Его взгляд опустился вниз и задержался на каждой частичке моего тела на секунды, которые показались мне мучительными часами. Двигались только его зрачки, и в этот момент я бы предпочла быть обнаженной. Тогда я бы не чувствовала себя такой уязвимой и беззащитной.

— Это оно. Мы берем его, — в его сухом тоне не было никаких эмоций.

Раньше я привязывала символические моменты к некоторым платьям. С этим я представила, как сбываются мечты, рушатся замки и появляется второй шанс. Это породило искру вдохновения и надежды, и я понятия не имела, было ли это хорошо.

— Оно слишком прозрачное и с глубоким вырезом. Это не то, — оправдывалась я. — Я похожа на злодейку.

— Аврора, посмотри на меня, — его хриплый голос пробудил мои чувства, и я отважилась встретиться с ним взглядом через отражение в зеркале. — Если ты не веришь в то, что ты главная героиня, я сделаю тебя ею. Ты не сможешь спрятаться от меня. Это платье, оно…

— Это вся я, — закончила я шепотом.

— Совершенство, — бросил он в тот же момент.

Лёгкая вспышка удивления отразилась на его лице. Это длилось недолго, поскольку он скрыл это подергиванием горла и обычной отчужденностью, когда сказал:

— Я заплачу за платье. Переодевайся.

Он задернул занавеску, и я прислонилась к зеркалу, чтобы сделать прерывистый вдох.

Я сделаю тебя ею.

Моё сердце уже целую вечность не билось так сильно.

У нас со Спектром была одна общая точка зрения.

Отсутствие эмоций сквозило в каждом его действии, в том, как он одевался и говорил — в точности его слов, холодности его взгляда, четких линиях его черных рубашек. Казалось, что внутри он был мертв, но внешность может быть обманчивой.

Я, напротив, чувствовала слишком много и не знала, что делать с наплывом эмоций, которые тянули меня в пропасть.

И, в конце концов, мы оба скрывали, кем мы были, с помощью нашего искусства.

Несуществующий и загнанные.

ГЛАВА 10

Шоппинг со Спектром было эффективным.

Всё было рассчитано по времени. Он знал, чего хочет, и не терял времени даром, отвлекаясь. Он был человеком при исполнении. Когда я попыталась попридержать его, спросив: “Как насчет этого?”, он одарил меня ледяным взглядом, за которым последовало: “Бери, что хочешь, но через две минуты будет слишком поздно”.

В конце концов, я заставила его купить бесполезные вещи, такие как магниты на холодильник с чайкой, три пачки печенья, потому что я умирала с голоду, и то, чем я больше всего гордилась: розового плюшевого мишку для его машины.

— Вот, это идеально! — я закончила вешать его на зеркало заднего вида, розовый мишка раскачивался из стороны в сторону. — Он сразу придаёт больше стиля.

— Это ужасно, — сказал он, не отрывая глаз от дороги. — Ты же понимаешь, что в тот момент, когда ты выйдешь из моей машины, я это сниму, верно?

Он всё ещё не был раздражен; мне следовало купить ещё и розовый чехол с пузырьками для автомобильного сиденья. В конце концов, я была музой и планировала установить диктатуру.

— Тебе не обязательно быть таким сварливым по любому поводу. У нас есть твоё платье и всё, что тебе нужно, держу пари, все подумали, что мы готовимся к параду.

— Может быть, если бы ты не останавливалась у каждого прохода и не предлагала мне всякие нелепости, чтобы позлить меня, мы бы избежали пристальных взглядов. Но ты, Аврора, сама по себе зрелище, — он нажал на педаль газа, обгоняя ленивых водителей.

— По крайней мере, я солнечное зрелище, а не дежурный робокоп. Ты когда — нибудь улыбаешься, Спектр? — я одарила его лучезарной улыбкой, полной сарказма, которая согрела бы даже его холодное сердце.

— Иногда, — он включил поворотник. — А ты, Аврора, ты иногда теряешь бдительность, или “нападение” — единственное слово в твоём словаре?

