Спустя пять минут Кимитакэ и Юкио уже шагали в сторону станции. А всё тот же голос со столба продолжал вещать им вслед:

― Долой еретическую доктрину материализма! Уничтожить развратные течения!

На материю нельзя положиться.

Сильный дух и бодрость в конечном счете решают все.

Вопрос о численности населения важен. Важен также и продовольственный вопрос. Конечно важен вопрос и о международном положении. Однако нам не нужно слишком беспокоиться по поводу этих вопросов. Японский народ должен стоять выше всех и смотреть дальше всех. Когда он осознает свою миссию и свои цели, все эти вопросы разрешатся сами собой…

Следующим днём было воскресенье ― так что ребята могли продолжать их маленькую операцию.

Юкио ещё вечером отдал три бутылочки маме ― и в который раз её этим очаровал. А вот четвёртую спрятал в портфель.

Они снова ехали к гончару. По дороге Кимитакэ гадал, в чём же план его приятеля ― но так ни о чём и не догадался и весь остаток пути просто смотрел в окно, подмечая интересные вывески.

Юкио ворвался в лавочку гончара, словно тайфун.

― Вы спасены!― сообщил он.

― Кем?― осведомился гончар.

― Нами! Мы сделаем так, чтобы вашего сына не призвали на войну.

― Не думаю, что у вас это получится,― был ответ,― Он уже поехал по красному письму. Пораньше вышел, чтобы не опоздать.

― Ой,― только и смог сказать Юкио,― А где у вас тут призывной пункт?

― В Токородзаве.

― А зачем там?

― Там, мой отчий дом. Там и зарегистрированы. А этот дом мы только арендуем.

― Скажите, как зовут вашего сына. Остальное мы берём на себя.

― Зачем вам это, ребята?

― Мы будущие юристы и военные,― не моргнув глазом ответил Юкио,― Мы должны учиться находить справедливость ― а после её защищать.

― Что-то не похож ты не на юриста, ни на военного,― заметил гончар, щурясь на его лоснящиеся, длинные волосы.

― Это просто молодость,― заулыбался школьник,― Мы следуем всевозможной дикой моде, пока это допустимо.

Незадачливого сына звали Сакураи. А Токородзава был ещё одной окраиной, чьё название Кимитакэ слышал, но сам ни разу там не бывал.

Впервые в жизни он был недоволен транспортной системой имперской столицы. Трамвайные линии расходились от императорского дворца во все стороны, но дуг между ними (вроде той, по которой Кимитакэ ездил в школу) было мало. Чтобы попасть от гончарной лавки в эту непонятную Токородзаву, нужно было сначала очень долго ехать в одну сторону

А значит, у них есть время, прежде чем Сакурая признают годным.

Но Токородзава оказалась такой дырой, что даже трамвай был бессилен. После конечной нужно было ещё долго топать мимо одноэтажных домов с высокими оградами, пока городская застройка не превратилась в настоящую деревню с топкими переулками и гусями.

Наконец, они перебрались через хлипкий мостик и оказались среди рисовых полей ― казалось кто-то разложил по земле гигантские квадратные зеркала. Ехидного вида дедок указал им направление к призывному пункту.

― Сам туда трёх внуков отправил,― гордо сообщил он и добавил:― Глаза б мои на этих олухов не смотрели!

Рядом протекал канала с небольшим шлюзом, от которого, похоже, и питались все эти безбрежные рисовые поля. На его берегу, в казённого вида домике каналуправления и разместили призывной пункт. Временную вывеску налепили поверх прежней. Её иероглифы были выписаны довольно неплохо, на уровне старательного ученика провинциальной школы ― но вывеску прилепили чуть криво и теперь казалось, что значки страдают морской болезнью.

Внутри был обшитый сверкающим лакированным деревом коридор с десятком дверей, тесный, словно они угодили в подводную лодку. В коридорчике было не протолкнуться от местных призывников в потной чёрной школьной форме. Все ребята были уже достаточно взрослыми, у каждого через плечо была повязана праздничной ленте с военно-патриотическими иероглифами "Ветер ― Лес ― Огонь ― Гора" ― так что казалось, что все они тут по случаю школьного выпускного. Духота стояла страшное и то и дело кто-нибудь из школьников вытирал краем своей ленты взмокший лоб.

