- …одну случайную встречу, которая избавит от рисков и с которой никто не посмеет поспорить, - закончил за нее Гай.

В задумчивости, Фабия поджала губы:

- Ты же понимаешь, чем это грозит всем нам, если все раскроется.

Гай кивнул:

- Понимаю и постараюсь сделать так, чтобы ваше вмешательство не понадобилось, но шансов у меня мало. В крайнем случае – пойдем на плаху вместе.

Взгляд Фабии метался по комнате так, словно она искала какое-то знамение, что могло бы помочь ей принять решение, а затем остановился на его лице:

- Хорошо. По старой дружбе, я тебе помогу. Есть у меня одна девочка на примете, никто и носа не подточит, она никак не связана ни с одним из Брутов.

Лицо Гая просветлело:

- Я тебя люблю. Как сестру, разумеется.

Фабия хохотнула и помотала головой:

- Нет, ты, все-таки, неисправим.

- За это ты меня и любишь, - усмехнулся Гай.

- Конечно, - лукаво улыбнулась Фабия.

Заседание коллегии понтификов переносили несколько раз. То священные куры не так клевали зерно, то птицы летали слишком низко, то молния ударила недалеко от Регии – и с каждым днем задержки Гай закипал все сильнее и сильнее. Складывалось такое ощущение, словно авгуры хотели свою долю, но на прямое-непрямое предложение, Луций Цезарь[2] только развел руками:

- Гай, я не знаю, что за хрень, но знамения действительно дерьмовые, и мы не можем просто закрыть на них глаза, - толпа на форуме галдела, заглушая даже его зычный голос, - С заседанием сената проще, заседание коллегии…

- Луций, ты авгур, ты не хуже меня знаешь, какая чушь эти знамения, - Гай скривился.

Луций криво усмехнулся:

- Чушь-не чушь, а процедура есть процедура, я не могу ее изменить.

- Ну, интерпретируйте их как-нибудь по-другому, - предложил Гай, - В конце-концов, у нас сейчас нет великого понтифика, чем не повод для дурных знамений.

- Да при чем тут… - начал было Луций с таким выражением лица, что Гай тут же понял, куда он клонит.

- Цена? – он мысленно пересчитал оставшиеся деньги и нашел сумму совершенно неудовлетворительной.

Впрочем, вряд ли Луцию были нужны деньги.

Луций крепко задумался. Они прошли мимо ростр, на которых юркие рабы устанавливали временные конструкции, превращая их в подобие зала суда, завернули в тихий переулок возле базилики Эмилия, и только после этого Луций ожил:

- Мне тут одна птичка напела, что ты хочешь сирийское командование себе.

- Птичка, говоришь? Дай угадаю, такая длинная и носатая? – лукаво прищурился Гай.

Луций не ответил, но его молчание было красноречивее любых слов. Ну Бальб…

- Ну да, хочу, - Гай не стал отнекиваться, - А тебе-то что?

- Не тебе одному нужно поправить финансовое положение. Отмена проскрипций — это, конечно, хорошо, но отобранные деньги мне никто не вернет.

Гай автоматически почесал правую руку. Пусть повязку и сняли вчера, пусть кисть больше и не беспокоила, эта привычка оказалась устойчивой.

- Легатом ко мне хочешь?

Воровато оглянувшись, Луций кивнул.

- Ладно. Организуем, - легко согласился Гай.

У него уже были военный трибун и легат – а командование все еще махало рукой откуда-то из-за горной гряды близ Зевгмы. Было в этом что-то ироничное.

Как Луций провернул свою часть сделки, так и осталось загадкой, но знамения пришли в полный порядок на следующий же день – и заседание коллегии понтификов не заставило себя ждать.

Под палящим весенним солнцем, Гай мерил шагами брусчатку возле Регии. Вовнутрь, за закрытые двери, ему хода не было. Подпиравшие колонны и сидящие на ступенях ликторы не сводили с него глаз, не оставляя ни единого шанса даже подобраться поближе, чтобы погреть уши.

Толпа, сопровождавшая его при выходе из дому, давно рассеялась, и никто не мешал напряженному ожиданию очередными разговорами, просьбами и письмами.

Тяжелые двери Регии распахнулись, когда солнце уже перевалило за зенит, и тихая до того улица заполнилась шумом и возбужденными голосами.

