- Это не лемур, он живой, идиот! – тихий, шипящий голос Марка прозвучал словно крик.

Децим удивленно моргнул, а затем рассмеялся:

- Это я идиот?! Марк, ты сам себя слышишь?! Да он полчаса в луже своей крови в курии валялся! У тебя что, провалы в памяти начались, ты же там был! Очнись, Марк, люди, которые по полчаса валяются без дыхания живыми не бывают!

Сложившаяся еще год назад в голове картина треснула – и разлетелась на множество миниатюрных фрагментов, которые больше невозможно было склеить воедино.

Врачи в той германской больнице говорили ему, что счет шел на минуты. Если бы ученые опоздали хотя бы немного – промедление закончилось бы для него одним.

Смертью.

Для того, чтобы выжить, он должен был исчезнуть сразу же. Если этого не случилось…

Каменная маска на лице треснула вслед за картиной мира.

- Но как это… - прозвучало обескураженно. Гай едва смог узнать свой собственный голос.

Который тут же утонул в…

- Прости! Я не хотел! Они меня вынудили! Все эти надписи, записки, карикатуры на стенах! – Марк Брут уцепился за решетки и опустил голову, - Я просто не смог… - голос его сошел на нет.

Из тюрьмы Гай вышел в полном смятении. Солнце клонилось к закату. Последние несколько часов смешались в бесконечный ком из полутьмы, знакомых лиц, слов и ощущения ледяных мурашек на спине.

Единственным, чего он сейчас хотел, было проснуться. Открыть глаза и забыть все как страшный сон.

Реальность вокруг, словно насмехаясь над ним, ничем не намекала на то, что может оказаться сном.

Ноги сами несли его вверх. По прямой короткой дороге в архив. Последняя зацепка, последний шанс.

Если и там будет то же самое…

Расписка. Протокол изъятия. Бесконечно длинные минуты ожидания – и шершавый свиток перекочевал во вспотевшую ладонь.

- Завтра верну. Пришлю раба, - пересохшее горло саднило от каждого слова.

Протокол осмотра тела, - скорее всего, его собственного тела, - жег руку, словно вынуждая открыть его как можно быстрее. Дорога до дома Пизона показалась бесконечной – и только закрывшись в пустом чужом таблинуме, Гай почувствовал себя в достаточной безопасности для того, чтобы сорвать восковую печать со свитка.

Никаких сомнений, иллюзий или мало-мальски работающих объяснений больше не оставалось, поэтому…

Взгляд медленно скользил по строкам – и с каждым словом смотрел все дальше и дальше, пока снова не заглянул в бездну.

Из странного состояния полутранса его вывел требовательный стук в дверь. Он моргнул. Расплывшиеся было буквы снова обрели четкость – но не изменили смысла.

Все ранения, описанные Антистием, в полной мере совпадали с теми, что он помнил на себе.

Для возможной ошибки в реальности просто не оставалось места.

- Войдите.

Но он сидел здесь живой.

- Гай, ты спать вообще собираешься? – сонно щурясь, спросила вошедшая Кальпурния, прикрывая за собой дверь.

Ее беглый взгляд скользнул по свитку, который он, сам того не осознавая, сжимал в руках настолько сильно, что костяшки пальцев побелели, а затем – по нему самому.

- Что случилось? – в ее голосе появились нотки беспокойства.

- Я был в Туллиануме и говорил с обоими Брутами, - нервная усмешка, казалось, намертво прилипла к лицу, - Меня не может здесь быть, - смешок сорвался с губ, и Гай протянул ей свиток с заключением, - Я мертв.

Должно было быть что-то. Какое-то другое объяснение. Просто обязано было быть.

Но, как он ни искал, он не мог найти ничего, за что можно было бы зацепиться.

- Гай, погоди, - Кальпурния всматривалась в строчки текста, написанного неровным почерком Антистия, - Здесь написано, что у тела не было левого глаза. Я… - она сглотнула, - Я помню то же самое.

Она протянула письмо обратно и он, хотя бы ради приличия, перечитал те же самые строки.

