Пока я иду в кабинет Эммануэля, я втайне надеюсь, что он обрадуется моему выздоровлению и отпустит с миром. Его ассистентка сидит, как всегда, на своем месте и мечтательно рассматривает маникюр. Я понимаю, что в жизни этих людей абсолютно ничего не изменилось. И только моя жизнь несется в пропасть.
— Профессор Лорэн, к вам студентка, — произносит красотка, для которой все особи женского пола «студентки».
— Пусть войдет, — звучит до боли знакомый голос.
Я чувствую, как мой желудок сжимается в комок. Я вдыхаю и выдыхаю на счет четыре и словно шагаю в пропасть.
Эммануэль сидит за своим столом. На нем выглаженная белая рубашка, верхние пуговицы расстёгнуты. При виде его я сглатываю, и мое сердце готово вырваться наружу. Он поднимает на меня свои голубые глаза, и мне кажется, что я готова ко всему. Но ошибаюсь.
— Как ты себя чувствуешь? — он встает из-за стола, подходит ко мне и смотрит с неподдельным беспокойством.
— Я… нормально.
Он смотрит на меня, несомненно, ожидая дополнительной информации.
— Ты, как всегда, очень разговорчива. Почему я никогда не могу добиться от тебя правды? Ты не слышишь или не слушаешь, игнорируешь все правила техники безопасности, ты делаешь абсолютно все, чтобы вывести меня из себя, — я вижу, как постепенно его первоначальное беспокойство за меня уступает место тихому гневу, и он начинает напряженно расхаживать по своему кабинету быстрым шагом. — Ты ведь совершенно не понимаешь, что натворила, верно? Ты хоть осознаешь, что тебя за это ждет?
Я чувствую, как у меня отвисает челюсть. Но я слишком ошарашена, чтобы вымолвить даже слово.
— Я не понимаю, в чем моя вина, — наконец признаюсь я.
Он опять подходит ближе ко мне, и я инстинктивно делаю шаг назад.
— Ты издеваешься надо мной? — Эммануэль устремляет на меня свой свирепый взгляд, и его синие глаза горят ярким пламенем. — Ты, глупая, зашла в задымленное помещение, вместо того, чтобы включить пожарную сигнализацию. Ты хоть понимаешь, что могла погибнуть? Я случайно увидел тебя по видеонаблюдению. Если бы я тебя не увидел…
Эммануэль не заканчивает свою мысль, но я и так понимаю, какое продолжение следует за его «если». Я сглатываю достаточно шумно, чтобы он не услышал.
— У тебя совсем нет инстинкта самосохранения? Зачем? — он вскидывает руки и нервно приглаживает свои волосы. — Ну скажи мне, зачем ты пошла туда? Просто скажи, — уже умоляюще произносит он. Он сжимает челюсти так, что я слышу скрежет его зубов.
— Эммануэль, — наконец произношу я, — мне показалось… я подумала, что могла не выключить сушильный шкаф с посудой. Я… я не была уверена, я просто хотела убедиться в том, что…
— В чем ты хотела убедиться, а? — не дает он мне закончить. Он опять отходит от меня и разводит руки в стороны. — И да, ты права, шкаф оказался включен, посуда обуглилась, но все обошлось.
— Тогда хорошо, — я пытаюсь обхватить себя руками, чтобы хоть как-то защититься от надвигающейся на меня фигуры.
— Хорошо? Ты сейчас серьезно? Ничего не хорошо. Скажи спасибо, что больше никто не пострадал. И да, я скрыл от полиции факт твоей причастности. Ты хоть понимаешь, какое наказание грозило бы тебе за нанесение ущерба лаборатории вследствие халатного отношения к работе и нарушения техники безопасности?
Я еще никогда не видела его в такой ярости. На секунду мне кажется, что он вот-вот вцепится в меня и задушит. В мгновение я вскрикиваю и отпрыгиваю от него в сторону. Его реакция не заставляет себя долго ждать.
— Ну, наконец, хоть какой-то инстинкт самосохранения в тебе все же присутствует.
— Это не я, Эммануэль. То есть я не уверена, что это именно я не выключила шкаф, — мои руки сложены в молитвенном жесте, словно я хочу сказать ему: «Поверь мне», — а точнее, я даже не помню, чтобы вообще включала его.
Я совсем запуталась в собственных показаниях. Правда в том, что я не совсем помню, что конкретно произошло со мной в той задымленной лаборатории. На мгновение я увидела силуэт человека. Мог ли он мне привидеться? Посчитает ли Эммануэль, что я совсем выжила из ума, если я расскажу ему об этом?
