Дом встретил его каким-то непривычным оживлением. Марк напрягся. Оживление не значило ничего хорошего уже очень и очень давно. Кроме того – сейчас оно было максимально неуместным.

Он разулся и аккуратно заглянул в атрий. Стопку всего, что они прикарманили, он положил на столик у входа - и теперь понятия не имел, куда ее девать.

Надежды на то, что звуки шли не из атрия развалились.

Мама сидела на стуле возле имплювия и сжимала в руках какой-то свиток. Взгляд ее был устремлен вникуда и было более чем очевидно, что она в глубоком потрясении. Сбоку от нее стоял Квинт и таращился в письмо так, словно увидел лемура. Рабы суетились вокруг, но смысла эта суета, на первый взгляд, не имела.

Марк кашлянул, пытаясь привести в порядок голос, и, как будто только что ввалился, прокричал:

- Мам, я дома! – а затем сразу же вошел в атрий, неся с собой только свою собственную сумку.

Услышав его, мама вздрогнула и обернулась. Марк удивленно поднял бровь и подошел ближе.

- Что это у тебя? – не нашел ничего лучше, чем спросить, он, коротко кивнув в сторону свитка.

- Ваш отец… - начала было мама, но ее голос быстро сошел на нет.

- Что, “отец”? – насторожился Марк.

Мама на мгновение запнулась, а затем, внимательно посмотрев на него, выдохнула:

- Я вам соврала. Не было никакого назначения и никакой Сицилии. Ваш отец просто пропал. Еще в январе.

Марк подозрительно нахмурился.

- Я знаю, - кивнул он, все еще не понимая, или скорее – не желая понимать, куда же она может клонить.

Мама удивленно посмотрела на него:

- Откуда?

Марк подтянул к себе стул и сел рядом с ней.

- Мам, извини, но вся эта история была настолько шита белыми нитками, что на нее мог повестись только Квинт.

Он в принципе никогда не делал из своего мнения секрета, а то, что мама была о нем не осведомлена было попросту обидно.

Квинт отвлекся от лицезрения письма и зло зыркнул на него.

Мама кивнула, прежде чем продолжить:

- Так вот, он пропал - и мне скоро намекнули, что, если я не хочу, чтобы вы остались сиротами, мне лучше не предпринимать по этому поводу никаких действий.

Ага, так вот почему она так быстро собралась и увезла их сюда.

- А сейчас… Не знаю даже как объяснить-то. В общем, Цезарь пишет, что… Есть шанс, что он жив.

Чего-о-о?!

Марк давно утратил всякую надежду на хоть сколько-нибудь положительный исход, что сейчас смотрел на маму примерно так же, как мама минутой назад смотрела вникуда.

- На, почитай, - мама протянула ему письмо и он, не думая ни мгновения, схватил его.

Взгляд бежал по строчкам.

Гай Юлий Цезарь Юнии…

Гай Юлий Цезарь? Он же мертв.

Ладно, потом.

Так, нет, это не то, это не то.

Рассмотрение дела твоего брата назначено…

Тоже не то.

Судьба дяди[6] Марка интересовала в последнюю очередь. Может быть, когда-то он и любил его, но это время осталось далеко позади, отрезанное несколькими днями, полными страха и неопределенности, которые он провел на Капитолии в заложниках. Дядя мог говорить все что угодно, но Марк точно знал, что они потребовали этого только для того, чтобы папа не убил их тотчас же.

И, что, если бы папа пошел на штурм, сам дядя и перерезал бы ему горло с тем же скорбным выражением лица.

Взгляд скользил ниже – и скоро Марк нашел то, что искал.

…но я могу утверждать, что последний человек, который видел твоего мужа, - один из рабов Октавия, - видел его живым. Мы с Луцием Марцием Филиппом продолжаем поиски, если нам удасться что-нибудь выяснить, я сразу тебе сообщу.

Батя был жив.

Последний раз, когда его видели, батя был жив.

Это… Меняло все. Больше, чем все. Больше, чем Марк мог себе представить.

Ошеломление уступило место широченной улыбке:

- Мам, батя жив! – проорал он так громко, что, казалось, должно было быть слышно на другой стороне вулкана.

