Я не могу перестать думать об Эмми. Я не видел её пару дней, но казалось, что прошли недели. Я не знал, что это было за чувство. У меня никогда не было женщины, которая поглощала бы каждое моё мгновение, как это делала Эмми.

Я слушал, как мои ноги ударяются о тропинку в знакомом ритме, чтобы попытаться замедлить ход своих мыслей. Я не бегал с наушниками, только с голосами в моей голове.

В моей голове было столько мыслей, которые я хотел бы упорядочить, большинство из них были связаны с Эмми и по ассоциации с Гасом.

Я всегда заботился об Эмми, и она была в моей жизни столько, сколько я себя помню. Но до этих нескольких недель, Гас был барьером между нами. Не плохим, но всё ещё барьером. За исключением нескольких поездок из школы, я никогда не был с ней наедине.

До этих пор.

Находиться наедине с Эмми было всё равно что ненадолго оторваться от реальности. Были только мы вдвоём, Люк и Эмми. Не Брукс, неудачник Мидоуларка, и Эмми, любимица города. То, что я чувствовал, когда был с ней, быстро становилось лучшим чувством, что я когда-либо испытывал.

Я потратил последние несколько лет, пытаясь стать кем-то, и в Эмми было что-то, что заставило меня поверить, что я могу достигнуть своей цели. Потому что когда она не умничала, она была внимательной, умной и чертовски хорошим слушателем.

Эта Эмми была в новинку для меня, и я не мог перестать думать, что это было из-за того, что обычно я выводил её из себя. Я был чокнутым ребёнком. Что обычно означало для меня быть импульсивным и искать внимания — любого проявления внимания. Включая быть задетым острым язычком Эмми.

Честно говоря, мне всё ещё нравилась эта ее версия.

Мне не нравилось, как я недавно дразнил её из-за всего, но мне нравилось, как она давала сдачи. Повзрослев, люди бы, вероятно, описали Эмми как милую и застенчивую.

Но не я. Она не показывала мне эту сторону себя.

Я бы использовал фразы типа «заноза в заднице» или «упёртая».

Когда мы были младше, даже если мы были не на ранчо, Эмми всегда возникала рядом со мной. Если я звал девушку в закусочную, то Эмми была бы там, занимаясь с Тедди. Если кто-то организовывал домашнюю вечеринку, Тедди бы умудрилась провести их двоих туда, даже если все там были минимум на пять лет старше них.

Это чертовски бесило меня, и я уверен, что Эмми знала об этом.

В одну ночь у костра я увидел, как Эмми развлекается с парнем, который жил в другом городе и был старше меня. Эмми было семнадцать, так что он вёл себя как грёбаный придурок.

Когда он встал, чтобы принести ей выпить, я подошёл к нему и сказал, что если он посмотрит на неё ещё раз, то пожалеет. После того, как он сбежал, я пошёл к Эмми и сказал ей довольно ужасные вещи — типа о том, что она одевается так, чтобы привлечь ненужное внимание, назвал её глупым ребенком и сказал ей уйти на глазах у всех.

Я думал, что был достаточно большим засранцем, чтобы сбить её с толку и отправить домой. Я знал, что она была смущена. Если бы кто-то другой сказал ей такое, то, возможно, это бы и возымело желаемый эффект, но так как это был я, Эмми вернулась и начала провоцировать меня.

В стольких выражениях она назвала меня ни на что не годным придурком и умчалась прочь.

Она не ошибалась.

Как бы она не разжигала меня, я хотел, чтобы она делала это снова. Я не знал, в чём было дело, — в её честности, её язвительности или просто иметь кого-то, кто видел меня таким, каким я думал, что являюсь, — но это заставляло меня так отчаянно хотеть разозлить её.

Теперь я начал узнавать другую сторону Эмми, но я всё ещё мог разглядеть ту девочку с острым как бритва язычком в женщине с соблазнительным ртом.

Это было похоже на то, будто я всю жизнь собирал кусочки её, а теперь наконец-то соединил их всех вместе.

Угадайте, что? Не было ни одной части Эмми, которая бы мне не понравилась.

Я так облажался.

