— Какие — то проблемы?

— Да, этого человека зовут Клемонте, но у меня нет никого, кто зарегистрирован под…

— Виноват, моя ошибка, — Айзек фамильярно похлопал его по спине. — Впусти их.

Аврора хранила молчание, но её мозг, казалось, лихорадочно работал, как будто она имела дело с уравнением. Наконец, освободившись, мы пересекли вход, и, делая это, Айзек одними губами произнес: “Очень, очень жаль”, на что я ответил убийственным взглядом.

— Видишь, ты не зря ждал. Наконец — то она пришла, — достаточно громко бросил мудак с широкой улыбкой ублюдка на губах. — Ты бы видела, как он не хотел покидать свой пост.

В ответ на это Аврора сдержала смешок, поджав губы.

— Что ж, я рада, что он это сделал.

— Айзек, это Аврора, — представил я их. — Аврора, это Айзек, мой друг, на которого тебе не стоит обращать внимания.

— Твой единственный и самый интересный друг, — он поклонился. — Я позволю вам двоим насладиться вашим свиданием. Тратить больше пяти минут на разговоры с кем — то вредно для моей карьеры. Без обид.

— Да, тебе стоит оставить нас, — мой взгляд был достаточно предупреждающими.

Я повернулся лицом к единственному человеку здесь, который остановился посередине комнаты, чтобы посмотреть на прозрачный потолок по причине, которую я не мог себе представить. Может быть, она созерцала звёзды? У неё была легкая улыбка, и, казалось, она не обращала внимания на взгляды окружающих её людей с их смертной скукой.

— Ты на что — то смотришь? — спросил я.

Глаза Авроры снова встретились с моими, и она стерла улыбку.

— Всего лишь на небо. Мы можем видеть звёзды сквозь потолок, и он имеет странную форму, похожую на…

Это действительно было потрясающее зрелище.

Она глубоко вздохнула.

— Как хохлатый олень.

— Хохлатый олень?

Что, чёрт возьми, это было за животное?

— Это олень, у которого зубы, как у вампира, — продолжила она, как будто ответ был настолько очевиден. — Моя младшая сестра Луна однажды пыталась быть укушенной одним из них, потому что я говорила ей, что это, возможно, сделает её бессмертной — ну, знаешь, типа превратит её в вампира, — но это не сработало. Я, напротив, попыталась подружиться с ним, но больше преуспела с гусями.

Я моргнул. Я понятия не имел, что ответить, и мог ли вообще кто — нибудь способен сформулировать хоть какое — то подобие ответа на что — то подобное. Столкнувшись с моей тишиной, она открыла глаза и хлопнула в ладоши.

— В любом случае, небо отвратительное. Пойдем?

— Да, — я показал ей дорогу, задаваясь вопросом, где она могла видеть это животное из страны чудес. — Кстати, я сожалею обо всем этом беспорядке.

Она осторожно ступила на лестницу.

— Не стоит. Я всегда знала, что у тебя есть какая — то тайна, скрывающая, кто ты на самом деле. Маскировка.

Я оставался невозмутимым.

— Я шучу, — она подняла бровь. — Но в любом случае, грубиян, который перешел нам дорогу, вот почему я ненавижу… — она прикусила губу, прежде чем продолжить. — Я ненавижу мужчин, которые носят галстуки — бабочки.

Я был очень рад, что надел простой галстук.

Мы спустились по лестнице, посередине висел рекламный щит с изображением открытия художественной выставки сегодня вечером и помещения, в котором она будет проходить, — галереи "Аполлон".

— О, я даже не знаю, какие художники сегодня представлены. Давай посмотрим, — она читала рекламу, а я оставался позади неё.

— Зекриев Морринкски, — с трудом выговорила она. — Бернард Дюпон— Бриллак. Тот парень, что был раньше. И эксклюзив этой ночи…

Её лицо замкнулось, энтузиазм исчез, когда она медленно произнесла последнее имя, как будто это было воплощение чумы.

— Спектр.

Она на мгновение застыла на месте и сжала кулаки. В мгновение ока она повернулась ко мне лицом с натянутой улыбкой, показывающей острые, как бритва, зубы.

