Нам очень жаль, что Китай до сих пор не понимает искренности Японии и напрасно прибегает к помощи Европы и Америки, что он все еще продолжает играть в техническую дипломатию, становясь с каждым годом во все более невыгодное для себя положение.

Поверхностным взглядом или сознательным искажением действительности является представление о том, что Япония является милитаристской страной и проводит агрессивную политику. У Японии нет других намерений, как всеми силами реализовать свой основной идеал — сохранение мира.

В маньчжурском инциденте Япония прибегла к вооруженной силе. Но это означает, что Япония взяла в свои руки меч для того, чтобы спасти многих, принеся в жертву одного…

Эти двое с бамбуковыми палками казались близнецами ― хотя один был ощутимо старше, и выше, и, конечно, опасней. У обоих на лицах ― то особенное выражение, какое бывает после тяжёлого детства и порочной юности.

И они приближались.

― Эй, эй,― Кимитакэ, отступил к стене склада и заслоняясь портфелем, словно щитом.

― Тише ты!― произнёт тот, что был справа,― Делай, что сказано и нечего тут шуметь! Идёшь с нами.

― Мне только соевый соус нужен!

― Вот и расскажешь.

― Да почему вы не можете просто продать мне соевый соус? Что с ним не так?

― С ним всё в порядке. А вот тебя ещё проверить надо.

Кимитакэ вдруг понял, что не знает подходящего ответа. Он понимал, что пока ещё не сделал ничего плохого и даже не нарушил ни одного из неписанных здешних правил. И догадывался, что подозрения вызвала школьная форма.

Но это значило, что никакие слова тут уже не помогут.

А ещё он догадывался, что уже много дней здесь не было происшествий. И показательная расправа, пусть и не до смерти, будет очень поучительна для торгашей. Чтобы даже не рискнули задуматься, что на таком рынке разрешается торговать в долг.

Быть показательным, само собой, не хотелось. Но что с этим делать ― непонятно. Вжимаясь в колючую от осевшей пыли стену, Кимитакэ понимал, что не получится даже откупиться. Деньги они, конечно, возьмут с удовольствием ― но потом всё равно станут бить, хорошо так, со знанием дела, чтобы что-нибудь так и осталось сломанным..

Нужен ответ. Такой ответ, чтобы даже они поняли. Но какой?

(Конечно, хорошо бы шибануть их огненной печатью. Но времени на каллиграфию нет, да и кисть с чернилами внутри портфеля)

И тут грянул выстрел.

Совсем близко. Так близко, что крохотный смерч песка взвился как раз между левым и правым громилой с бамбуковой палкой.

Они обернулись одновременно ― словно это было движение в танце. Кимитакэ тоже посмотрел в ту сторону.

Там стоял Юкио. Всё такой же прекрасный, и словно бы нетронутый пылью из-под ног и копотью с железной дороги, он не просто стоял посреди рынка ― а просто попирал его ногами.

А в руке у него был револьвер.

― Ты с ним, что-ли?― наконец, решился спросить тот, что был старше.

Теперь уже им приходилось искать нужные слова ― и было заметно, что даётся это непросто.

― Бросайте дубины!

Те подчинились.

― Давайте нам соевый соус,― ответил Юкио совершенно спокойным, обычным голосом,― раз не умеете его продавать. И мы уйдём, и всё станет по-прежнему.

― А мы здесь просто так, для порядка,― ответил тот, что был слева,― Это вот он продаёт,― и указал в сторону старика.

Кимитакэ отлип от стены и снова вышел к киоску. Только за прилавком теперь никого не было, кроме зловещего полумрака.

― Вставайте, дедушка,― скомандовал Юкио,― неприлично вам на полу валяться.

Дедуля показался из-за керамического заграждения. В руках у него была здоровенная армейская винтовка старого образца и её дуло было направлено прямо в голову обомлевшему Кимитакэ.

― А вы умеете с ней обращаться?― осведомился Юкио, не опуская револьвер.

― Я с ней ещё с русскими воевал,― ответил старичок и усмехнулся.