Я не имел ни малейшего понятия, что делать. С одной стороны, Эмми была под запретом. Гас сошёл бы с ума, ели бы выяснил, что что-либо происходит или когда-либо происходило между нами. Учитывая мой послужной список с женщинами, я не мог его винить.

Не то чтобы я плохо обращался с женщинами. Честно говоря, я никогда не был с ними достаточно долго, чтобы хоть как-то обращаться с ними. Я видел, как мой отчим относился к моей маме, и рано решил, что никогда не буду таким парнем — тем, которому постоянно нужно было одерживать верх, которому нужна была вся власть.

Я ненавидел этого парня.

Вместо этого я стал парнем, которому все могли позвонить ради хорошего времяпровождения.

Я имею в виду, кто бы захотел, чтобы его младшая сестра в итоге оказалась с таким парнем?

Не то чтобы мы с Эмми в итоге окажемся вместе или типа того. Это не то, что я имел в виду.

Гас — мой лучший друг. Кто знает, что бы было со мной, если бы Гас не накормил меня половиной своего сэндвича с арахисовым маслом во втором классе, когда у меня не было ланча.

Я не хотел проебать нашу дружбу, но я также не хотел упустить то, что могло случиться с Эмми.

Что-то в ней ощущалось иначе. Это ощущалось хорошо. Я хотел знать, куда это можем привести, куда можем привести мы.

Даже если в итоге мы будет друзьями. Я хотел, чтобы она была в моей жизни, больше, чем она уже была. Этого было больше недостаточно.

Первые признаки рассвета пробивались сквозь деревья, и я замедлился, чтобы остановиться прямо перед «Дьявольским сапогом». Тропинка заканчивалась здесь, так что мне нужно было развернуться, чтобы вернуться домой. В утренних лучах бар выглядел почти заброшенным. Честно говоря, вероятно, так и было. По крайней мере, его посещали плохие решения. Казалось, что кусочки ночи цеплялись за него, отказываясь уступать дорогу свету.

Большая часть меня не могла поверить, что он был моим.

Я уставился на его выцветшую краску. Я вытащил это место из ямы, которую для него выкопал Джимми. Было время, когда я бы выкопал эту яму ещё глубже, и поверьте мне, было чертовски заманчиво зарыть всё в землю, самоуничтожиться. Но я так больше не делал, по крайней мере, пытался. Это было немного, но уже что-то.

Эта часть меня, которая хотела построить жизнь отличную от жизни моего отца, и проделывала чертовски хорошую работу в этом — по крайней мере, пока — была другой частью меня, которую Эмми не знала. Я хотел, чтобы она узнала.

Я тоже хотел поделиться с ней частичками себя.

Я начал свою пробежку, чтобы выяснить, как держаться подальше от Эмми. А закончил её с решением, что я не собираюсь держаться подальше от неё. По крайней мере, пока.

Не сегодня.

Сегодня я собирался дать Эмми кусочек меня, за которой она смогла бы удержаться.

Эмми

На следующее утро раздался ещё один стук в дверь моей хижины. Он разбудил меня, что означало, что было чертовски раннее утро, учитывая, что я ставила будильник на шесть утра. Почему все на этой планете существуют, чтобы будить меня?

Раздался опять стук. Я издала стон и скатилась с кровати, потом потопала к двери, деревянный пол морозил мои ноги.

Я открыла дверь никому иному, как Люку Бруксу. Его глаза расширились, когда он оглядел меня. В тот момент я поняла, что залезла в кровать прошлой ночью только в тонкой белой майке и паре штанов. Чёрт.

— Секунду, — сказала я и захлопнула дверь перед его лицом. Чёрт, чёрт, чёрт. Я даже не могла пожелать ему доброго утра, потому что мои соски уже опередили меня.

Я порылась в куче вещей на полу, ища что-то, чем можно было бы хоть немного прикрыться. Я нашла старую фланелевую рубашку оверсайз и накинула на выбранную мной пижаму.

Я вернулась к двери и глубоко вздохнула, прежде чем снова открыть её. Брукс всё ещё был там. Теперь, когда я была почти прилично одета, у меня было время, чтобы разглядеть его. Другая пара идеально-сидящих поношенных джинсов, изуродованная футболка и бейсболка, надетая задом-наперёд. Выбранная им униформа. Теперь я была большим фанатом униформы Бруксы.