— Что ж, это звучит невероятно многообещающе! Отлично. Я в востооооорге.

Она, не теряя времени, бросилась внутрь галереи "Аполлон", чтобы прогуляться мимо её украшенных орнаментом стен и шедевров, висящих на потолке. Следуя за ней, я знал, что сегодня вечером мне придется бороться с двумя вещами.

Во — первых, пытаться отвести от неё взгляд.

Во — вторых, скрыть то, кем я был на самом деле.

Глава 5

Бокалы с шампанским были поданы с тостами на золотых подносах, чтобы подчеркнуть великолепие мероприятия. Статуи были расставлены в духе ренессанса. Толпа собралась перед стеной Спектра, вероятно, сплетничая о его современном гении.

У меня не было никакого желания углубляться дальше ни в толпу, ни к стене этого придурка, поэтому я оставалась у стены Овна, переглядываюсь с Аяксом с другого конца комнаты. Его пристальный взгляд бесстыдно блуждал по мне, заставляя моё сердце подпрыгивать к горлу. Он обжигал меня с другого конца комнаты, его внимание было сосредоточено исключительно на мне, он рассматривал меня, как произведение искусства. Он привлек к себе внимание нескольких близких ему людей, в основном женщин, от которых он отшатнулся, бросив на них всего один взгляд. Усмешка не должна была тронуть мои губы, но это произошло.

И поэтому я притворилась, что занята любованием произведениями искусства и, самое главное, съедением всего, что было на шведском столе. Я взяла три тоста подряд, что, похоже, вызвало недовольство официанта, судя по тому, как его губы дернулись вниз, как будто было невежливо есть бесплатную еду. Чёрт возьми, это было бесплатно. И это была еда.

— Эти тосты божественны, — я попыталась завязать разговор об авокадо, креветках и других изысканных блюдах внутри этого умопомрачительного тоста. — Не волнуйся, я не подойду с ним к картинам, — за исключением стены Спектра, но это было бы пустой тратой хорошей еды.

Губы официанта вытянулись в тонкую, напряженную линию, и я готова был поклясться, что он был готов закричать: “Охрана, уведите эту самозванку!”

Это был мой ключ к тому, чтобы больше не монополизировать шведский стол. Я чувствовала себя оленем среди гиен, или, что более вероятно, гиеной среди оленей.

Я встала перед ближайшей картиной и снова спрятала язык за зубами. Сосредоточившись на картине, а не на своем предательском сердце, я положила руку на талию и стала рассматривать белое полотно с парой черных пятен и синей линией посередине. Я скептически склонила голову набок. Описание рядом было безумно длинным, и, честно говоря, и я могла бы такое нарисовать. Особенно за ту цену, по которой она продавалась. Я могла бы сделать десять таких за один день.

— Что ты видишь? — голос Аякса прошелся по моей спине, когда он подошел ко мне, его лица не было заметно.

— Честно?

Что я должна прекратить писать и зарабатывать деньги, разбрызгивая краску, альтернативная терапия, вместо того, чтобы вкладывать деньги в мяч для битья. Я приподняла бровь, обдумывая свой внутренний монолог.

— Я вижу лопату с брызгами грязи. Если только художник не наступил на свой холст и не подмел его своей метлой. В таком случае, название картины должно звучать как “Сметающий пыл”, а не как "речь о вселенной и степени человеческих эмоций".

— У тебя богатое воображение, — просто ответил Аякс, и смех сорвался с моих губ при мысли, что он тоже ничего в этом не увидел.

— Им следовало бы нанять меня, чтобы я написала такое…

— Простите, — мужчина в ярком клетчатом пиджаке повернулся к нам с хищной улыбкой человека, который хочет продать вам всё и вся. Это был Бернард Дюпон — Бриллак — тот грубый художник, которого отшвырнуло, как шальную пулю, после того как он намеренно врезался в спину Аякса, и человек, которого я, к сожалению, знала. Короче говоря, он был преподавателем одной из самых престижных художественных школ Парижа — Les Beaux Arts. Раньше я позировала там в качестве модели, чтобы подзаработать, и он был тем самым мудаком, который меня уволил. Надеюсь, он, похоже, меня не помнил. Но значило ли это, что он услышал?