— Ты, как всегда, умеешь удивить, — он озадаченно поднимает брови.

Согласно теории Бетан, Эммануэль — патологический лжец. Распознаю ли я ложь в его словах? Смогу ли я уловить секундные вибрации в его голосе, когда он будет лгать?

— Да, я в курсе, что наш друг профессор больше не с нами.

К моему удивлению, Эммануэль даже не потрудился мне соврать. И что всезнающая Бетан сказала бы на этот счет?

— И почему вы не соизволили рассказать мне об этом раньше? Я, как никто другой, имею право знать такое. Вся эта история напрямую коснулась именно меня.

— Объясни мне, пожалуйста, почему это тебя так волнует? Я же тебе сказал, что со всем разберусь, и что это больше не твоя проблема. И я, как видишь, выполняю данные мной обещания. Ради своего же блага, оставь эту историю в покое и живи дальше.

А еще пару минут назад в глубине души я надеялась, что заблуждаюсь на его счет!

— Как это произошло? — не унимаюсь я.

— Ты эту тему не оставишь, я так понимаю? — Эммануэль все еще спокоен, но начинает медленно раскачиваться из стороны в сторону. — Хорошо, — это леденящее душу спокойствие намного хуже, чем любое проявление ярости в его исполнении. — Я нанял надежного человека, и он воткнул самодельный нож в глаз Рустерхольцу. Ты это хотела услышать?

Сказать, что я в шоке — это ничего не сказать. Одно дело догадываться, и совсем другое — услышать жестокую правду, и к этому я совершено не была готова. Эммануэль замечает в моих глазах пронизывающий меня страх, и поспешно добавляет:

— Я предупреждал тебя ради своего же блага не затрагивать эту тему, — он явно недоволен своим признанием, и я, в свою очередь, ошарашена тем, что он мне не врет.

— Вы не боитесь оказаться в тюрьме? Это же заказное убийство.

— Я не боюсь никакой тюрьмы, моя дорогая. В правоохранительных органах работают одни идиоты. А попадаются им на крючок еще большие идиоты. Такие, как я, в тюрьме не сидят.

Его хладнокровие и непоколебимая уверенность в себе одновременно и вызывают ужас, и словно гипнотизируют.

— А что насчет вашего отца?

— А что насчет моего отца? — спрашивает он немного громче, чем нужно.

Я наблюдаю, как его выдержка и самообладание потихоньку дают трещину.

— Эммануэль, имеете ли вы какое-то отношение к смерти вашего отца? — я не узнаю свой тоненький голос.

По правде говоря, как только я произношу вслух эти слова и обратной дороги уже нет, мои догадки звучат как-то совсем нелепо.

Эммануэль застывает на месте.

— Правильно ли я тебя понял? Ты подозреваешь меня в убийстве двух человек. При всем при этом ты пришла сюда одна и, вдобавок, ты еще и бросаешь эти обвинения мне в лицо в моем собственном доме. Ты с ума сошла? У тебя инстинкт самосохранения напрочь отсутствует? — недоумение в его глазах сменяется на другую, непонятную мне эмоцию.

— Я вас не боюсь, — внезапно заявляю я, удивляясь сама своей реакции. — Я хочу знать правду.

— Хочешь знать правду? А ты уверена в том, что она тебе понравится? — неожиданно Эммануэль поворачивается ко мне спиной, подходит к кофейной машине и наливает себе кофе. — Для начала: на основании каких фактов ты решила, что я имею отношение к смерти моего отца?

Я сглатываю. Почему мне кажется, что я добровольно зашла в капкан, и он только что захлопнулся?

— Вы не единожды дали мне понять, что ненавидите своего отца, что он плохой человек, и что вы не желаете ему ничего хорошего. А еще я слышала, как вы угрожали друг другу в то утро, когда он пришел к вам домой.

Эммануэль задумывается, прижав палец к своим губам, и смотрит на меня немного расфокусировано, то ли раздумывая, что делать дальше, то ли что-то вспоминая и сопоставляя. В другой руке он все еще держит чашку с кофе, к которому так и не притронулся.

— Почему ты сразу не позвонила в полицию? Зачем ты сюда пришла? — теперь он внимательно наблюдает за мной.

— Возможно, я ошибаюсь на ваш счет, — робко произношу я. — Я не могла не дать вам шанс рассказать мне все как есть. Я не хочу подставлять невиновного человека, — говорю я полуправду.