- Марк, пока еще ничего не понятно. С тех пор прошло больше месяца, - резонно заметила мама, но Марк ее уже не слышал.

Батя был жив – и больше ничего не имело значения.

[1] Отец Сципиона. Там странное что-то в этой семье, у отца и сына разные когномены.

[2] В эпикурейской философии, и, вероятно, в целом, то, что мы бы назвали реальностью называется просто космосом.

[3] На двери написано “Alexander Jensen”. Буквы j нет в классической латыни.

[4] Чем светлее папирус, тем он дороже. Белого в античности не было как класса.

[5] Gaspard Dubois. При транскрипции с французского на русский – Гаспар Дюбуа, дети читают по правилам латыни.

[6] Марк Юний Брут. Юния, жена Лепида и мать Марка-младшего, его сводная сестра. У них одна мать, но разные отцы.

Он не мог поступить по-другому.

Если бы у него была возможность вернуться в прошлое, в тот самый день – он сделал бы все точно так же. Наверное, эта мысль должна была приносить успокоение, но этого не происходило.

Влажный деревянный потолок над головой медленно покачивался в такт волнам. Рука, закинутая за голову, затекла и неприятно покалывала.

Дни, проведенные в каменном мешке, смазались в один, подобие суда едва отразилось в воспоминаниях – и сознание в полной мере вернулось только здесь и сейчас.

На очередном чертовом корабле, который вез его к конечной точке жизни. К каменоломням.

Пусть его греческий и был далек от совершенства, остаться совсем в неведении не вышло - и очевидное скоро стало подтвержденным. На каменоломнях долго не выживали, и поэтому туда отправляли только тех рабов, кто серьезно проштрафился.

Сперва ему хотелось, чтобы Франсуа – эта предательская морда, - лежал рядом на этих прогнивших влажных планках, ожидая отложенной, но неизбежной казни – но это быстро прошло. Молодой дурак, он просто испугался – и вряд ли даже понял, что сделал, пока не стало слишком поздно.

К тому же, судьбу гладиатора сложно было назвать куда более завидной.

- Я вот не пойму, - сказал Ал в воздух. Шепотом, но в обреченной тяжелой тишине его голос прозвучал как набат, - Зачем его вообще купили? Какой из него гладиатор?

- Ты о чем? – сразу оживился щуплый мужичок, который сидел рядом.

- Да я на рынок этот проклятый попал вместе с одним знакомым. Дурак-дураком, ничего не умеет, только мышцы демонстрировать. Думал, он там проторчит до старости, ан нет – купили его. В школу гладиаторов, - хмыкнул Ал.

Несмотря на усмешку, на душе было до невозможности мерзко.

- Он мускулистый, говоришь? – неожиданно переспросил собеседник.

Ал кивнул и добавил:

- Любимчик женщин. Толпами на него вешались.

- И ты не понимаешь, почему его купили? Ну ты как будто вчера родился! – хмыкнул собеседник. Ал нахмурился, но пояснения не заставили себя ждать, - Такие смазливые красавчики каждой школе нужны, привлекают женщин на бои. Чем больше народу, тем больше продаж и ставок. Насколько я знаю, такие, как он, очень дорого стоят, но еще быстрее отбиваются.

Ал приподнялся и покосился в сторону стражников, что подпирали дверь. Обычно они быстро пресекали любые разговоры, но сейчас мирно дремали, оперившись о косяк, не обращая на них никакого внимания.

Шальная мысль появилась в голове и тут же ушла, когда один из соседей перевернулся на бок и скрипнул цепью. Шансов на второй побег просто не было.

- Слушай, а ты как тут оказался? – собеседник не собирался прекращать разговор.

- Устроил побег с рынка, - хмыкнул Ал, - Почти всех распихал на корабль, но вот сам не успел. А ты откуда столько знаешь про школы гладиаторов?

Собеседник грустно усмехнулся:

- Работал в одной на кухне. Ну как, работал, - он пошевелил ногой. Раздался красноречивый звон цепи, - Вот точно так же. Гладиаторы устроили побег, я к ним присоединился. Мы сбежали, удрали из Италии, я уж думал все, привет свободная жизнь – и тут на нас напали пираты. А я даже меч держать не умею с правильной стороны. Ну и вот. Я тут.