Что-то поменялось в воздухе, как будто разрешение прикоснуться ко мне изменило что-то между нами.

— Хорошо. — Сперва он положил свою руку на мою талию, а это было совсем не так, как помогают кому-то сесть на лошадь. Мы оба знали это, но мне было пофиг. Я могла сама залезть на Муншайн, но я хотела, чтобы он прикоснулся ко мне. — Левую ногу в стремя, сладкая. — Прозвище легко слетело с его языка. Оно больше не звучало унизительно, хотя он, вероятно, называл так каждую девушку. — Одну руку на луку седла. — Его голос стал ниже? Это было возможно? Дрожь пробежала у меня по спине.

Я следовала его инструкциям, несмотря на то что я знала, что делать. Но не думать об этом, а просто иметь возможность слушать — освобождало.

Отвлечение работало. Когда пришёл момент, чтобы он подтолкнул меня, я почувствовала, как он наклонился ко мне.

— Я знаю, что ты можешь сама забраться на эту лошадь, Райдер. — Его руки всё ещё были на моей талии, и я могла чувствовать его дыхание на своём затылке. Он слегла сжал мою талию, а потом отпустил. — Так сделай это.

И я сделала.

Прежде чем я смогла сообразить, что произошло, я оттолкнула правую ногу от земли и перебросила её через Муншайн.

Я была в седле.

Охуеть.

Я была в седле и в порядке.

Я посмотрела на Брукса — он сиял, и его улыбка согревала меня.

— Вот и она, — сказал он.

Казалось, будто ему было трудно оторвать от меня взгляд, когда он возвращался к Фрайдэю.

Люк Брукс делал много сексуальных вещей, которые становились всё менее раздражающими, но я не думала, что было что-то столь же сексуальное, как наблюдать, как он, в своей повёрнутой назад бейсболке и футболке без рукавов, седлает свою лошадь.

Чёрт.

Как только он оказался в седле, сказал:

— Мы начнём медленно, хорошо? Несколько прогулочных кругов вокруг загона, и на сегодня хватит.

Я кивнула. Я видела, как Брукс слегка надавил на туловищк Фрайдэя своими икрами, прося его начать идти вперёд, что он и сделал.

Я глубоко вдохнула и сделала то же с Муншайн. Она пошла.

— Дыши, Эмми. Ты знаешь, что Муншайн позаботится о тебе. Она всегда заботится.

Он был прав. Я сделала глубокий вдох и расслабила свою хватку на её поводьях, которая была такая сильная, что у меня побелели костяшки пальцев.

Муншайн следовала за Фрайдэем, как и предполагалось.

Брукс продолжал оглядываться, чтобы проверить меня. Улыбка никогда не покидала его лица.

Мы сделали три круга вокруг загона, пока Фрайдэй не остановился. Я слегка потянула поводья Муншайн, но она бы остановилась и без этого. Брукс слез с Фрайдэя и опять привязал его к столбу. Он направился ко мне, и его улыбка была так заразна, что я тоже улыбнулась.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Потрясающе, — сказала я. Искренне.

— Ты и выглядишь потрясающе. — Этот мужчина и его способность заставлять меня краснеть всё ещё раздражали.

— Заткнись, Брукс, — сказала я. Он лишь продолжал улыбаться.

— Давай заканчивать, пока все хорошо. Готова слезть?

Я быстро слезла, и когда мои сапоги коснулись земли, я больше не могла сдерживать радость. Я привязала Муншайн рядом с Фрайдэем и повернулась к Бруксу. Я ничего не могла с собой поделать — я бросилась к нему и обвила руками его шею.

Он застыл на мгновение, но затем обнял меня и на секунду оторвал от земли. Мы засмеялись вместе. Я отошла, чтобы посмотреть на него.

— Спасибо, Люк. — Я надеялась, что он заметил мою искренность.

— Это сделала ты, Эмми. Только ты.

— Я бы не сделала этого без тебя.

Да, оседлать лошадь и сделать пару прогулочных кругов отличалось от скачек вокруг бочек, но это было уже что-то. После того, как у меня так долго ничего не получалось, я чувствовала себя на вершине мира.

— Сделала бы. Я знаю это. — Он поднял руку и заправил прядь волос за моё ухо, а затем его рука коснулась моего лица. Его взгляд метнулся к моим губам, прямо как в тот вечер в хижине. В отличии от того вечера, он провёл большим пальцем по моей нижней губе. Я захотела взять его в рот.