— Кто-нибудь еще знает, что ты здесь?

— Нет, я никому не сказала, что собираюсь зайти к вам.

— Да ты издеваешься надо мной! — в полном отчаянии Эммануэль ставит нетронутую кофейную чашку на столешницу и проводит рукой во своим волнистым каштановым волосам. — Ты специально провоцируешь судьбу? Тебе совсем не страшно? А что, если бы я оказался убийцей и захотел избавиться от тебя прямо сейчас за то, что ты вычислила меня?

— Я не верю в то, что вы захотите причинить мне вред. У вас много раз была такая возможность, но вы никогда не использовали свою власть против меня, — нервно возражаю я.

Но насколько хорошо я знаю Эммануэля? Действительно, почему я так уверена, что он не причинит мне вреда?

— Ты решила меня сегодня добить окончательно, да? Хорошо, пусть будет по-твоему. Ты сама приняла это решение.

Эммануэль начинает медленно двигаться в мою сторону. Я делаю шаг назад, но упираюсь в простенок кухни. Мое тело, словно молния, с головы до ног пронзает ужас.

— Я могу… могу ли я уйти? — выговариваю я не с первого раза.

Эммануэль приближается ко мне слишком близко, и я задерживаю дыхание. Его глаза неотрывно смотрят в мои. Неужели я совершила самую большую ошибку в жизни и доверилась не тому человеку? Я пытаюсь оценить свои возможности убежать, но не успеваю даже оглянуться по сторонам.

— Не сегодня, — говорит он спокойно. — Ты только не бойся. Все будет хорошо.

Он все еще напряженно вглядывается в мои глаза, не разрывая зрительный контакт. Я сжимаюсь в комок и не успеваю даже закричать. Неожиданно что-то острое больно впивается в мое бедро, и я чувствую, как земля уходит из-под моих ног. Это конец, думаю я про себя. Крепкие руки Эммануэля не дают мне упасть и осторожно поднимают меня, прижимая к своему телу.

Перед тем, как я окончательно теряю сознание, я чувствую тепло его тела и слышу биение его сердца. И эта прекрасная мелодия эхом отдается в моей голове. С горечью я осознаю, что это, возможно, самое последнее, что я слышу в своей жизни.

4 года назад

Бостон никогда не был моим самым любимым местом на земле. Да, я здесь вырос, закончил аспирантуру в Гарварде, и именно Гарвард дал старт моей блестящей карьере. Но возвращаться сюда — это как начинать все с самого начала. Огромное финансирование, которое я получил, и, в придачу, просьба возглавить кафедру молекулярной биологии в Гарварде, конечно, сделали свое дело, и я принял их предложение. Такого фиаско, которое случилось со мной в Торонто, больше не должно повториться. В Бостоне я буду вести себя аккуратнее, даю я себе обещание.

Сегодня я встречаюсь с Амандой Альварес по поводу одного нашего общего проекта, который мы собираемся запустить. Мы знакомы с ней со времен аспирантуры. Она ненамного старше меня и недавно тоже получила звание профессора. Эта миниатюрная брюнетка с пышными формами и стрижкой-каре всегда была ко мне неравнодушна. В общем, слишком легкая добыча для меня. Тем более, я не гажу там, где ем. Ее офис больше напоминает чердак, и я не понимаю, как профессор Гарварда не может выбить себе финансирование на нормальную мебель или хотя бы на новый письменный стол. В ее офисе соседствует мебель словно из разных эпох: забитые папками и книгами шкафы разного цвета и из разных материалов, в углу офиса стоит допотопный компьютер IBM на своем системном блоке. На стенах несколько фотографий в дешевых рамках — среди них фотография, очевидно, студенческой группы Аманды, также ее самой в магистерской шапочке и несколько фотографий Аманды в лаборатории в окружении коллег. Может быть, хозяйка офиса иногда тайком покуривает, подняв окно, — в помещении чувствуется едва уловимый запах сигаретного дыма. Или же она пользуется духами с неприятной табачной ноткой. Но, как и все остальное в жизни моих коллег, мне все это неинтересно. У нас с ней взаимовыгодное сотрудничество, и как только она перестанет быть для меня полезной, наша совместная деятельность сразу же прекратится.