Ее рот слегка приоткрывается, но Ева не издает ни звука. Кажется, что она борется сама с собой, устремляя взгляд куда-то за мое плечо.

— Хочешь, чтобы я спланировала ужин в честь твоей помолвки? — недоумевающе произносит она.

— Ну, я не знаю, можно ли назвать это ужином в честь помолвки, но да, полагаю, что так и есть. Ты всегда была рядом со мной. Я не понимаю, почему ты выглядишь столь удивленной. Я думал, ты будешь рада за меня.

— Удивленной, — повторяет она тихо, почти про себя. Затем, словно выйдя из транса, она расправляет плечи и смотрит мне прямо в глаза, — отлично. Я спланирую ужин.

— Правда? — меня охватывает облегчение, хотя в ее тоне чувствуется оттенок замешательства.

— Правда, — подтверждает она, но в ее карих глазах сохраняется твердость, которой раньше не было. Это разочарование? Злость? Нечитаемое выражение лица вызывает во мне волну неуверенности.

— Спасибо, Ева, — я протягиваю руку, и на секунду заколебавшись, опускаю ее обратно. Пространство между нами внезапно кажется пропастью, настолько большой, что я не в силах ее преодолеть.

— Конечно, — ее быстрая улыбка, кажется механической и натянутой, — любовь всегда достойна праздника, верно?

— Верно, — повторяю я, но во рту от этого слова привкус горечи. Почему у меня такое чувство, будто я только что потерял что-то ценное, о чем даже не подозревал? — всё в порядке?

Она кивает слишком быстро.

— Да, всё в порядке. Увидимся.

— Ты не хочешь остаться и поужинать со мной?

Ее внезапный уход вызывает тревогу в моей голове. Она качает головой.

— Я только что вспомнила, что у меня есть кое-какие дела.

Я стою и беспомощно смотрю, как она направляется к двери. Когда она выходит, я отношу блюдо на кухню и разогреваю духовку, как было указано, — простая задача, которая дает моим рукам возможность заняться чем-то, пока в голове беспорядочно роятся мысли. Реакция Евы на планирование ужина в честь моей помолвки с Джией была не такой, как я ожидал.

Я прислоняюсь к столешнице, скрестив руки на груди. Обижается ли она на то, что я нашел кого-то, пока она всё еще одинока? Возможно, она ревнует. Эта мысль мучает меня, терзая мою совесть. Стоит ли мне играть в сваху? Это территория Амелии, даже мысль об этом заставляет меня съеживаться, но Марко уже давно обращает внимание на Еву, так что, возможно…

Нет. Я качаю головой. Ева — не просто еще одна женщина, которую можно пихнуть кому попало. Она сильная и независимая. Она заслуживает большего, чем этот мир может ей предложить. Ей следует найти кого-то, кто не связан с мафией, кого-то, кто сможет дать ей солнечный свет вместо пороха и кровавых денег.

Когда духовка разогревается, я помещаю в нее блюдо и устанавливаю таймер. Пока еда греется, я наливаю себе выпить и, делая глоток, позволяю напитку обжечь горло, пытаясь таким образом заглушить беспокойство. Но оно сохраняется, проникая в мои мысли, словно разлитое вино на белые скатерти. Откидываясь спиной к кухонной стойке, я не могу не задаться вопросом, воспринимаю ли я присутствие Евы как нечто само собой разумеющееся. Если, может быть, просто может быть, ее волнение вовсе не из-за того, что она одна.

Может быть, дело в нас — во мне.

И это тревожная мысль, потому что означает, что я столкнулся с истиной, которую хранил под слоем преданности и дружбы. Мысль о том, что Ева хочет кого-то еще, оставляет у меня во рту горький привкус, гораздо хуже, чем любой спиртной напиток.

— Черт возьми, Ева, — бормочу я в пустую комнату, — что ты со мной делаешь?

Глава 13

Я вставляю вторую запонку на место. Бросив взгляд в зеркало, я вижу человека, одетого, чтобы убивать, в прямом и переносном смысле. Но это не то чувство, которое сводит мой желудок — воспоминание о ярких глазах Евы, пылающих эмоциями, которые я не могу позволить себе расшифровать прямо сейчас. Я отодвигаю эту мысль в сторону, где ей и место — туда, где хранятся вещи, с которыми придется разобраться позже.

