Я вновь прохожу через Гарвард-Ярд по направлению к Гарвардской площади, к станции метро, или, как я уже привыкла называть его, живя в Бостоне, «Ти». От станции Гарвард я еду домой по красной линии без пересадок, в этом есть определенное преимущество, если у жизни в Дорчестере могут быть таковые.

Поезд приходит быстро. Я захожу в старый красно-белый вагончик, сажусь на свободное место и пишу Бетан сообщение: «Все прошло хорошо, встретимся через час в нашем месте?» Ответ приходит быстро: «Супер, крошка! Жду не дождусь».

Так уж получилось, что Бетан называет меня своей крошкой. Виной тому, скорее всего, изначально являлся мой рост — по сравнению с рослой Бетан я действительно выгляжу Дюймовочкой. Со временем это мое новое имя стало отражать уже не столько мой рост, сколько ее дружеское отношение ко мне, и мне это очень нравится.

Я забегаю домой, чтобы быстро переодеться в удобные короткие шорты и первую попавшуюся майку на бретельках. Я быстро надеваю кеды и захватываю ветровку, вовремя подумав, что к вечеру может стать прохладнее. Вспоминаю, что хорошо бы поесть, с утра я только выпила кофе с крекерами. Но я решаю не терять время, перекушу в баре.

Минут через сорок я на месте. Я издалека замечаю Бетан, она уже ждет меня на тротуаре перед входом в бар, и вся ее поза выражает нетерпение. На ней светло-зеленая объемная, почти бесформенная, футболка и зеленые укороченные брючки более темного цвета. Зеленый цвет никому не идет и не украшает ни одного человека, и в таком одеянии другой человек вызывал бы ассоциацию с упаковкой зеленого горошка, но только не моя подруга. В своей яркой одежде, мягких сандалиях цвета кэмел, с блестящими темными волосами, собранными в хвост атласной лентой — Бетан, как всегда, собирает восхищенные взгляды всех прохожих и даже малышей, проезжающих мимо в своих колясках.

Надо сказать, я никогда не завидовала материальному благополучию и красоте моей подруги, как не завидовала кому бы то ни было другому. Если быть совсем честной с собой, иногда в глубине души я завидую высокому росту Бетан. Я всегда была маленького роста, и даже уже учась в старшей школе, я надеялась еще подрасти, носила обувь на высоких каблуках и на платформе. Но в какой-то момент я поняла, что мы все разные, все люди на этой земле — каждый уникален, даже близнецы не являются полностью идентичными друг другу. Тогда какой смысл сравнивать себя с кем бы то ни было или стремиться быть похожим на кого-то?

— Привет, красотка! — Бетан машет мне, и я подбегаю к ней, радостно обнимая ее высокую и стройную фигурку. Я замечаю на ее груди новую маленькую брошь в виде морского конька, украшенного прозрачными зелеными и белыми камнями. Я даже не сомневаюсь в природном происхождении и цене камней. Бетан поклонница этих рыбок и приписывает им какие-то редкие качества, которыми, по ее мнению, обладают далеко не все люди.

— Какая же ты все-таки красотка, — присвистывает она, с одобрением глядя на мои оголенные ноги в шортах, пока не тронутые загаром. — Ах, какие ножки.

Я смущаюсь. Бетан утверждает, что у меня самые красивые ноги, которые она когда-либо видела. Я не знаю, насколько это правда, но она всегда пытается заставить меня надеть что-нибудь откровенное.

— Надеюсь, ты была в этих шортах сегодня на интервью? — хитро улыбается моя подруга.

— Нет, ты что? Это же интервью, а не пикник.

Бетан в ответ на мой пуританский ответ закатывает глаза, и я опять поражаюсь, как мы, такие разные, стали близкими подругами.

— Девочка моя, — говорит Бетан тоном женщины лет так сорока, повидавшей многое, — я же не спрашиваю тебя, ходила ли ты туда голой.

Я слегка завидую такому ее расслабленному отношению к работе и к жизни в целом. Для меня работа — это большая ответственность, и ничто меня так не страшит, как опасность остаться без работы. Я понимаю, откуда ноги растут: Бетан никогда не приходилось задумываться о завтрашнем дне, она родилась, как говорят, с серебряной ложкой во рту.

