― Почему молчишь?― нетерпеливо осведомился хозяин.

― Не знаю, что говорить.

― Зачем тогда пришёл?

― Знаете, это возможно связано со спецификой вашего бизнеса. Я немного смутился. Дело в том, что приятель, с которым я к вам шёл ― по пути сюда он, можно сказать, испарился.

― Получается, наши услуги тебе ни к чему. Твой приятель и так достиг того, чего хотел, без посторонней помощи. Всем бы так уметь!

― Не совсем. Я хотел бы узнать кое-что об одном из ваших клиентов. Он бывший учитель из моей школы…

― Стопроцентная конфиденциальность ― одна из важнейших гарантий нашего бизнеса,― напомнил директор,― В противном случае сама процедура испарения утрачивает всякий смысл. Зачем пропадать так, чтобы было возможно найти? Исключения делаются, только если приходит запрос из полиции или службы безопасности ― обычной, армейской или флотской. Я уже вижу, что эти сведения вам раскрывать не следует.

― Но вы же меня совсем не знаете!

― Мне достаточно видеть, что вы, судя по униформе, не имеете к полиции, армии или флоту ни малейшего отношения. И наши услуги вам ни к чему. Чтобы не иметь к ним отношения и дальше в вашем положении достаточно просто быть почтительным сыном ― и тогда они и так тебя куда надо пристроят. Многие мелкие чиновники попали под призыв, так что вакансии есть. Я понимаю, что объяснить это родителям будет непросто ― но в твоём положении испарение практически невозможно.

Кимитакэ снова не знал, что ответить. Но на этот раз Юкио смог прийти ему на помощь.

За картотечным шкафом приоткрылась дверца ― настолько неприметная, что Кимитакэ только сейчас смог её разглядеть. Из двери вылетела верёвка с петлёй. И прежде, чем кто-то успел сообразить, что здесь вообще происходит, петля обхватила хозяина конторы, как лассо ковбоя обхватывает шею мустанга. Рывок ― и вот он уже вывалился из кресла на пол, а Юкио, сверкнув безукоризненно начищенными ботинками, оседлал ошеломлённую жертву и связывает ей руки за спиной.

― Ты где был?― только и смог спросить Кимитакэ.

― В его архиве,― отозвался Юкио,― Но это было совершенно бесполезно. Там нет того, кто нам нужен.

― Денег в доме нет,― прохрипел с пола хозяин,― Все деньги в банке. Уходите ― и я не буду звать полицейских.

― Ты и так их не будешь звать,― отозвался Юкио и взял со стола стопку каких-то бумаг,― Такой уж у тебя бизнес.

― Что вам нужно?

― Нам нужно найти бывшего учителя каллиграфии из школы Гакусуин. По фамилии Ясуда.

― Это невозможно узнать!

Юкио приподнялся, прицелился и ловко хлестнул его бумагой по лицу.

― Если возможно для полиции, то возможно и для нас,― произнёс школьник,― Отвечай!

Хозяин застонал, но не ответил.

― Придётся поработать над вашей памятью,― бесцветным голосом констатировал Юкио,― Кимитакэ, давай, помогай. Подвесим его за ноги и хорошенько отлупим. Кровь побежит быстрее и он вспомнит. А если вдруг не вспомнит ― эта же кровь побежит уже на пол…

…Спустя пятнадцать минут они стояли возле парадного выхода из особняка с заветным путевым листом в портфеле.

― Теперь мы точно знаем, где искать твоего учителя,― торжествовал Юкио,― И будем искать. Если, разумеется, доживём до начала поисков.

― А ты правда собирался его подвешивать и избивать?

― О…― длиннополосый посмотрел куда-то в небо,― Ты просто забыл, хотя твоё тело знало об этом, когда тебе уже исполнилось лет десять… Прислушайся к телу и ты снова ощутишь животную старую истину: бить человека кулаком или палкой, победить его, растоптать и уничтожить, ― это величайшее наслаждение. Оно пьянит лучше любого вина, дурманит лучше любого опиума. Это наркотик естественный, животный, который старше самого человечества. От таких дел, как от семяизвержения,― получаешь подлинное удовольствие. Человек готов к этой забаве всегда и никогда не сможет ей пресытиться. Это куда веселее, чем играть в поло или греметь бамбуком на кэндо.

