Люк Брукс занял слишком много места в моей голова. Мне не нужно было, чтобы он занимал эфирное время и в моих разговорах тоже.

— Я всё ещё не могу сопоставить Брукса, инструктора по верховой езде, с Бруксом, который был известен другим видом верховой езды, — я ляпнула, не подумав. Гас посмотрел на меня так, будто у меня выросла вторая голова.

Он был вторым человеком за сегодня, который так на меня посмотрел, и оба раза это было при упоминании Брукса.

— Отвратительно, Эмми. Я не хочу слышать такое из уст моей младшей сестры.

— Я думала, мы на том уровне отношений, учитывая, что это ты спросил, в чей постели я была на прошлой неделе, — возразила я.

— Намёк понят, — Гас поменял тему. — Уэс сказал мне, что ты хандришь в своей хижине, — сказал он. Это был не вопрос.

— Почему все думают, что я хандрю?

— Ты угрюма, Эмми. Это именно то, чем ты занимаешься, — сказал он как ни в чём не бывало.

Я усмехнулась.

— Кто бы говорил. — Но меня задело, что он был прав и что он назвал меня так. Я была не в себе. Просто мне было легче погрузиться в свои мысли, чем во что-либо другое. Это был пути наименьшего сопротивления — по крайней мере, на какое-то время. — Но да, я провожу много времени в хижине. Просто обустраиваюсь. Это большое изменение.

— Так ты переезжаешь обратно? Это не просто «перерыв», как ты сказала мне по телефону?

— Технически, это всё ещё перерыв, — настаивала я. — Но да. Думаю, я переду обратно. По крайней мере, на какое-то время. — Я знала, что останусь, когда говорила с ним по телефону, но ему не нужно было об этом знать.

— Тогда ты знаешь, что я возьму тебя на работу, верно?

Я вздохнула. Конечно, он возьмет.

— Я знаю.

— У нас не хватает работника на ранчо, так что будешь работать вместе с Бруксом, пока мы не найдём работника. Хорошо?

Мне не понравилось, что мы с Бруксом были парой в этой ситуации, но я всё равно кивнула. Если я соглашусь работать, Гас будет счастлив.

— Тогда отлично. Я рад, что ты дома, — сказал Гас. Предсказуемо. Работа всегда была на первом месте у Гаса. Единственное, что было выше ранчо, это Райли.

Мы продолжили путь к Большому дому, и Гас открыл для меня заднюю дверь. И в ту же секунду, как я зашла домой, я врезалась в крепкую, как камень, мужскую грудь.

Моя удача в том, чтобы избегать Брукс, только что закончилась.

Я посмотрела на него.

Его лицо было почти пустым, когда он поддержал меня, прям как в наше первое столкновение. Пустой взгляд или нет, я могла бы утонуть в этих тёмно-карих глазах.

Это было действительно самое худшее.

— Привет, Эмми, — сказал он. Холодно. Нейтрально.

Раздражающе.

Честно говоря, я бы предпочла, чтобы он говорил своим высокомерным голосом. Это холодное безразличие приводило в бешенство, учитывая, что он безжалостно завладевал моими мыслями все эти дни. Это реально бесило, что он выглядел так хорошо. Это должно быть незаконно.

— Привет, — двое могли играть в эту холодную игру.

— Картофелинка? Это ты? — Я услышала грубый голос моего папы с кухни. Это была единственная вещь, которая могла вытащить меня из моего противостояния с Бруксом. Я побежала к папе, и как только увидела его, то сразу прильнула к нему, обнимая так сильно, как только могла.

Его руки обвились вокруг меня, и он поднял меня. То, что ему было за шестьдесят, никак на него не влияло. Эймос Райдер был крепок, как гвозди.

Может, всё дело в йоге.

Его кожа была обветрена, а его зелёные глаза были тёмными. На нём была его обычная фланелевая рубашка на пуговицах с закатанными рукавами. На каждом из его предплечий была вытатуирована ласточка. После целой жизни на солнце татуировки выгорели. Я любила их.

Хоть я и была дома уже неделю, это не так чувствовалось без него. Теперь я действительно была дома. Он посмеялся в мои волосы. Это было душевно и хрипло.

— Я тоже скучал по тебе, картофелинка.

Я на секунду обняла его, прежде чем отпустила.

Он опустил меня на пол.