— Ну, скажи, он горяч?

— Кто? — я делаю вид, что не понимаю, о ком идет речь. Мои руки все еще дрожат, и я все еще пытаюсь с этим бороться.

— Ой, да брось! — выкрикивает Бетан слишком громко как раз в тот момент, когда мы заходим в наш любимый бар. Бар называется «Клеопатра» — хозяева бара решили отразить в интерьере истории жизни самых знаменитых женщин мира, на стенах — репродукции картин и копии фотографий, некоторые в рамках, а некоторые, такого же размера, нарисованы прямо на штукатурке. Все портреты сделаны руками дочерей хозяев и, надо сказать, сделаны талантливо. Девушки сейчас учатся в Европе. Сначала они мечтали и планировали поступать в Миланский технический университет на факультет архитектурного дизайна, но поехали в Лондонский университет искусств, выбрав точно такой же факультет. Так сказать, отправились из Новой Англии в Старую Англию, получили там стипендию. Все это когда-то с гордостью и удовольствием рассказали нам хозяева бара, муж с женой. Поскольку мы с Бетан — постоянные клиенты бара и встречаемся здесь поболтать хотя бы раз в неделю, нас всегда встречают как старых друзей, и мы периодически просматриваем свежие фотографии сестер на телефонах их родителей. Может быть, тем не хватает общения со своими дочками, поэтому они так радуются нашим встречам. Вот и сейчас Мик, хозяин заведения, приветливо улыбается нам и машет рукой, подавая напитки посетителям, сидящим у высокий стойки.

Мы с Бетан оглядываемся, выбирая столик. Бар очень уютный, здесь во всем чувствуется энергия взаимной любви в этой семье. Все столы разных цветов, и у каждого есть свое имя. Сегодня мы останавливаем свой выбор на высоком столике с именем Одри — глянцевая черная столешница, тонкие белые ножки, круглая белая матовая лампа на столешнице — и усаживаемся на высокие полубарные стулья. Стулья в нашем баре очень удобные, с закругленными спинками на уровне талии. Может быть, это еще одна из причин наших многочасовых посиделок здесь.

— Он крышесносный, — отвечаю я на ее вопрос и опускаю глаза.

— Крышесносный? Что это за слово такое? — ржет Бетан. — Такого слова не существует.

— В таком случае, мы просто обязаны его запатентовать, — мечтательно улыбаюсь я. — Дай подумать, — я запрокидываю голову, как будто задумываюсь о чем-то значительном и существенном. — Оно означает, что от такого мужчины может протечь чердак, — уверенно добавляю я.

Бетан катится со смеха и начинает выпытывать у меня все подробности интервью по порядку. Я решаю, что закажу что-нибудь перекусить чуть позже. А пока, перед тем как начать свой рассказ, я заказываю клубничный дайкири, заранее зная, что утром могу пожалеть об этом. А вот Бетан решает поэкспериментировать с напитком из крепких ингредиентов, не задумываясь о возможной последующей «расплате».

Когда я перехожу к тому моменту, что Лорэн не взял меня в свою группу, Бетан хмурится и потягивает свой коктейль.

— Слушай, это даже к лучшему, — озвучивает она мои мысли. В действительности меня трясет даже от его имени, так что я не понимаю, как смогла бы с ним работать. — Жаль только, что не сможешь вместе с ним публиковаться во всяких «Саенс»4, — снова озвучивает она мои мысли, — но зато ты поработаешь в его лаборатории! А это всегда можно будет указать в личном деле. Подумай только, мало кому такое даже снилось! Это как выиграть в лотерею.

Бойфренд Бетан проработал два года в лаборатории Лорэна, и его карьера немедленно пошла в гору, а его публикации с огромным импакт-фактором5 поразили всех настолько, что ему сразу же предложили должность младшего ассистента на кафедре эмбриологии. И это всего лишь спустя два года после окончания аспирантуры!

Тем временем алкоголь в моей крови возымел свое действие, и я расслабляюсь.

— Я тебя так и не спросила, почему Джеймс тогда ушел из лаборатории Лорэна? По контракту он мог бы там оставаться еще на год.