Я отчаянно пытаюсь взять себя в руки — не так страшен чёрт, как его малюют.

Я не знаю, какой именно реакции я ожидала от Эммануэля, но явно не такой.

Его лицо становится непроницаемым, а взгляд не выражает вообще ничего. Ни приподнятых бровей в изумлении от наглости моего вопроса, ни такой характерной для него лукавой усмешки и готовности в любой момент съязвить, ни даже свирепого взгляда, способного вызвать страх у любого противника. В его глазах не отражается ровным счетом ничего. Парадоксально, но это пугает меня еще больше. И я успеваю даже пожалеть о том, что знаю, что такое отвлекающий маневр (спасибо, Бетан!).

Эммануэль смотрит на меня еще какое-то время.

— Скажи спасибо и больше не поднимай эту тему, — произносит он сквозь зубы.

Едва ощутимый холодок пробегает между нами. И если до этого момента я могла бы поклясться, что физически ощущаю волну его чувств, все как рукой сняло.

— А вы всем своим сотрудникам повысили зарплату за этот месяц? — тихо спрашиваю я больше даже себя, чем его.

— Мне кажется, я попросил тебя оставить этот разговор, — Эммануэль продолжает говорить спокойно, но его ответ почему-то заставляет меня поежиться.

— Я просто хочу знать…

— Знать что?

— Зачем? — я всматриваюсь в его глаза, которые в неярком освящении холла приобрели синий оттенок. Я готова поклясться, что в какой-то момент увидела гневные молнии в его зрачках.

— Тебе что, деньги не нужны? Любой другой на твоем месте поблагодарил бы и забил, — по вибрации его голоса я чувствую, что он в любой момент готов сорваться на крик.

— Я не хочу быть вам должной. Откуда мне знать, что вы не потребуете ничего взамен? — говорю я полуправду.

Лицо Эммануэля отражает недоумение, которое через секунду сменяется паникой. Он моментально отходит от меня на шаг назад, показывая на практике, что не рассчитывал ни на какое вознаграждение.

Я делаю вид, что выросшее между нами расстояние ни капельки не расстраивает меня. Я ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы он отходил от меня. С трудом, но я сдерживаю в себе порыв схватить его за рубашку и привлечь ближе к себе.

Так, стоп, мне точно нужна дополнительная чашка кофе, я точно брежу.

— Ты мне ничего не должна. Ты на меня работаешь. Это оплата твоего труда.

Я с грустью понимаю, что даже если захочу, то не смогу до него дотянуться. Его глаза опять ничего не выражают, и я окончательно сбита с толку.

— Я просто хочу знать правду, — я чувствую, что уже скучаю по той близости, пусть даже иллюзорной, которая была между нами еще минуту назад.

— Ты хочешь знать правду? Хорошо, — он засовывает руки в карманы брюк. — Ни один из моих сотрудников не живет в этом проклятом Богом районе Бостона. Ни один из них не ходит по темным улицам места, где каждый вечер если никого не убьют, то ограбят, и это если повезет.

— Меня еще никто никогда не грабил.

Мои руки начинают дрожать, и я тоже засовываю свободную руку в карман. Я задумываюсь, сделал ли Эммануэль то же самое, потому что у него тоже дрожат руки?

Здесь, в этой тихой обстановке, при мерцающем слабом свете, мы какое-то время изучаем друг друга, и я чувствую, как воздух вокруг нас накаляется.

— Ну раз так, тогда тебе не о чем волноваться — раз тебя никто никогда не грабил, значит, и не ограбит, — Эммануэль даже не пытается скрыть свое ироничное отношение. — Так вот, когда это все-таки случится, помни, что я тебя предупреждал. Но больше помогать тебе я не собираюсь.

— Почему вы видите мир так, будто обязательно должно случиться что-то плохое? — этот вопрос вырывается у меня автоматически, и на мгновение я вижу застывшую в его глазах уязвимость.

Неужели мне удалось застать врасплох такого искусного оппонента в споре, как Эммануэль? Сколько же на самом деле тревожных мыслей скрывается за этой маской высокомерия и заносчивости? Смогу ли я пробиться через его броню? Разрешит ли он мне увидеть себя настоящего? И что меня ждет там?

— И это твоя благодарность за повышение зарплаты, глупая девочка? — будто прочитав мои мысли и намерения, Эммануэль резко опускает меня обратно на землю. Он больше не смотрит на меня, его взгляд сосредоточен на проходе между стеллажами. В выражении его лица застыло разочарование. А еще я вижу усталость, да, это, несомненно, она. И я мгновенно жалею о том, что завела разговор о деньгах.