Они уже были готовы идти к Старому Каллиграфу.

Но на следующий день предстояло идти в школу.

После всего, что они пережили, возвращение в привычную школу тоже казалось чем-то удивительным.

Пришлось отложить визит в новый дом Старого Каллиграфа на пять дней. И нырнуть в сумрак всеобщего школьного образования.

Трамвай довёз их без приключений. И здание школы, и общежития, и даже деревья вокруг них совершенно не изменились ― и в это даже не верилось.

Урок сменялся уроком и уже начинало казаться, что день пройдёт без приключений.

На последнем уроке Кимитакэ вдруг заметил, что Юкио снова пропал. На месте, где сидел Сатотакэ, не было даже тетрадей и учебников ― вместо них стоял тот самый зловещий фонарь в форме Золотого Храма.

К счастью, погасший.

За окном, на лужайке перед корпусом, несколько рабочих натягивали на каркас бумагу для огромного воздушного змея. Змей пока лежал лицом в землю, и с той стороны проступали чёрные пятна каких-то иероглифов. Похоже, что-то агитационное.

Странно, к такому простому делу могли бы и школьников привлечь. Разве просто так так много говорят о трудовой мобилизации?

Из-под школы показались ещё двое. Эти были с какими-то форменными жилетами, причём на жилетах было что-то написано. Видимо, название ведомства или что-то ещё. Кимитакэ попытался прочесть, но надпись на жилетах была настолько кривая, что глаза слезились и хотелось отвести взгляд. Кимитакэ попытался сфокусировать взгляд на том рабочем, что был ближе к нему ― и вдруг ему показалось, что иероглифы закручиваются в спираль. И от этой спирали ему вдруг сделалось так плохо, что захотелось немедленно уснуть и переждать эти страсти. Заныло во лбу, а глаза стали слипаться.

Это что ещё такое?

Кимитакэ уже не слушал учителя. Он отложил карандаш и достал кисточку. Нарисовал на листке в тетради круг ― тот самый, на котором так любят упражняться монахи. Потом проткнул в нём две дырки. И посмотрел через окно уже сквозь эту импровизированную маску.

Проклятые символы как и раньше попадали в глаза. Но теперь соскальзывали на край зрения и тонули в чёрном окаёме, так что он ясно видел, что двое тащат какой-то свёрток, похожий на носилки, завёрнутые в бумагу.

И тут школьник окончательно догадался, что происходит. А ещё осознал, что может сделать немного: устроить шум и возбудить интерес.

Но даже это “немного” было его еденственным шансом. И он не собирался таким шансом разбрасываться.

Кимитакэ подскочил к окну, оттолкнул вбок тёплую от солнца раму, высунулся и крикнул:

― Эй! Это куда вы нашего одноклассника тащите?

Рабочие остановились. Потом тот, что был впереди, догадался, что они не обязан слушаться какого-то школьника и понятул носилки вперёд. Второй сообразил, в чём дело и тоже

Но тут за спиной Кимитакэ прогремели тяжёлые шаги. Кто-то подошёл к нему ― и заговорил быстрее, чем школьник успел перевести взгляд.

― Стоять!― гаркнуло над ухом.― Разверните свёрток, я хочу видеть, что у вас там!

Кимитакэ обернулся и увидел у себя за плечом директора школы.

Одноклассники почтительно расступились, а учитель и вовсе вжался в участок между доской и дверью. Похоже, он собирался всё переждать, а потом узнать подробности.

А вот директор стоял рядом с ним, у окна. Он может быть и не понимал, что происходит ― но уже заранее был готов с этим разобраться.

Похоже, адмирал проходил мимо кабинета, услышал шум и решил посмотреть, откуда такие крики на уроки истории. А дальше ― ему просто подсказало хозяйственное чутьё.

Рабочие замешкались ― и этого было достаточно. Свёрток лопнул, и оттуда поползло что-то, похожее на чёрного червяка. И прежде, чем они успели что-то делать ― червяк оказался уже знакомым Сатотакэ Юкио, со слипшимися волосами и руками, завязанными за спиной.

Рабочие сообразили, что обратно в свёрток похищенного не запихнёшь ― начали отступать к своим подельникам, что стояли перед так и не поднявшимся воздушным змеем. Те тоже замерли, ещё не понимая, что случилось и что творить.