Теперь была моя очередь.

— Причин много: преступность по всему штату рекордно высока, в то время как общественное доверие находится на рекордно низком уровне, и они хотели проявить себя. Нет лучшего способа сделать это, чем нацелиться на нашу семью. Но помимо этого, в этой стране вполне приемлемо быть богатым, но не слишком. Офицер, который давал показания, офицер Скутер, пришел ко мне с вопросами о богатстве семьи. Затем, когда мы потеряли телохранителя, он обвинил моего мужа в том, что он все это подстроил. К счастью, правда выплыла наружу раньше, чем их наручники. Это был тот же самый офицер, который выдвинул обвинения против Лиама.

— У чикагской полиции систематические проблемы с компетентностью, — добавил Лиам. — Нам сказали, что кто-то из прокуратуры штата позвонил комиссару полиции, чтобы снять с меня обвинения, но он отказался, потому что думал, что я его подкупил. Пока я был в тюрьме, повторяя снова и снова, что я не убивал свою жену; зная правду, но не в состоянии ничего сказать. Теперь мне интересно, сколько еще людей было заключено в тюрьму за преступления, которых они не совершали. Я воочию убедился, насколько на самом деле разрушена система.

— Вы собираетесь подать гражданский иск против штата?

Я боролась с желанием закатить глаза.

— Мы устали. Единственная причина, по которой мы проводим интервью, заключается в том, что мы хотим, чтобы всему этому был положен конец без дополнительных спекуляций. Прямо сейчас мы просто хотим сосредоточиться на нашей семье.

— Кроме того, мы не хотим калечить государство. Мы просто хотим справедливости, — добавил Лиам.

И справедливость мы достигнем.

— Большое вам спасибо, что согласились дать это интервью, мистер и миссис Каллахан. И за вашу работу по оказанию помощи этой стране в пресечении одного из крупнейших террористических заговоров со времен 11 сентября. Миру нужно больше таких людей, как вы.

Мы улыбнулись и кивнули… Некоторые люди были такими идиотами, что заслуживали, чтобы им лгали.

— И снято! — крикнул продюсер. — Вы все были великолепны, просто великолепны, все, что нам нужно, это несколько снимков. Этот сюжет должен выйти в эфир сегодня вечером.

— Пожалуйста, отправьте также готовый экземпляр нашим юристам.

Лиам добавил «пожалуйста», но в этом не было никаких «если», «и» или «но». Независимо от того, во что верили многие, свобода прессы была ограничена.

ЛИАМ

Передавая Итана моей матери, я провела рукой по маленьким прядям его волос. Мне казалось, что за время общения с прессой прошли годы. Я просто хотел крепкого бренди и еще больше времени проводить с ним и Мел.

— Вы сблизились, — нахмурившись, пробормотала моя мама, покачивая Итана на бедре. Маленький засранец не отпускал мой палец.

— И ты все еще кажешься сердитым, — ответил я, взглянув на Мел, когда она говорила с Монти — скорее, командовала.

— Она исчезла на пять месяцев, не сказав ни единого слова. Итан…

— И тебя не было двенадцать лет, мама, — напомнил я ей. — Двенадцать очень долгих лет. Ты была прямо по коридору, всего в семидесяти шести шагах от меня, да, я тогда считал, но мы едва видели друг друга. Пять месяцев — это даже не песчинка по сравнению с тем пляжем, который ты воздвигла между нами. Итан не вспомнит. Я так сильно люблю тебя, ма, но это не та борьба, которую ты хочешь затеять, потому что, поверь мне, ты проиграешь, и проиграешь сильно. И я ни за что не хочу причинять тебе такую боль, поэтому, пожалуйста, просто отпусти это.

Ее глаза расширились, как будто я только что дал ей пощечину. У нее отвисла челюсть, и она кивнула с грустной улыбкой на губах.

— Прости, — прошептала она, протягивая руку, чтобы коснуться моей щеки, — я знаю, как сильно ты страдал, и я не смогла тебе помочь. Но ты прав. Ты так прав.

Поцеловав ее в лоб, я отступил назад, когда услышал стук каблуков позади меня. Мел ничего не сказала, только придвинулась к Итану, чтобы обнять его.