Вот оно.

Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Я так сильно этого хотела.

Но не он.

Вместо этого, он отстранился, отвязал наших лошадей и повёл их обратно в конюшню.

10

Люк

Менее чем за две недели я чуть не поцеловал младшую сестру моего лучшего друга причём не один раз, а дважды. Я так сильно хотел поцеловать её, что это было жалко.

Я пытался убедить себя, что было лишь потому, что Эмми была симпатичной, а я давно не целовал женщину. Я не хотел этого. Но я знал, что это было неправдой. Между нами было что-то.

И Эмми не была просто симпатичной. Она была поразительна.

Где-то за последние две недели Эмми начала смотреть на меня так, будто я стоил чего-то, и я был опьянён этим чувством.

Наблюдая за тем, как вчера с каждым кругом вокруг загона её уверенность росла, я почувствовал, как натягиваются мои джинсы. И то, как она бросилась ко мне после этого?

Мне пришёл грёбанный конец.

На следующий день я написал ей, что у меня есть дела в баре, поэтому я не смогу покататься верхом. Это была правда. Я обычно не работал на ранчо по пятницам, потому что проводил целый день, готовя «Дьявольский сапог» к выходным.

Я сказал ей, что я буду занят пару дней, и мы можем продолжить во вторник. Это должно было дать мне время, чтобы привести мысли в порядок и перестать думать о том, какого было бы трогать её… везде.

Я чувствовал себя ужасно, бросая Эмми, но мне нужно было несколько дней, чтобы прийти в себя в том, что касалось её. Если бы я увидел Эмми в тот момент, когда чувствовал себя как сейчас, в моей голове не было бы никаких сомнений в том, что я бы поцеловал её. Я бы сделал нечто больше, чем просто поцеловал её.

Я хотел сделать Эмми своей во все смыслах.

Я хотел знать о ней всё, включая то, как она бы стонала моё имя.

Если мне казалось, что мы опасно близки, то я даже не хочу думать, насколько мы перешли черту.

Я вздохнул и провёл рукой по лицу. У меня было миллион дел, но я мог думать только об Эмми.

Этим утром Джо спросил у меня, почему я такой рассеянный, а я не знал, как ответить на это. Джо был хорошим парнем. Он работал в «Дьявольском сапоге» дольше, чем я жил, и он был единственной причиной, по которой бар выжил, пока им владел Джимми Брукс.

Когда мой отец оставил бар мне, я хотел отдать пятьдесят процентов Джо. Он заслуживал этого, но отказался. Мы остановились на разделении сорок пять и пятьдесят пять процентов. Казалось, это делало его счастливым, а я получил чертовски хорошего партнёра.

Это также позволило мне продолжать помогать на ранчо, а это значило для меня всё.

Я почти отказался от бара. Я не хотел ничего от моего отца. Когда он умер пару лет назад, я уже прожил почти тридцать лет без него, и мне не хотелось начинать. Но когда банк объяснил мне, что это, вероятно, будет конец для бара — конец чего-то, что значило так много для стольких людей, даже если это было просто место, где они пели классическое кантри во всю силу своих лёгких, — я решил принять его.

Я также принял дом — одинокое одноэтажное бунгало, приютившееся среди деревьев за баром, примерно за километр. Земля, которой я владел, не была похожа на «Рэбл Блю», но иметь примерно сорок гектар, которые включали дом и бизнес, не было слишком убого для кого-то, как я.

Я точно не знал, как это всё оказалось в руках Джимми, но я бы солгал, если бы сказал, что не был благодарен.

Кто-то постучал в дверь моего кабинета. Я поднял взгляд, ожидая увидеть Джо. Вместо него, я увидел Тедди Андерсон.

Почему Тедди Андерсон была в моём баре в 10 утра в пятницу?

Почему Джо вообще впустил ей?

— Ты занят? — спросила она. Её волосы были собраны в её фирменный конский хвост, но выражение её лица было незнакомым. Она выглядела взбешённой.

Тедди была последним человеком на планете, которого я бы хотел разозлить. Они с Гасом, вероятно, были связаны в этом отношении. Вчера, когда Эмми рассказала мне о своём первом поцелуе и упомянула, что Тедди «позаботилась об этом», моей первой мыслью было, что она, наверно, отрезала член этому парню, а потом скормила его ему.