтобы жители могли дать отпор кому угодно и отправиться в вылазку на ту сторону хребта, если понадобится. Не обязательно сражаться, но уметь держать копьё и щит нужно всем.
Мы не должны бояться диких племён с другой стороны хребта, мы должны их подчинить.
Именно поэтому я стою с ведром воды рядом с домом одного из стариков.
В этом деле главное – уверенность. Когда Гаспар проснётся и посмотрит в окно, он должен увидеть безмолвный силуэт, стоящий до неестественности неподвижно. Этот жуткий образ отпечатается у него в голове. Только так он поймёт, что другого выхода у него нет.
А выхода действительно нет. У меня грандиозные планы и нельзя позволить их разрушить из-за лени какого-то старика.
– Ну давай же, просыпайся.
Утренняя прохлада – единственное время суток с комфортной температурой. Днём – жара, ночью – слишком холодно. Деревня медленно приходит в себя после ночи. Первые жители появляются во дворах, потягиваясь и позёвывая. Видят меня, машут рукой, машу им в ответ.
Странное чувство – знать каждого в округе. В городе всё по-другому.
Вскоре появляется и сам Гаспар, хромает на одной ноге, упираясь костылём. Останавливается, поворачивается в мою сторону, мы смотрим друг на друга через забор на удивление долго, словно двое старых знакомых, встретившихся в случайном месте много лет спустя.
Подхожу к его калитке, он подходит с обратной стороны. Передаю ведро.
– Вода, – говорю.
– Спасибо, – отвечает.
Разворачиваюсь и иду в обратную сторону.
– Кстати, – говорю, оборачиваясь. – Сегодня вечером за пределами деревни начинаются тренировки. Мы сделаем всё, чтобы подготовиться к возможной атаке врагов. Хочешь поучаствовать – приходи. Не хочешь – справимся сами.
Конечно же, Гаспар пришёл.
Вечером за пределами деревни собрались мы с братьями, Лира, Хоб, который сбежал из-под домашнего ареста – ему запретили выход на улицу в наказание. И ещё Брас, старший сын Чемпина. Полдюжины подростков неподалёку от стадиона: мы будем упражняться с оружием, пока половина Дарграга гоняет мяч.
Выхожу перед остальными, становлюсь на небольшое возвышение и говорю громко, чтобы меня все услышали:
– Ребята, вы все знаете Гаспара. Не только как мастера по производству флейт, но и как опытного воина. Он сейчас вам расскажет, зачем мы тут собрались.
Спускаюсь с возвышения, подхожу к Гаспару.
– Я их разогрел, – говорю. – Можешь выйти и всё рассказать.
– А что говорить? – спрашивает удивлённо. – Я и сам не знаю, зачем пришёл.
Опытный воин в панике. Пусть он и знает, как обращаться с копьём, зато ни разу не произносил речь перед воодушевлёнными учениками.
– Это, – говорит, поднявшись. – Я Гаспар.
Хлопаю в ладоши, остальные неохотно поддерживают.
– Я пришёл, потому что меня попросили... но не только. Ещё и потому, что нужно. Дело это правильное... да, пожалуй, что так.
– У! – кричу. – Молодец!
Гаспар совсем смешался, смотрит на свои ногти, не знает, что говорить дальше.
– Драться – неблагодарное дело, – говорит. – Если бы я мог сделать так, чтобы люди все проблемы решали беседой, я бы так и сделал. Зачем драться, когда можно всё обсудить...
Осматривает нас и тяжело вздыхает.
– Только не всё происходит так, как мы хотим, верно? Иногда приходят люди из-за хребта, чтобы грабить и убивать. И ничего с этим не поделаешь, не сядешь за стол переговоров, поскольку они не воспринимают нас как людей. Для них мы – скот, прямо как марли. Мы тут тихо-мирно пасёмся, а они приходят и похищают для каких-то своих целей.
– Верно! – говорю.
Гаспар смотрит на меня с раздражением.
– Что верно? – говорит. – Ничего не верно. Нельзя быть слабаками: слабаков все презирают, используют, убивают. Дед говорил мне, что когда-то мы с Фаргаром воевали на равных и они боялись переходить хребет, поскольку это гарантированно означало пинок под зад и унижение. Это была наша земля, мы ей правили, никто не заявлял на неё права. А что сейчас? Отгородились стенами и трясёмся, представляя, что будет, если они придут.
– Надо дать Фаргару бой! – кричу.
– Нет, не надо, – отвечает. – Их больше, они любят сражаться, каждый мужчина в их деревне – воин. А у нас что? Пять подростков с палками?
– Шесть, – говорю. – Пока что.
А ещё, скоро у каждого появится качественное оружие. Посмотрим, как на это отреагируют люди за хребтом.
– Короче, – говорит. – Хотите научиться сражаться – ваше право. Но помните, что боевые навыки стоит использовать лишь в крайнем случае. Если ходить по округе и кричать, что лучше всех владеешь копьём – на копьё же и наткнёшься.
Гаспар раздал каждому по копью без наконечника из деревенской оружейной.
– А теперь, – говорит. – Первое занятие. Боевая стойка.