Я посмотрела на своего папу. Он выглядел старше, чем когда я видела его в последний раз, — вокруг его глаз стало чуть больше морщин, а седина в его волосах ещё больше усугубила ситуацию. Теперь седины было больше, чем тёмных волос.

— Мэйпл нормально добралась? — спросил он.

— Да, она уже в стойле рядом с Муншайн. — Мэйпл вернулась на «Рэбл Блю» пару дней назад. Её перевозка заняла чуть больше времени, чем планировалось, но в итоге она приехала.

Я ездила верхом на Мэйпл с начала моей профессиональной карьеры. До неё у меня была Муншайн. Я пробовала несколько лошадей между ними, потому что ждала, когда Мэйпл будет готова для скачек, но ни одна из других лошадей не подошла мне. Большинство из них до сих пор были на ранчо, например, лошадь Гаса, Скаут.

Не каждая лошадь была создана для скачек вокруг бочек, но Мэйпл была. Она была эмоциональной лошадью, и когда мы скакали, я могла бы сказать, что она чувствовала себя так же, как я.

Во всяком случае, так, как я раньше себя чувствовала.

— Уверен, они рады воссоединению, — заметил мой папа. Они рады. Муншайн была рождена, чтобы стать матерью, и она любила Мэйпл как собственного ребёнка. Честно говоря, видеть их снова вместе на пастбище почти заставило меня захотеть прокатиться верхом.

Почти.

— Они рады. Я позволила им пастись вместе.

— Мы должны взять их на прогулку. Уверен, что Муншайн предпочла бы больше скачки с Мэйпл, чем с Кобальтом.

Кобальт был лошадью моего папы. Это был черно-белый американский пейнтхорс — несомненно, самая красивая лошадь на ранчо. У Кобальта и Муншайна были отношения от любви до ненависти. Она оба думали, что были альфами «Рэбл Блю».

Я не могла заставить себя ответить на предложение отца прогулки верхом по тропинке. Это было наше любимое совместное занятие — по крайней мере, раньше, так что я просто кивнула.

Дверь снова открылась. Это был Уэс. Он был в своей рабочей одежде. В это время дня парни обычно обедали, так как вставали ни свет ни заря.

— Уэстон, ты как раз вовремя. Еда готова.

Я села на своё обычное место за столом. Я забыла, что это было место прямо напротив Брукса.

Замечательно.

8

Люк

Я начал думать, что Эмми была послана на эту землю, чтобы пытать меня. После вчерашнего завтрака в Большом доме, я был чертовски убеждён в этом.

Я не слышал, что Гас и Эймос говорили об их конференции, и мне было наплевать даже на то, что я согласился помочь Гасу с кучей дополнительной работы.

Всё, что я мог делать, это пытаться не смотреть на Эмми и не думать о том, как бы чувствовалась её кожа под моими руками.

Она также проделала чертовски хорошую работу, чтобы игнорировать меня, и это раздражало меня.

Я игнорировал её в ответ, но всё же.

Лучшее, что я мог сделать, это украдкой бросать несколько взглядов, когда думал, что она не смотрит. Её волосы были растрёпаны, как обычно.

Я бы хотел быть тем, из-за кого они были бы в таком состоянии.

Вот о чём я думал, пока убирал в стойлах, что было одним из заданий, на которые я согласился вчера.

У Райдеров было три конюшни в собственности, но только две из них действительно использовались. Эта конюшня, в которой были семейные лощади, также здесь жили лошади и пони, которых мы использовали для уроков, — в общей сумме их было около пятнадцати. Другая конюшня была чуть дальше, в ней рабочие могли оставлять своих лошадей, если брали их с собой. Та конюшня была самая большая, поэтому там ещё были лошади, чьи владельцы арендовали место. Я был благодарен, что не убирал те стойла.

Я начал со стойла Фрайдэй. Фрайдэй был моим. Он был паломино Морган, который пришёл на ранчо как спасение, когда мне было семнадцать. Когда я увидел его впервые, я слушал песню Cure «Friday, I’m in Love» в своём грузовике. Вот откуда возникло его имя.

Фрайдэй был близок с Муншайн и Мэйпл, лошадьми Эмми. Несмотря на то, что она была дома уже неделю, я ни разу не видел её в конюшнях. Я знал, что она, должно быть, приходила, чтобы выпустить всех лошадей на пастбище и вернуть их обратно, но её привязь осталась на том же месте.