— У тебя талант притягивать к себе все самые негативные стороны моей личности. Как будто все мои недостатки собираются вместе на групповом собрании только ради тебя, в то время как мои достоинства берут творческий отпуск, — я медленно двинулась вперёд, чтобы забрать свой телефон, который неуклюже уронила. — Чёрт, где же…

Машина остановилась, и я почувствовала, что меня качнуло вперёд, но меня крепко удерживала рука Спектра, которая приковывала меня к сиденью. Машина подрезала нас, проехав на красный свет. Моё сердце застряло в горле, колотясь на полной скорости, я была благодарна, что не врезалась в окно. Рука Спектра была неподвижна и тверда, как щит, его взгляд был устремлен на дорогу.

— Будь осторожнее.

Как будто это я виновата в том, что у людей возникают желания убивать.

Он убрал руку прежде, чем я успела поблагодарить его. Не то чтобы я стала бы. У меня был ремень безопасности. Ему не нужно было ни демонстрировать свою силу, ни заставлять мой желудок сжиматься от того факта, что, возможно, Спектру было не всё равно.

Мы выезжали из маленького городка Онфлер, пешеходы стекались на живописные улочки. Справа от меня толпа собралась вокруг дерева в парке. К его стволу были наклеены маленькие разноцветные бумажки. Люди продолжали класть внутрь ещё какие — то бумажки, и это вызвало мой интерес. Над деревом была подвешена деревянная табличка, на которой было написано «Дерево желаний». Как будто это было так просто.

Прежняя я хотела бы выйти из машины и подойти к дереву, но Спектр умчался прочь от этого места, продолжая движение по дороге, ведущей к пляжу. Он повернул направо, и мы каким — то образом добрались до заднего входа в парк. Он притормозил, и я уставилась на него.

— Ты ведь хотела пойти, верно? — он отстегнул ремень безопасности, и я была уверена, что мой рот был открыт, как у карпа. — Ты хранила молчание, и я знаю, что ты всегда носишь с собой блокнот и ручку.

Он вышел из своей машины, и я была потрясена ещё больше. Я не упустила возможности и последовала за ним в окружении группы детей и подростков, записывающих тик — ток, пока мы не оказались перед «Деревом Желаний». Оно было величественным. На мемориальной доске рядом с ним было написано, что оно объясняет веру в то, что когда — то давным — давно влюбленные воссоединились у дерева после Второй мировой войны. Она писала ему любовные письма, которые прятала в отверстиях ствола дерева, надеясь, что он вернется к ней, и он вернулся.

Моё писательское сердце сжалось, тронутое этой историей. Ещё один счастливый конец. Я крепче сжала сумку, простая волна надежды разлилась по моим венам. Раньше я была помешана на подобных вещах, поэтому не колебалась. Я пошла против своей самозащиты, вырвала лист бумаги и протянула Спектру, который держал руки в карманах и озадаченно посмотрел на меня.

— Это для тебя. Загадай желание, — настаивала я.

— Я не верю в такие вещи, — осмелился он. — Но я удивлен, что ты предлагаешь это, и хочешь, чтобы любая моя мечта сбылась.

— Я не злая, Спектр. Я не собираюсь лишать тебя этого. К тому же, я знаю, что ты втайне хочешь сделать это, но боишься, что это повредит твоей репутации "холодного как камень" человека, которую ты уже защитил своим соглашением о неразглашении, так что соглашайся, пока я не пожалела о своём поступке, — когда он собирался схватить листок, я убрала его. — И лучше бы это не было чем — то сомнительным или негативным. Я не размахиваю белым флагом.

Он взял бумагу и ручку, которые я ему протянула, и на мгновение замер, держа их так, словно это были незнакомые ему предметы. Он был художником. Конечно, он знал, что с ними делать.

— Это всего лишь бумага. Не смотри на меня так, — у меня пересохло в горле, а кожа покрылась мурашками. Пришло время прервать наш зрительный контакт. — Что ж, я отойду в сторону, чтобы заняться своим делом. Я оставлю тебя. У меня есть вторая ручка.

Я присела на корточки подальше от толпы и прикрыла веки, как будто собиралась совершить священный ритуал, чтобы приблизиться к своему самому сокровенному желанию. Я улыбнулась, представив, какой могла бы быть моя жизнь: писать в своей черной мантии с длинными рукавами из перьев, любуясь видом на пляж из моего особняка, прежде чем отправиться в книжный тур. Посещение замков с Луной. Танцевать со своей единственной настоящей любовью. И всего на секунду я затмила реальность и поверила, что достойна, быть героиней этой сказки.