— Мамочке нужно пойти преподать кое-кому урок, но я вернусь, — проворковала она. Было жутко, как хорошо ей было с ним, даже когда речь шла о возможном убийстве кого-то. — Эвелин, Оливия становится более чем привязанной, я надеюсь, что ты можешь быть достаточно вежливой, чтобы сделать так, как я прошу, и держать Итана вне пределов ее досягаемости?

— Конечно. Не волнуйся, у малыша впереди целый день рисования с бабушкой. — Она улыбнулась, прежде чем слегка обнять Мел.

Мел застыла, глядя на меня в замешательстве и раздражении.

Было ли странно, что я находил утешительным то, что ей все еще не нравилось, когда к ней прикасались, за исключением Итана и меня?

— Спасибо тебе, Эвелин, а теперь, пожалуйста, отпусти меня.

— Машина смерти еще не выпущена? — Спросил я ее, имея в виду нашу «машину для перевозки наркотиков». В нем не было ничего особенного, просто потрепанный старый черный «шевроле» на закате своей жизни. Однако у кого-либо не было возможности использовать глобальную систему позиционирования для отслеживания нашего местоположения, когда мы ею пользовались, и они не могли указать на тот факт, что мы даже выходили из дома. Сигналы всех телефонов будут заглушены в тот момент, когда мы доберемся до места назначения.

— Да, нам нужно идти, — сказала она, но не выглядела готовой уходить. Кивнув своей матери, я смотрел, как она уходит.

— Что ты ей сказал? — Потребовала Мел, как только она скрылась из виду.

— По поводу чего? — Пробормотал я, глядя на свой телефон.

— Час назад она смотрела на меня так, как будто я антихрист, а теперь она обнимает меня.

— Приливы? Гормоны? Все вы, женщины, меняете свое мнение слишком часто, чтобы я мог уследить, — пробормотал я, притворяясь, что не чувствую ее пристального взгляда на меня.

— Я передам ей твои слова о приливах, — ответила она, направляясь к задней двери. Небольшая часть прессы все еще находилась снаружи, поэтому нам пришлось пройти через заднюю дверь.

— С каких это пор ты стала стукачкой?

— Примерно в то же время я стала матерью. Однажды Итан скажет что-нибудь обо мне, и я хотела бы знать, — сказала она, открывая большую дверь красного дерева, которая вела вниз по мраморным ступеням на кухню.

Кухонный персонал делал вид, что нас нет, пока они суетятся, чтобы приготовить обед для остальных членов семьи.

— Так ты теперь вступишь в сестричество назойливых мам?

— Я за рулем. — Она закатила глаза, и, как ни странно, Кейн Фионн придержал дверь открытой для нас вместо Феделя. Его лицо все еще было черно-синим после ее «урока».

— Нет. — Я протянул руку за ключами, и, не раздумывая ни секунды, Кейн протянул их мне.

— Кейн, — усмехнулась Мел. — Ты новичок в нашей охране и вполне можешь снова оказаться на улице, если когда-нибудь начнешь действовать, не дожидаясь, пока мы придем к соглашению. Понял?

Бедный ублюдок.

— Есть, мэм.

— Следуй за нами, — сказал я ему, прежде чем сесть в машину и включить передачу. Ни Мел, ни я не произнесли ни слова, пока ехали. Но краем глаза я наблюдал за ней так же, как она наблюдала за мной. Старый «Шевроле» задрожал, и мне показалось, что мы были пожилой парой на обратном пути на ферму.

— Что? — спросила она.

— Ничего.

Включив радио, я возился с циферблатом, пока не нашел станцию с оперой. Удовлетворенный тем, что нашел то, что искал, я слушал, как скорбно плачет женщина. К сожалению, мой итальянский был еще не так хорош, как я надеялся. Мел слушала всего мгновение, потом покачала головой и выключила.

— Прошу прощения?

— Тебе понравился «Герцог Миланский»?

Я даже не знал, как она называется.

— Да, это классика, — блефовал я.

— Да, это так, но это не опера, это пьеса, которую поют ужасно. Кроме того, я бы предпочела не слушать про еще одну неблагополучную семью.

— Мы не неблагополучная семья. — Я имею в виду, что у каждой семьи бывают проблемы.

— Жена твоего брата хочет растить нашего сына. Единственная причина, по которой я не убила ее, — это то, что ее отец — президент, и нам не нужно больше плохих статей в прессе. Учитывая, что ты только что вышел из тюрьмы, а я только что вышла из…