— Ты же знаешь, мне нельзя пить, — я все же беру бокал.

— У тебя сегодня есть все основания нарушить правила, — подмигивает мне Бетан и с преувеличенной серьезностью дегустирует вино.

Я проглатываю ароматный напиток, и он приятно обволакивает мое горло. И именно в этот момент что-то во мне надламывается, и я решаю, что пришло время рассказать все, что накопилось на моем сердце с тех пор, как я начала работать у Лорэна.

Я рассказываю Бетан все как есть: как Эммануэль настаивал, чтобы подвезти меня домой, как дал номер своего телефона и предложил звонить, как только понадобится любая помощь. Я не забываю упомянуть даже о том, как пристально он на меня смотрел и насколько недвусмысленно проявлял заботу, а еще о том, что мне начислили на счет больше денег, чем положено постдокторанту.

Я до такой степени пускаюсь в подробности, что не замечаю, как допиваю второй бокал вина. На третьем бокале я уже свободно признаюсь Бетан в том, какой ужас и трепет я ощущаю, когда нахожусь рядом с Эммануэлем, и вопреки этому меня все равно неудержимо тянет к нему.

— Не вопреки, а благодаря, — заявляет Бетан. — Совершенно очевидно, что тебя тянет к нему именно потому, что ты ощущаешь весь спектр эмоций. И это он стоит за всем этим, это он заставляет тебя испытывать этот ураган чувств. Сознательно или бессознательно, но этот парень использует «пикаперские»17 техники, причем достаточно сомнительного свойства. И я просто не верю, что ты обо всем этом промолчала, даже обидно, ей-богу, — смотрит она на меня исподлобья. — Но есть и хорошие новости.

— Какие? — спрашиваю я с плохо скрываемой надеждой.

— Ты больше с ним не увидишься. А какие еще?

— Знаешь, я, наверное, никогда не чувствовала себя более несчастной в своей жизни, — упавшим голосом отвечаю ей я, — но и более живой я тоже никогда еще не была.

Хмель решительно ударил мне в голову, и скоро мне станет совсем плохо, но меня это уже мало волнует. Моя голова лежит на коленях у Бетан, и она успокаивающе гладит меня по ней.

— Крошка, поверь мне, так лучше. Я хорошо понимаю, что ты ему очень нравишься. И он меня, кстати, удивил своим решением уволить тебя — он мог бы с легкостью вести двойную игру и использовать тебя в своих интересах, раз верил, что это ты замешана в том инциденте с задымлением. Но он не стал. В какой-то степени это даже честно. Не смотри на меня так, я его не оправдываю. Просто он меня положительно удивил. Что, в принципе, достаточно легко, когда ожидания настолько низки, — театрально гримасничает Бетан. — Но для тебя так будет точно лучше… Дорогая, я вообще не уверена, что такие мужчины способны на отношения. Да, он заботлив, но, поверь мне, за этим очаровательным фасадом нет ровном счетом ничего — там пустота. Такой человек умеет внушить, что он необходим тебе как воздух, что ты без него не справишься. Он всем своим видом показывает, как тебе повезло, что его выбор пал именно на тебя. Но дай ему время, и как только этот хищник почувствует, что жертва ослабла, он проявит свою настоящую природу.

Пока Бетан принимает душ, в мой пьяный мозг приходит гениальная идея. Я хихикаю и достаю свой телефон. Я помню, что где-то в моей сумке все еще лежит олдскульная визитная карточка Эммануэля. После непродолжительных поисков я нахожу ее. «Самовлюбленный болван» — набираю и отправляю я сообщение, давясь смехом. Я бы никогда на это не осмелилась, если бы не была уверена, что у Эммануэля нет моего номера, а значит, он не узнает, что это я.

Мною движет обида и злость, и я очень надеюсь, что мне полегчает. Этого не происходит, и уже через минуту гениальность моей идеи кажется весьма сомнительной. Но мое сообщение уже бесповоротно ушло в неизвестность.

— То есть, как это ты не летишь на Гавайи? — Бетан решила отменить свою поездку, и я всячески пытаюсь отговорить ее оставаться в Бостоне ради меня.

— Я не могу бросить тебя в таком состоянии.

