С яростным шипением он приседает на полусогнутых коленях и мчится ко мне с костяным клинком впереди. Я поворачиваюсь вбок и оружие задевает моё плечо. Мы с дикарём летим на землю в обнимку. Буг прыгает сверху, прижимая нас обоих к земле и не давая наносить удары друг другу, а Хоб наконечником копья тыкает дикаря куда попало, не глядя.

В ноги, в бок, в голову. Я слышу ужасный стук кремня по черепу, когда оружие стучит по кости не в силах пробить.

Дикарь яростно орёт, стараясь сбросить с себя меня с Бугом, но у него не получается. Он пытается ударить меня клинком, но движения руки хватает лишь чтобы разрезать одежду.

В какой-то момент клинок Хоба попадает в ухо дикаря, а затем в глаз. Тот извивается, вращается, стараясь вырваться из захвата, а затем поворачивается так, что хватает ногами Буга. Он начинает душить моего брата ногами, а меня руками.

Хоб лупит его всё яростнее, с каждой секундой на теле дикаря остаётся меньше целых участков тела: всё в небольших порезах и серьёзных ранах.

В глазах темнеет, стальные руки дикаря сжимают мою шею, костяной нож щекочет грудь. Я почти теряю сознание, когда его хватка слабеет.

Кажется, удары Хоба всё же его достали.

Поднимаемся, смотрим на светящееся тело внизу. Всё в крови: дикарь, мы, место схватки. Этот тип оказался живучее, чем мы думали.

Хоб поднимает факел, лежащий рядом.

– Наконец, – говорю. – А теперь пойдём.

– Эй! – кричит Буг остальным. – Идём!

Стоит нам отойти в сторону, слышим шелест: дикарь медленно поднимается на ноги. У него больше нет глаз, ухо держится на куске кожи, горло вспорото, дыра на уровне сердца, грудь и ноги в дырках. Но он всё равно поднимается и даже не качается от потери крови. Стоит крепко и всё так же крепко сжимает костяной клинок.

– Что? – вздыхает Хоб. – Да когда же он сдохнет?

– Это всё их кровавый бог, – потрясённо шепчет Буг. – Это он не даёт ему умереть.

– Значит нам придётся умертвить его так, чтобы он не встал.

Снова ходим вокруг дикаря с протянутыми наконечниками копий. Тот вращается вокруг своей оси, прислушиваясь к нашим шагам.

– Двигайтесь тихо, – говорю. – Он ничего не видит.

– Та же тактика? – спрашивает Хоб. – Двое отвлекают, один нападает?

– Немного другая, – говорю. – Все втроём издаём громки звуки, имитируем нападение, но атакует тот, что сзади.

Хоб начинает топтаться, стуча ногами по земле, я имитирую его движения.

– Улю-лю, – кричу.

– Нападай, урод! – кричит Хоб.

– Мы тебя на куски порвём! – поддерживает Буг.

Пока дикарь пытается понять, откуда пойдёт атака, Буг бьёт его ногой в спину и тот падает. Мы снова бросаемся на мужчину втроём, прижимаем костяной клинок к земле и колотим, избиваем не только оружием, но и кулаками, ногами. Несмотря на наше многократное преимущество, ответить дикарь всё-таки смог: он схватил мою руку, поднёс её ко рту и вцепился зубами.

Кричу от боли, пытаюсь вырваться, но острые зубы дикаря всё глубже погружаются в кожу. Он трясёт головой, как собака, вцепившаяся в кость. Несколько секунд и он дёргает голову на себя, а вместе с ним остаётся мой мизинец.

Со страхом и болью отскакиваю назад, держа перед собой изуродованную руку. На правой ладони осталось лишь четыре пальца.

– Держите его! – кричит Буг.

Мы с Хобом прижимаем дикаря к земле, я налёг на правую руку, Хоб – на левую. Нашего веса едва хватает, чтобы удержать его. Буг отходит ненадолго и тащит на этот раз огромный валун.

– Осторожно!

Он бросает камень на голову дикаря с хлюпающим звуком и на этот раз мужчина точно не встанет. Конечно, если он не умеет передвигаться с расплющенной головой.

– Кажется, всё, – говорит Хоб.

– Да, наверное, – подтверждает Буг.

Татуировки мужчины продолжают светиться в темноте. Выглядит так, будто дело не закончено.

– Или встанет? – спрашиваю.

