Моя подруга замолкает, и мне остается только гадать, насколько все очевидно другим людям, и кто еще в курсе моего душевного смятения.

После разговора с Бетан и ее бесплатной (если не учитывать счет за мобильную связь) лекции я медленно возвращаюсь к себе в офис. Я рада, что наконец-то поговорила с ней, она успокоилась, а я почувствовала поддержку здравомыслящего человека. Я пытаюсь удержать в голове все бесценные советы, которые дала мне подруга. Но правда в том, что применить их на практике не так просто.

Закончив отвечать на целую дюжину имейлов, которая накопилась за время моего отсутствия, я решаюсь заглянуть к моим коллегам в то место, где царит неограниченная власть Эммануэля. С ними я обещала встретиться на кофе. Бруно и Вун делят офис на двоих, и он находится на том же этаже, что и наш с Изабеллой, но только в противоположной от нас стороне. Само по себе помещение офиса — точное зеркальное отражение нашего с Изабеллой, и каждый раз, когда я заглядываю к ребятам, мне кажется, что я попадаю в Зазеркалье. Разница лишь в том, что у Бруно и Вуна вместо открытых полок — полки со стеклянными дверцами. Эта деталь спасает меня от ощущения, что я попала в другое измерение.

Я стучу в дверь их офиса, заглядываю и замечаю, что они уже готовы выдвигаться и ждут только меня. Мне нравится общаться с Бруно и Вуном. Они очень веселые, и изо всех моих коллег оказались наиболее гостеприимными (не считая, разумеется, одного ученого, в гостях у которого я сейчас остановилась), наверное, потому что они оба, как и я, иностранцы. А нам, иностранцам, нужно держаться вместе!

Мы решаем сходить в местную кофейню «Таттэ», которая находится прямо на Гарвардской площади. Она намного уютнее, чем «Старбакс», и в ней даже есть небольшой европейский колорит. В кафе выбеленные стены, на полу выложен «ковровый» орнамент из белой и коричневой плитки, вся мебель и высокая стойка — деревянные. Прилавки кофейни буквально ломятся от разнообразной выпечки, которой заполнены открытые корзинки и высокие стеклянные банки. А неизменно поднимающий настроение и пробуждающий аппетит аромат свежеиспеченного хлеба создает какую-то домашнюю атмосферу.

Мы, все трое, заказываем по капучино и усаживаемся за столик около окна таким образом, что я оказываюсь сидящей лицом к окну, а парни садятся напротив меня. Мы сидим за маленьким круглым деревянным столом, а вдоль окна расположен длинный мягкий диван, и тем, кто сидит на диване, приходится сидеть почти прижавшись друг к другу.

Я невероятно благодарна парням за то, что они никак не касаются темы Рустерхольца, и, я полагаю, причина этому — их тактичность и хорошее воспитание. Или они действительно, как и Изабелла, не в курсе произошедшего? Я напоминаю себе о том, что мне просто необходимо все это выяснить у Эммануэля. Все мои воспоминания как зыбучий песок, из которого я все еще не могу выбраться, и мне бы очень хотелось наконец вычеркнуть их из памяти.

Бруно и Вун болтают, в основном, о будущих научных проектах, коллегах и вечеринках. На последние они меня уже пару раз приглашали, но я до сих пор до них не добралась. У меня все еще есть подозрение, что я нравлюсь Вуну, и что как только он наберется смелости, то пригласит меня куда-нибудь. Я, правда, не представляю, как он найдет время, ведь он постоянно работает.

— Лорэн какой-то молчаливый в последнее время, не находишь? — неожиданно спрашивает меня Бруно.

— Я его вообще почти не вижу, поэтому и сравнить не с чем.