— В каком состоянии? Я в порядке, — еще не хватает, чтобы она отменила свою поездку из-за меня. — И, Бетан, что может измениться за то время, пока ты в отпуске?

— У меня скверное предчувствие. И мы так долго не увидимся, — от слов Бетан мое сердце сжимается.

— У тебя уже были дурные предчувствия, и, помнишь, все плохое уже случилось, так что нам больше нечего бояться. Молния никогда не бьет в одно и то же место дважды, — несмотря на мои ободряющие речи, у меня самой по спине пробегает холодок: у Бетан всегда была прекрасная интуиция.

— Ладно, я поеду. Иначе Джеймс очень обидится, — при этих словах я выдыхаю с облегчением. — Но ты же обещаешь мне писать и звонить каждый день?

Прошло уже три дня с тех пор, как Эммануэль уволил меня. Бетан сегодня вечером улетает на Гавайи, и, так как мне все равно нечего делать, я решаю собраться с силами и зайти в университет, чтобы забрать свои вещи. С самого начала я знала, что рано или поздно мне придётся туда вернуться, но я тянула время как могла. Я очень надеюсь не встретить никого из моих бывших коллег — я уверена, все уже знают о моем унизительном увольнении, и мне хочется избежать любопытных взглядов и расспросов. Поэтому я иду в университет ближе к вечеру, когда рабочий день уже подходит к концу. Так как я проработала всего ничего, мне не понадобится много времени, чтобы упаковать все вещи и забрать свой компьютер, успокаиваю я себя.

Я надеваю любимое сливовое платье, наношу немного румян и помаду, чтобы хоть как-то поднять себе настроение в такой неприятный момент.

Когда я подъезжаю к Гарварду, часы показывают шесть вечера, и я из опыта знаю, что так поздно обычно никто не задерживается. С тяжелым сердцем я поднимаюсь в свой теперь уже бывший офис и оперативно складываю немногочисленные пожитки в небольшую коробку. На клочке бумаги я оставляю Изабелле несколько прощальных слов и прошу занести мой ключ завхозу.

Я понимаю, что выгляжу как самая настоящая трусиха, и я собой не горжусь. У меня был хороший шанс, чтобы хотя бы попытаться постоять за себя перед Эммануэлем, но вместо этого я испугалась и убежала.

Закончив дела в офисе, я решаю быстро заглянуть в лабораторию, чтобы навести порядок в реагентах, которыми я пользовалась для выделения ДНК. Жаль, что я сегодня не надела джинсы, но я возьму лабораторный фартук, который на мне, с моим ростом, достает до пола. Я надеваю свой старый халат, который лежит в моей сумке на самом верху, и поднимаюсь на четвертый этаж.

Как только я подхожу к двери лаборатории, я слышу голос, который доносится до меня из-за приоткрытой двери соседнего кабинета. Я чертыхаюсь и ругаю себя за свою несообразительность — конечно же, надо было приходить в выходные дни, тогда бы я точно никого здесь на застала. Меня охватывает ужас от осознания того, что за дверями может находиться Эммануэль, и я готова сгореть от стыда. Мое сердце подскакивает в груди, как только я слышу приближающие шаги, и дверь распахивается.

К моему облегчению, из кабинета выходит профессор Рустерхольц, убирая в карман телефон, по которому, очевидно, только что говорил. И я шумно выдыхаю. Как же я рада его видеть.

— Что вы здесь делаете? — не поздоровавшись со мной, спрашивает он, и я ловлю на себе его неодобрительный взгляд. Надо же, даже Рустерхольц теперь осуждает меня. Что же Эммануэль наговорил ему обо мне? Даже от одной мысли об Эммануэле мое сердце совершает уже привычное ему сальто.

— Я пришла забрать свои вещи, профессор. Я уже ухожу, — отвечаю ему я и решаю продолжить свой путь в лабораторию, чтобы как можно быстрее уйти из этого места.

— Да что вы говорите? — внезапно Рустерхольц оказывается на моем пути, и его руки больно хватают меня за локти.

От неожиданности я вздрагиваю. Наши взгляды встречаются: с удивлением я обнаруживаю, что его привычный добродушный взгляд сменился на странно враждебный. Совсем не понимая, чем я успела так сильно его разозлить, я пытаюсь убрать его руки и отодвинуться. Но он совершенно точно не собирается отпускать меня.