- Это не мог быть ты. Никак. Исключено, - в ее голосе звучала такая уверенность, что соблазн ей поверить был невероятно велик.

Если бы только он не знал, что его собственный левый глаз был бионическим имплантом.

- Они просто решили тебе отомстить, - тем же твердым тоном продолжила Кальпурния, - Раз уж не получилось тебя убить, они решили хотя бы испортить тебе жизнь этими сомнениями напоследок.

Нет, Гай не стал бы разрушать эту иллюзию. Просто не мог разрушить эту иллюзию.

Слова застряли в горле – и даже если бы он захотел, он не смог бы их произнести.

Но он и не хотел.

Поднявшись с кресла, он заключил Кальпурнию в крепкие объятья.

Все его чувства кричали о том, что он жив. Ощущение тонкой ткани под пальцами, едва заметный, но приятный аромат какого-то парфюма, чужие руки, что легли на спину.

Мертвец не мог чувствовать. Не мог видеть. Думать. Осознавать.

Должно было существовать какое-то другое объяснение. Его просто не могло было быть.

Он опустил голову и уткнулся жене в плечо.

- Гай, все закончилось, - уверенно сказала она, трактовав его действия по-своему, - А это была просто дурная жестокая шутка.

Ему бы очень хотелось в это поверить. Но это было невозможно.

Реальность противоречила самой себе, и он не мог понять, то ли это он сошел с ума, то ли весь мир вокруг. То ли и то и другое.

А, может быть, ему просто нужен был его ноутбук – и отдающая безумием база данных Фонда в нем.

[1] Video – (дословно, лат.) вижу.

[2] Вообще, Кальпурния – третья жена Цезаря. Первая, Корнелия, умерла еще в 60ых, потом он недолгое время был женат на Помпее, с которой развелся после скандала, вспыхнувшего на празднике Bona Dea (очень вкратце – на него допускались только женщины, но каким-то образом, переодевшись в женское платье, проник Публий Клодий Пульхр. По слухам – он был любовником самой Помпеи, но там черт ногу сломит кто с кем спал, вот честно).

[3] Эпикурейская концепция физики. Очень распространена в I в. до н.э. Эпикурейцам была известна концепция атомов как элементарных частиц, их движений и взаимодействий в очень близком к более-менее современному виде, пусть и другими словами.

[4] Показания раба не считались показаниями, если были даны не под пытками. Когда это разборки внутри семьи, можно было съехать, но, когда это официальный суд – нет.

[5] Самая маленькая римская мера длины. 0.78 см.

[6] Марк Юний Брут, по неизвестной причине, в 59ом г. до н.э. был усыновлен своим дядей, и формально после усыновления стал Квинтом Сервилием Цепионом Брутом.

Расследование зашло в полный тупик, это нужно было просто признать. Младший сын Нонния Бальба, их последняя надежда, не знал ничего полезного. Несмотря на это, их разговор – длинный и бессмысленный, - растянулся на несколько часов, по прошествии которых Марк не только забыл, зачем пришел, но и только каким-то чудом мог вспомнить, как его зовут.

Выбранная им тактика изначально не имела никаких шансов на успех – чем больше Марк думал об этом, тем очевиднее это становилось. Прочесать лес целиком было физически невозможно, не силами пятерых детей, а взрослые делали вид, словно никакой проблемы и вовсе не существует. Они что-то знали, Марк видел это по их лицам, но делиться этой информацией не собирались, доводя его до белого каления.

С каждым днем Нонния все больше и больше изводила себя переживаниями – а мысли Марка становились все мрачнее и мрачнее.

Срок домашнего ареста друзей подходил к концу – а у него все еще не было ничего похожего не то, что на план – даже на толковую идею. Это раздражало даже больше, чем проклятая речь, которую он никак не мог сдать, за что его только что в очередной раз по полной программе отчитал Ификрат, еще сильнее испортив и без того паршивое настроение.

Сципион поймал Марка за руку на выходе из класса. Выглядел он настолько заговорщически, насколько заговорщически вообще мог выглядеть человек. В ответ на прямой вопрос, он только загадочно усмехнулся и, сказав: «Не здесь», увлек Марка за собой в боковой коридор.