А ещё теснее становилось от того, что в очереди не стихали тревожные разговоры.

― Терапевт… Это что за врач такой?― спрашивал кто-то.

― Это как прапорщик, только у врачей,― объяснял ему кто-то другой,― Выше рядового санитара, но ещё не офицер.

― Который тут Сакураи Кёси?― рявкнул Юкио.

― Я Сакураи,― в глубине коридора махнул рукой шуплый парнишка примерно их лет, с коротко выстриженными висками и чёлкой, которая постоянно падала на граза.

― Сакураи-семпай, на выход!

― А почему? Зачем!

― Приказ полковника!

Лицо Сакураи тут же приняла выражение мужественной невозмутимости. Расталкивая других призывников, он подошёл к ребятам.

И чем больше он приближался, тем больше Юкио отступал ― очень ловко и незаметно, словно делал военный маневр. Так что Сакураи сам не заметил, как оказался на крыльце. На этом месте Сатотакэ тут же схватил его за рукав, утащил за угол и прижал к белой стене.

Удивлённый Сакураи посмотрел вправо, словно надеялся увидеть там разгадку произошедшего. Но увидел только окно, забранное чёрной решёткой.

― Кими-кун, держи его за локти.

Кимитакэ сделал, что сказали. Руки Сакурая под школьной формой были на диво рельефными ― видимо, тоже умеет лепить. Если начнёт вырываться ― не сдобровать… Ни в кэндо, ни в поло Кимитакэ силён не был ― полагался на каллиграфию.

Впрочем, сын гончара был слишком удивлён, чтобы сопротивляться.

― А где полковник?― осмелился спросить он.

― Будет ещё полковник на какого-то призывника время тратить,― отозвался Юкио, откупоривая бутылку.

Запахло солью. И прежде, чем Сакурай успел придумать другой вопрос, горлышко бутылки оказалось у него во рту ― а рука в белой перчатке начала поднимать его выше и выше, так, что чёрная жидкость хлынула в рот.

― Пей, братец, пей!

Шея дёрнулась ― Сакураи глотнул. Его глаза теперь выражали удивление. А после следующего глотка в них начал проникать ужас.

Кимитакэ чувствовал, как напряглись его руки ― но сын гончара был ещё слишком перепуган, чтобы сопротивляться всерьёз.

― Глотай быстрее!..― рявкнул Юкио. И добавил, уже более мягким голосом:― Кстати, наша несравненная медицина установила, что смертельная доза соевого соуса ― пять с половиной го на шестнадцать каммэ живого веса. Так что до конца ты у нас не умрёшь…

Последним глотком Сакураи захватил воздух и закашлялся. Юкио оторвал бутылку от его губ и швырнул прочь.

Сакураи продолжал кашлять, брызгая соевым соусом. Потом вдохнул, задрожал ― и уже не мог остановиться.

Его трясло так сильно, что Кимитакэ уже был не в силах его удержать. Сакураи дёрнулся так сильно, что вырвался ― и теперь его трясло уже на свободе.

С каждым вдохом одна из частей тела начинала трястись по отдельности. Сперва тресялось только туловище, потом руки, потом и колени стали ходить ходуном, и кисти рук, и голова затряслась, а рот изрыгал сплошное умами.

― Это печень,― констатировал Юкио,― В соевом соусе много соли. Печень просто не успевает её перерабатывать. По своей воле, столько, конечно, не выпьешь. Так что приходится пить для пользы государства.

― Меня… я…― Сакураи пытался что-то сказать, но фиолетовый от соуса язык просто его не слушался.

― Тебя призывная комиссия ждёт,― напомнил Юкио. Схватил призывника за шиворот и потащил обратно в домик, словно тяжёлое пальто.

В тесном коридорчике ничего не изменилось. Только теперь Сакурая трясло и ему не хватало места, даже чтобы просто стоять.

― Что это вы с ним сделали?― спросил тот призывник, что стоял ближе всех.

― А это наш давний товарищ,― сообщил Юкио,― Ему плохо стало, старые болячки обострились. Мы ему помогаем прийти в себя перед призывной комиссией.

― Что-то он от вашей помощи и поддержки только хуже стал выглядеть.