Юкио повернулся к громилам и покачал револьвером.

― Отведите меня к вашему главному,― скомандовал он,― Пусть он поможет нам купить соуса. Есть возражения?

― Какие тут возражения,― ответил старший,― когда один псих с револьвером, а другой с винтовкой.

Парни в пальто поплелись в сторону, где был вход на склад. Школьники последовали за ними. Пару десятков шагов Кимитакэ просто затылком чувствовал дуло армейского ружья ― а потом его отпустило.

― Зря ты ему поддался,― заметил Кимитакэ,― Даже если бы он меня застрелил, ты бы успел перестрелять всех троих. И соевый соус был бы твой.

― А ты так торопишься умереть?― осведомился Юкио.― Если будешь так торопиться, заберёшь с собой мало врагов.

― Я хотел проверить один…― на этом месте Кимитакэ понял, что слово “пророчество” не очень подходит полному адмиралу:― Военный прогноз. Ну и смерти не положено боятся. Особенно ученику нашей школы и особенно во время войны.

― Неуместно тратить жизнь на две бутылки соевого соуса.

― Неуместно тянуть с подвигом. Если человека, особенно юношу, казнят по ошибке ― это, конечно, трагедия. А если по ошибке держат в камере смертников полвека, а потом выпускают после пересмотра дела ― это уже не трагедия, а просто издевательство над человеком получилось.

― А если юношу казнят не по ошибке ― а за дело?

― Тогда это уже триумф!

Юкио задумался и сказал:

― Вот именно. Я тоже так думаю.

На рынке царила зловещая тишина, и Кимитакэ ясно слышал шаги каждого из их небольшой компании. А потом рупор на столбе заговорил снова:

― Для примера возьмем распространение в обществе легкомысленной идеологии. Капиталисты заботятся только о своих интересах, не обращая внимания на общественную жизнь; политики часто забывают общее положение страны, увлекаясь интересами своих партий; служащие и учащиеся забывают свой долг, предаваясь увеселениям и утехам.

Словом, можно сказать, что всюду имеется легкомысленное течение, эгоизм, исключающий бодрость, честь и идеал. Кто может не беспокоиться о будущности государства, думая о дальнейших результатах такого положения? Да ведь этот вопрос не только будущего. Ведь признаки бедствия вырисовываются уже теперь.

В действительности ведь имеется крупный печальный факт изоляции Японии в ее международном положении, — и японский народ должен знать, что, до тех пор пока он не оставит свое равнодушие, Япония будет постоянно подвержена этому положению изоляции.

Настоящее затруднительное положение не может быть ликвидировано до тех пор, пока японский народ не будет воодушевлен желанием реализовать с максимальной решимостью свой великий идеал мирового значения. Без этого воодушевления невозможно ни коренное разрешение манчжуро-монгольского вопроса, ни континентальной политики.

Все это подтверждается такими историческими фактами, которые имели место, начиная с эры Мейдзи, как японо-китайская, японо-русская и японо-германская войны, торжественно проводившиеся под этим великим идеалом. Позиция Японии тогда была признана всем миром. На этой основе создалось величие Японского государства, выросла и увеличилась его сила. Если бы эти войны проводились Японией на основе эгоистичных интересов, если бы они носили разбойничий, грабительский характер, тогда по всей вероятности Япония была бы объектом упреков со стороны всех государств мира и в конце кондов попала бы в затруднительное положение, граничащее с безвыходным. Германия во время последней европейской войны является живым доказательством этому.

С самого начала истории превосходство Японии заключалось в том, что зло и несправедливость никогда не руководили ее действиями, никогда не заменяли высокой нравственности ее поступков.

Теперь однако есть основание для беспокойства, так как среди народа имеется группа людей, численно хотя и незначительная, но которая, будучи захвачена иностранной радикальной идеологией и следуя теории марксизма, иногда забывает честь Японии, ее цели и свой долг. Есть также люди, которые ведут себя к гибели, предаваясь лени и покою при отсутствии идеалов и сознательности.