— Я… я благодарна. Я просто…, — я не понимаю, как так получилось, что мы начали спорить, думаю я, но вслух произношу совсем другое, сегодня я уже и так сказала слишком много. — Я на самом деле очень благодарна вам за заботу. В том-то и дело. Я бы очень не хотела злоупотреблять вашей добротой, — говорю я, запинаясь, и при этом безуспешно пытаясь загладить свою вину.

— Эти деньги рассчитаны на то, чтобы ты смогла позволить себе лучшее жилье, и ни на что другое, помни об этом. Так что тебе лучше поторопиться с поиском жилья.

Явно пропустив мимо ушей все мои слова благодарности, Эммануэль разворачивается и быстрым шагом выходит из холла, удаляясь все дальше от меня. Если бы он только оглянулся и посмотрел на меня, то заметил бы, как крупная дрожь бьет мое тело.

Бетан советует «заземляться» в те моменты, когда душит тревога и становится тяжело дышать. Я следую ее советам: переношу свое внимание на ноги — ощущаю под своими ногами пол, чувствую, как мои ноги стоят на одном и том же месте и поэтому уже немного затекли. Мои руки все еще держат все тот же бумажный стаканчик с уже остывшим кофе. Я ощущаю под моими пальцами шероховатую поверхность бумаги. Интересно, как долго я уже здесь стою? Медленно, но верно я возвращаюсь к реальности, значит, «заземление» и вправду работает.

Могу ли я признаться себе самой, что со мной происходит на самом деле? Этот мужчина вихрем ворвался в мою размеренную жизнь и превратил ее в абсолютный хаос. Или это происходит только в моей голове? Я уже сама не отдаю себе отчет в том, что на самом деле испытываю к Эммануэлю.

Начнем все по порядку: я спокойно пила кофе, читала стендовый доклад; появился Эммануэль; могу поклясться, что между нами пробежала искра — почувствовал ли он то же самое, что и я? Я собрала всю свою волю в кулак и, несмотря на огромный страх перед Эммануэлем, я осмелилась задать ему абсолютно невинный вопрос о повышении моей зарплаты, который возымел эффект разорвавшейся бомбы. Я и предположить не могла такой реакции, но разве хоть что-то поддается логическому объяснению, когда речь идет об Эммануэле Лорэне? И, что самое худшее, я чувствую себя виноватой за то, что задала вопрос, который так его разозлил. Если думать рационально, я не спросила ничего такого, чтобы могло вызвать такую неадекватную реакцию. Но так ли это? Так ли это видит Эммануэль? Возможно, для него я всего лишь неблагодарная постдокторантка? Все мои мышцы вновь напрягаются от одной только мысли, что я могла разочаровать его. Если я продолжу в том же духе, то просто сгорю изнутри. Разве Бетан не предупреждала меня, чтобы я ни в коем случае не влюблялась в Эммануэля? Но ведь я и не влюблена в него. Я просто-напросто запуталась, а он ловко манипулирует моими слабостями. Ведь так?

Эммануэлю при каждой нашей встрече удается сбить меня с толку. Почему я позволяю ему манипулировать моими чувствами?

«Да что со мной не так?» — я второй раз за сегодня спускаюсь по лестнице в огромный холл на втором этаже, откуда можно пройти в несколько помещений, где вот-вот начнутся сессии с чтением докладов. Завтраки накрываются в просторном холле на пятом этаже, там же, где расположены наши номера. Вдоль панорамных окон с красивым видом расставлены столики с маленькими диванчиками. Немного позавтракав и взбодрившись, я уже было надеялась, что утреннее происшествие и разговор на повышенных тонах с Эммануэлем меня больше не волнует. Но не тут-то было. Чем больше я думаю о том, какое влияние на меня оказывают его слова, тем больше мне хочется доказать самой себе, что я все еще могу держать себя в руках, и что он мне абсолютно безразличен. «Какая разница, что он обо мне думает? Да, мы вместе работаем, да, он может обладать некоторой властью над моей работой и будущей карьерой. Но, во — первых, официально он даже не мой научный руководитель, и, во-вторых, я могу при желании найти другой постдок, не правда ли? Не в этом ли выражается свобода любого человека, чтобы иметь возможность выбирать самому, как ему жить?» — мысленно задаю я себе вопросы и тут же на них отвечаю.