Стоим втроём над дикарём и не знаем, что ещё сделать, чтобы остановить его. Смотрю на костяной клинок – тот сияет лёгким красноватым светом в ночи, раньше я этого не замечал.

Наклоняюсь, чтобы подобрать оружие – клинок неожиданно исчезает, не оставив и следа, испарился словно состоял из дыма. Лишь красная светящаяся бусина осталась на его месте.

Держу её на ладони, перекатываю между пальцами. По размеру как жемчужина, но прозрачная, с клубом красного вещества, переливающегося внутри. Она испускает слабый красный свет. Бросаю её в мешок с едой.

Стоим ещё минуту над дикарём, ждём, поднимется ли. Татуировки со временем начинают сиять все тусклее, мужчина не поднимается.

– Значит, без головы не встанет, – констатирует Хоб.

– Вот и хорошо, – отвечает Буг. – Значит никого больше не похитит и не убьёт.

– А теперь бежим, – говорю. – Пока гумендовцы не хватились пленников.

Мчим со всех ног вдоль хребта к тому месту, где мы его переходили.

Ночь переходит в день, а за ним наступает вечер. Наши запасы провизии и воды истощены, мы устали, почти валимся с ног, откушенный палец ноет и кровоточит, а впереди ещё переход через горы.

Путь через чёрный хребет, которым мы шли, опознать можно по небольшой ложбинке у подножия: подняться по ней в горы проще всего.

У самого подножия гор, Хоб спрашивает:

– Этих куда? – указывает на девочек.

– Они из Фаргара? – спрашиваю.

– Там все светловолосые и грязные. Мы не можем отвести их туда – нас схватят и превратят в рабов до конца жизни.

– И что ты предлагаешь? Бросить их тут?

– Нет...

– Тогда что? – спрашиваю. – Какой у нас выход?

– Ведём их к нам, – говорит Лира. – Накормим, отмоем и решим, что делать.

– А женщина? – спрашивает Хоб.

Смотрим на светловолосую женщину, полностью потерявшую волю к жизни. Она как зомби: следует за нами, не произнося ни слова. На вид – где-то под сорок, но как здесь разберёшь.

– Как зовут? – спрашиваю.

Никакого ответа. Смотрит перед собой, отстранённо.

– Хотите пойти с нами или остаться здесь? – спрашиваю.

Смотрит перед собой.

– Ведём её с нами, – говорю.

Поднимаемся в горы и устраиваем привал наверху, в небольшом кармане между скалами, где нас не найдут возможные преследователи. Поскольку факелов у нас больше нет, передвигаться в темноте невозможно.

Устраиваемся на ночлег, кладу опустевшую сумку под голову как подушку. Осматриваю свою четырёхпалую ладонь и надеюсь, что в рану не попала зараза и не придётся ампутировать руку целиком.

Достаю красную жемчужину и рассматриваю её перед сном. Где дикарь её нашёл? И как выглядит моллюск, который её сделал?

Засыпаю, сжимая кругляш в руке.

Всю ночь мне снятся кошмары, один страшнее другого. Кровавое существо, нависающее надо мной, оно смотрит на меня и смеётся. Наутро с удивлением обнаруживаю, что мой мизинец начинает отрастать: восстановилась одна из трёх фаланг. Вчера вечером её не было, это совершенно точно.

Смотрю на красную жемчужину. Уж не её ли это дело?

Вышли мы ранним утром и к обеду путь через горы был завершён. С высоты чёрного хребта смотрим на Дарграг внизу и с облегчением выдыхаем.

Конец пути.

Задача выполнена.

Надеюсь, Холган и Чемпин ушли от погони и вернутся позднее.

– Не бойтесь, – говорит Лира трём светловолосым девочкам. – Никто вам тут вреда не причинит.

Однако девочки и так не боятся. Фаргар – агрессивная деревня, его жители не растут в постоянном страхе перед другими людьми.

Приближаясь к деревне, мы слышим крики за частоколом. В дозоре стоит Крет, в его руках лук, стрела на тетиве, но в нас не целится, следит за приближением.

Вскоре врата распахиваются и выбегает Шиба. Он приближается к нам, осматривает Хоба, а затем хватает его за воротник и толкает в сторону деревни.

– Иди домой, – говорит. – И чтобы никуда не выходил.

Затем осматривает нас, Вардиса, Лиру.

– Спасли, значит. А где Холган и Чемпин?