Джиа — вот, на чем я должен сосредоточиться. На ней и поездке, которую мы обсуждали ранее. Перспектива того, как могут сложиться наши отношения в Джерси, заставляет мой пульс участиться.

— Винсент, — голос Марко прорывается сквозь мои размышления, его шаги гулко отдаются по полированным половицам, когда он входит в комнату.

— Марко, — приветствую я его, не оборачиваясь, завершая свои тщательные приготовления, — ты рано.

Его присутствие несет в себе тяжесть, напряжение, которое витает в воздухе. Такое густое и удушающее, словно сигаретный дым.

— Мне нужно поговорить с тобой, прежде чем мы уйдем.

— Валяй, — я киваю и, наконец, оказываюсь лицом к нему.

Он колеблется, морщинка между его бровями становится глубже.

— Я бы предпочел не ехать в Джерси с тобой и Джией, если ты не против.

— Повтори-ка? — спрашиваю я, нахмурившись, абсолютно сбитый с толку его сопротивлением. Марко — моя правая рука, поэтому его беспокойство заставляет меня беспокоиться в ответ.

— Просто… у меня плохое предчувствие, что я оставляю здесь всё без присмотра, особенно когда Лоренцо ДеЛука усложняет отношения между капо, — объясняет он, проходя по деревянному полу и заложив руки за спину.

— Тот факт, что Лоренцо дышит нам в затылок, является причиной, по которой тебе необходимо быть рядом с нами, — отвечаю я твердым голосом, с оттенком разочарования, — если что-то случится, нет никого, кому бы я мог доверять больше, чем тебе.

Глаза Марко встречаются с моими, в нем бушует тихая битва между его преданностью и инстинктами. Он переминается с одной ноги на другую, и в каждом его движении ощущается беспокойство.

— Ты действительно думаешь, что я тебе нужен? Словно я должен присматривать за вами, как за маленькими детьми.

Я не могу сдержать кроткий, лишенный юмора смешок.

— Речь идет не о присмотре за детьми, дело в доверии. Ты мой шафер.

Он вздыхает, проводит рукой по зачесанным назад волосам и, наконец, кивает, хотя и неохотно.

— Отлично. Если ты хочешь, чтобы я был там, ты знаешь, что я буду, но я подумал, что должен сказать тебе, что считаю это ошибкой, — я не отвечаю, продолжая обдумывать его опасения. Марко добавляет: — Что на самом деле происходит между тобой и Джией?

Вопрос застал меня врасплох. Вмешиваться в мои личные дела — не в стиле Марко, если только это не затрагивает бизнес. Я колеблюсь, пытаясь понять, почему он заинтересован.

— Посмотрим, куда всё это приведет, — отвечаю я уклончиво. Я не собираюсь излагать свои самые сокровенные мысли на данном этапе игры даже Марко, — почему это так важно?

Он закусывает нижнюю губу, и я вижу, что он опасается делиться своими мыслями.

— Чувства делают нас уязвимыми, Вин. А уязвимость можно использовать. Я просто не хочу, чтобы ты оказался в положении, которое сделает тебя еще большей мишенью, чем сейчас.

— Ты подвергаешь сомнению мои решения? — бросаю вызов я, подходя ближе.

— Никогда, — быстро отвечает Марко, выдерживая мой взгляд, — извини, я не хотел проявить неуважение. Ты и… и твой отец… — его тон затихает при упоминании моего отца, — вы двое были моей единственной семьей после смерти моего отца, а мама, ну, ты знаешь…

Отец Марко, сводный брат моего отца, был убит, когда Марко едва исполнилось десять. Его мама не могла справиться с этим дерьмом после его смерти и позволила троим своим детям разбежаться, пока она гонялась за очередным мужчиной. Мой отец заботился о Марко, и я всегда смотрел на него скорее как на родного брата, нежели на кузена. Папа рано отправил его на работу и всегда следил за тем, чтобы он был занят для того, чтобы он мог зарабатывать деньги, позволяющие заботиться о своих младших брате и сестре. Я знаю, что его преданность глубже, чем у большинства людей, окружающих меня, но мне всё равно нужно убедиться, что он никогда не забудет, что в этой семье существует иерархия. Урок, который мой отец вдалбливал мне с тех пор, как я себя помню.