Отыскав глазами Публия Сульпиция Руфа, сжимавшего в руках какой-то свиток, Гай в два шага поравнялся с ним.

- Ну? – стало единственным вопросом.

- Ну… - загадочно протянул Руф, - Мне пришлось очень сильно попотеть, чтобы всех убедить, но все хорошо. Твое завещание аннулировано. Держи, счастливчик.

Свиток перекочевал из рук Руфа к Гаю. Одного быстрого взгляда на ровные буквы хватило для того, чтобы убедиться в его словах.

- Спасибо! – губы сами растянулись в широкой улыбке, - Сочтемся.

- О, я очень на это надеюсь.

[1] В Риме закон позволял, в случае приговора гражданина к смертной казни, заменить казнь на изгнание.

[2] Несмотря на то, что и Гай и Луций – Юлии Цезари, они из разных ветвей и по факту настолько дальние родственники, что можно сказать и не родственники вообще.

Карикс вел себя странно.

Сначала это было всего лишь смутное подозрение. Едва уловимое ощущение где-то на подкорке, возникавшее каждый раз, когда тот появлялся в поле зрения. Игнорировать его с каждым разом становилось все сложнее и сложнее – и, сам того не желая, Ал начал замечать.

Постоянные пропажи в неизвестном направлении. Короткие, но непривычные. Странные ухмылки, жесты, взгляды. Складывалось ощущение, что он чего-то ждет.

Они все здесь чего-то ждали, но… Карикс отличался. Как будто то, чего ждали они не имело никакого отношения к тому, что ждет он. Дурацкое, но глубоко беспокоящее чувство, которое Ал никак не мог сформулировать, и о котором поэтому до сих пор никому не сказал.

Дурацкое – и несвоевременное. Их бунт приближался семимильными шагами. Для того, чтобы у них вышло хоть что-то, они должны были доверять друг другу полностью.

А Ал не доверял.

Впрочем, такие проблемы были не только у него.

Пересменка надсмотрщиков всегда сопровождалась суетой, а тогда, когда она задерживалась и накладывалась на ужин – и подавно.

- Знаете, мужики, - шепотом начал Агрос, как только они вышли из душного, провонявшего чем-то подгоревшим помещения столовой на свежий воздух, - Чур только не ржать, - Ал с Галеном переглянулись и серьезно кивнули, - Мне кажется, что кто-то собирается нас сдать. Или уже сдал. Не знаю кто, не знаю почему, но…

Закончить свою мысль он не успел.

Фигура явившегося на пересменку Ликаона только мелькнула вдали, у ворот что разделяли каменоломни на две равные части, а Ал уже затащил Галена за ближайший угол. Немного замешкавшийся Агрос юркнул следом – и когда Ликаон поравнялся с ними, то увидел только Агроса и Ала, ведущих непринужденную беседу ни о чем.

- Чего это вы тут прохлаждаетесь? – ухмылькнулся Ликаон.

Ал обернулся, как ни в чем ни бывало:

- А что такое, начальник? Ужин закончился, до отбоя еще час.

Ликаон хмыкнул и осмотрелся:

- Где ваш третий?

- Кто? – Ал невинно моргал, будто бы этот разговор не повторялся с завидной регулярностью последние несколько дней.

Для Ликаона это оказалось слишком. Враз растеряв доброжелательный настрой, он процедил:

- Ты тупой что ли, Альбин? Гален. Куда он подевался?

Где-то за спиной вжавшийся в стену Гален шумно выдохнул, и Ал прикрыл компрометирующий звук натужным кашлем.

- А мне почем знать? – прокашлявшись, он вздернул бровь, - В бараке, наверное, отлеживается. Ты же ему всю спину на лоскуты порвал.

- Пусть еще спасибо мне за это скажет, - выплюнул Ликаон, - Если бы я поступил по закону, он бы уже на кресте у дороги болтался. Еще чего выдумал, чтобы какой-то грязный раб римским гражданином назывался.

- Какое великодушие, - саркастично протянул Ал.

Неожиданно, лицо Ликаона просветлело, и он хохотнул:

- Совсем ты осмелел, рыжий. Смотри, выйдет боком еще.

Бросив эту то ли угрозу, то ли шутку, он оставил их в покое и ушел куда-то, насвистывая незнакомую мелодию себе под нос.

- Свалил? – тихо спросил Гален.