На сегодняшний день уже почти неделя, как я живу в доме Эммануэля. За все это время я только один раз видела его в университете. Как он и обещал, в огромном особняке я практически не ощущаю его присутствия, думаю я не без грусти. Я целый день провожу на работе, как, впрочем, и всегда. Прихожу в свой временный «дом» поздно, сижу в кресле со своим лэптопом или поздно вечером выхожу на террасу прямо из комнаты полюбоваться заливом, когда дует береговой бриз и на темных волнах блестят капли лунного фосфора. Пару раз, когда я вижу Эммануэля мельком, у него оказываются какие-то неотложные дела, и он исчезает за доли секунды. Мы успеваем лишь обмениваться несколькими фразами о том, как прошел день, и о том, что в такую погоду очень хорошо у океана. Есть шансы на то, что у меня просто разыгралось воображение, но я почти уверена, что он меня избегает. Вполне возможно, что он жалеет, что поцеловал меня. Хотя странно для такого прямолинейного, уверенного в себе и рассудительного человека, как Эммануэль, играть в прятки, когда он может элементарно выставить меня за дверь.

— Просто это как-то подозрительно. Знаешь, как затишье перед бурей, — соглашается с ним Вун. У него ярко выраженный акцент, и иногда его трудно понять. Но, что совершенно поразительно, он безупречно пишет на английском языке, я знаю об этом, поскольку он высылал мне свои статьи, которые могут оказаться полезными для моего проекта. Я уже поняла, какой он хороший человек и друг. Если пообщаться с ним подольше и привыкнуть к акценту, который иногда сильно мешает, потому что приходится то и дело переспрашивать, то за знакомство с таким человеком можно только благодарить судьбу.

— Помяни черта, и он тут как тут, — тихо произносит Бруно.

Я разворачиваюсь в направлении его взгляда, но мне можно было этого и не делать — этот пронизывающий взгляд я почувствую даже спиной.

— Вижу, что вы трое очень усиленно работаете, — глаза Эммануэля, ставшие почти стального цвета, прожигают во мне дыру.

У него в руках фирменный стакан кофейни с надписью «Татте любит латте», очевидно, он только что купил «кофе с собой». Когда он зашел в кафе, как долго здесь находится, и почему я не увидела, как он заходил?

— Главное — не перерабатывайте, — несмотря на то, что Эммануэль обращается к нам троим, смотрит он только на меня, будто Бруно и Вуна вообще не существует. — Хотя вам это не грозит, — добавляет он.

Краем глаза я замечаю, как Бруно и Вун переглядываются. У меня, впрочем, как всегда бывает в присутствии Эммануэля, перехватывает дыхание.

И все же я решаю, что это и есть мой шанс потренировать навыки общения, следуя указаниям Бетан. Я делаю вдох и выдох, повторяю про себя: «со мной все в порядке, я имею право на перерыв», и спрашиваю себя: «какого черта Эммануэль хочет от меня, с какой целью он мне все это говорит?»

— Эммануэль, у вас все в порядке? Может, вы хотите к нам присоединиться? — пытаюсь я звучать как можно более искренно.

Если он меня не убьет, это будет уже победа. Лицо Эммануэля вытягивается — по всей видимости, с ним так никто не разговаривает. Ох, Бетан, если ты навлечешь на меня беду своими советами, я с тобой разберусь.

Ко всеобщему удивлению, Эммануэль резко разворачивается и уходит.

— Это было, мягко говоря, очень странно, — прерывает молчание Бруно. — Ты либо бесстрашна, либо тебе жить надоело. Одно из двух, — обращается он ко мне.

— Да уж, с ним так никто не разговаривает. Может, ты это зря? — интересуется осторожный Вун, буквально произнося вслух мои мысли. Но, как известно, слово — не воробей.

Когда я прихожу на работу на следующий день, я с удивлением обнаруживаю в коридоре первого этажа столпотворение моих коллег, о чем-то тихо переговаривающихся между собой. Я судорожно начинаю вспоминать, не забыла ли я о каком-нибудь супер-важном собрании.

Но не тут-то было. Я подхожу к Изабелле, которая о чем-то увлеченно беседует с Марией.

— Доброе утро. Что тут у нас происходит?

— Доброе, да не очень, — девушки обмениваются многозначительными взглядами. — У начальства форс-мажор.

Мой желудок сжимается при упоминании начальства. Видя мое замешательство, Изабелла поясняет:

— У Лорэна отец умер.

— Как умер? — я не обращаю внимания на то, как странно звучит мой вопрос. Противный холодок пробегает по моему телу. Я видела Лорэна-старшего всего несколько дней назад, и он казался вполне здоровым. И да, он, конечно, не самый приятный человек на свете, но я абсолютно не рада его смерти.