— Эммануэль я только для моих коллег, — его невозмутимый голос возвращает меня в реальность, — а для тебя я профессор Лорэн. И ты здесь больше не работаешь. Даю тебе неделю, чтобы окончательно собрать свои вещи. Через неделю твой доступ на кафедру будет аннулирован. И чтобы я тебя даже не видел рядом со своей лабораторией.
Я отказываюсь верить в то, что слышу.
— Я… я прошу вас, выслушайте меня. Это все лишь недоразумение. Я ничего не сделала.
— Да, именно так. Ты ничего не сделала, чтобы помочь себе. Вместо этого ты ждешь, что кто-то возьмет на себя ответственность за твои действия. Так вот, моя дорогая, такого не бывает, вот тебе наука на будущее. Я не подаю иск только потому, что, насколько я знаю, это твой первый промах. Скажи мне за это спасибо и проваливай.
Только сейчас я осознаю, что все это время по моему лицу текут слезы. Как может один и тот же человек в один момент столь искренне беспокоиться за меня, а через минуту уже быть настолько холодным и безразличным? Я делаю вдох, и у меня вырывается всхлип. Глаза Эммануэля поднимаются на меня, и я вижу, что он хочет что-то сказать. Но я уже настолько сыта всем этим издевательством, что уже просто не выдерживаю. На трясущихся ногах я выбегаю из кабинета Эммануэля в надежде, что никогда в жизни его больше не увижу.
Глава 14. Беглец
Я даже не знала, что могу плакать так долго. С мокрым от слез лицом я открываю дверь Бетан. В ее руках бутылка красного вина, не знаю, зачем она ее принесла, но догадываюсь, что это новый вид обезболивающего для меня. Я вдруг осознаю, как мне не хватает наших обычных беззаботных еженедельных встреч в нашем любимом кафе «Клеопатра». Оказывается, я тогда была счастлива, а все мои проблемы были просто течением жизни. И за какой-то без малого месяц все в моей жизни перевернулось, и меня словно затягивает в воронку, из которой не выбраться.
— Ничего себе, у тебя видок, — присвистывает Бетан, заходя в мою студию. — Все действительно так плохо?
Я позвала Бетан приехать ко мне с ночевкой, потому что была в отчаянии. Я сотрясаюсь от рыданий, и она обнимает меня своими теплыми руками. Я уверена, что со стороны мы кажемся весьма потешной парочкой: она такая высокая и статная, а я такая маленькая.
— Хуже не бывает, — хлюпаю носом я.
— Я абсолютно уверена, что здесь замешан Лорэн, — заявляет Бетан, пока ищет на моей кухне бокалы для вина. — Где бокалы, которые я тебе дарила? Ах, вот они! — она берет два бокала на высокой ножке и штопор.
— Он меня уволил.
— Да ты что?! Серьезно? — искренне удивляется она. — Это неожиданно.
Эти слова многого стоят, потому что удивить Бетан — задача не из легких.
— Ты что, уже с ним переспала? Когда ты успела? — она откупоривает вино и разливает его по бокалам.
— Бетан, ты с ума сошла? — я даже плакать перестаю от возмущения.
— Ой, да ладно тебе. Знаешь, так даже лучше. Считай, что тебя сама судьба бережет. Так выпьем же за удачу!
— Бетан, он меня уволил за халатное отношение к работе. Он считает, что это я виновата в том задымлении у него в лаборатории.
— А ты действительно виновата?
— Я не уверена, — я какое-то время молчу, припоминая. — Я не помню, выключала, да и включала ли вообще этот чертов сушильный шкаф. По правде говоря, у меня до сих пор такая каша в голове. Иногда мне кажется, что я забыла что-то важное, и это что-то совсем на поверхности, но я не могу вспомнить, что именно.
— Ты ударилась головой, неудивительно, что у тебя такая путаница в голове.
— Ты даже представить не можешь, каким тоном он со мной разговаривал!
— Почему не могу? Еще как могу. И куда же его чертовое обаяние подевалось на этот раз?
— Ты не понимаешь… он выглядел таким… таким разочарованным, — наконец произношу я.
— Ну еще бы, крошка. Он, видимо, считает, что ты чуть не спалила его бесценную лабораторию, — она театрально размахивает передо мной бокалом с вином. — Его даже можно немного понять. Выпей, станет легче.