Приняв такую делегацию, Ричард тоже оценил ситуацию: конечно, Жоффруа де Лузиньян — старый противник, часто мятежный, но он покаялся в своем неповиновении. К тому же Аквитания теперь далеко, а на чужой земле солидарность «стран» принимает новое значение и силу. Лузиньяны были одной из старейших семьей Пуату и находились в родстве с Ричардом. Также на службе у последнего состоял племянник Ги, Гуго де Лузиньян. Все это заставило Ричарда прислушаться к просьбам своим баронов. К тому же он видел возможность выступить против Филиппа Августа, на которого затаил обиду и который в Акре осмелился на глазах у всех поставить себя на первое место. Поэтому он согласился удовлетворить их просьбу и принял от них оммаж. Чтобы еще больше привлечь их на свою сторону, Ричард открыл свою сокровищницу для Ги де Лузиньяна, он подарил ему две тысячи марок и двадцать чаш, две из которых были из чистого золота^11[345]. Этот союз предвещал лишь новый раскол в отношениях двух королей, который впоследствии будет лишь усиливаться^12[346].

На следующий день, в воскресенье 12 мая, в Лимасоле Ричард женился на Беренгарии Наваррской, которую сразу же короновал королевой Англии епископ Эвре^13[347]. Ричард надеялся быстро прийти к соглашению с Исааком. Тот, в свою очередь, сделал ему заманчивое предложение — просил мира и предложил выплатить двадцать тысяч марок золотом в качестве возмещения ущерба за трофеи, изъятые у потерпевших кораблекрушение, а также обещал освободить их. Он также согласился взять крест и идти с Ричардом на Святую землю, взяв с собой сотню рыцарей, четыреста тюркополов (легко вооруженных всадников, восточной национальности или мусульман, обращенных в христианство^14[348]) и пятьсот пеших сержантов. Он говорил, что готов присягнуть на верность Ричарду и передать ему многочисленные замки. Чтобы скрепить этот союз, он по обычаю предложил свадьбу — его единственная дочь выйдет за того, кого выберет Ричард^15[349]. Исаак сам прибыл в лагерь Ричарда, чтобы договор вступил в силу быстрее. Но, когда в полуденную жару правители разошлись по своим палаткам для отдыха, Исаак изменил свое решение, сбежал и стал в безотчетной ярости готовиться к сопротивлению. В приступе гнева он даже отрезал нос сеньору, который советовал ему подчиниться королю Англии^16[350]. Ричард не выглядел рассерженным, и можно даже задаться вопросом, а не был ли этот общий полуденный отдых, который и позволил Исааку сбежать, чем-то вроде приглашения сделать это. Это «предательство» позволило королю Англии начать всеобщее завоевание острова. Он поручил руководство наземными войсками Ги де Лузиньяну, а сам встал во главе другой армии, которая высадилась, чтобы захватить замки и города, ударив по Исааку с тыла. Они не смогли схватить его, но сеньоры острова один за другим стали присоединяться к Ричарду. Дочь Исаака, «юная и красивая», как утверждает Амбруаз, спряталась в одном из прибрежных замков; предпочитая не сопротивляться, она сдалась Ричарду, который «из жалости» взял ее под свое покровительство и отправил к молодой королеве Беренгарии, как это было предусмотрено в разорванном договоре^17[351]. Наконец и сам Исаак осознал, что сопротивление бесполезно, и согласился сдаться. В насмешку Ричард сдержал слово и приказал выковать ему серебряные цепи, чтобы держать его в заключении^18[352]. Итак, уже к первому июня, всего за несколько дней, Ричард стал правителем всего острова Кипр. Он передал управление островом Ричарду де Камвилю и Роберту де Тюрнхэму, которые следовали за ним везде. Чуть позже его продадут тамплиерам^19[353], потом в мае 1192 г. его выкупит Ги де Лузиньян за сто тысяч безантов (византийская монета, бывшая в ходу во время крестовых походов), а его брат Амори сделает из него настоящее феодальное королевство.

Это быстрое завоевание Ричарда более важно, чем это кажется сначала. Остров занимал чрезвычайно важное стратегическое положение на пути кораблей в латинские заморские государства, которые могли существовать лишь благодаря постоянной поддержке западных сил, прибывающих по морю, в основном на итальянских кораблях. Отныне Кипр будет обеспечивать им промежуточный порт, перевалочную базу, которая останется христианским бастионом до битвы при Лепанто в 1571 г. Это сыграло огромную роль для христианства вообще и для крестоносцев в частности. Для Ричарда эта авантюра тоже оказалась весьма успешной: к нему пришла необычайная слава, многократно воспетая хронистами, а особенно Амбруазом^20[354]. Скорость этого завоевания впечатлила современников и стала свидетельством его таланта стратега. Он также извлек с этого финансовую выгоду, весьма необходимую для этого расточительного государя. Несмотря на захваченные трофеи во время многочисленных побед, несмотря на возмещения, «предложенные» Исааком, король установил налог, который очень похож на дань побежденных победителю: чтобы сохранить свои вольности и обычаи в относительной неприкосновенности, жители Кипра должны были отдать в казну половину их движимого имущества. Эти богатства, собранные ценой малых растрат, сделали из Ричарда самого великолепного властителя этой экспедиции. Он смог завербовать рыцарей и воинов, показать себя щедрым и пышным, ослепить своих товарищей пышностью и щедростью и в то же время противостоять своему сопернику Филиппу, вассалом которого он являлся, но которого уже превзошел во всех областях.

Ричард отправился в Акру пятого июня вместе с «королем Иерусалима» и его союзниками на борту. На другом корабле разместились три женщины, которые его сопровождали: его сестра Жанна, его жена Беренгария и молодая дочь Исаака. Он был доволен. Ему предстояло достичь берега Сирии и отправиться в хорошо укрепленный замок Маргат, построенный госпитальерами. Здесь он оставил пленником Исаака. Затем морем он достиг Тира, где первые результаты его нового союзничества принесли свои «плоды»: городской гарнизон запретил ему входить в город по приказу Конрада, поддерживаемого королем Франции. 7 июня он вновь вышел в море и направился в Акру. Ситуация была особенной: город-крепость находился в руках сарацинов, но его плотно блокировали христиане, с тех пор как там весной 1189 г. на высотах, в укрепленном месте Торон де Шевалье, обосновался Ги де Лузиньян. К нему присоединились армии крестоносцев со всего Запада, особенно фламандцы, датчане, немцы, потом Филипп Август и его армии. Однако сами «осаждающие» тоже вот уже несколько месяцев были осаждены армией Саладина. Именно во время этой двойной осады, благоприятной для разгула эпидемий из-за недостаточной гигиены и тесноты, а также нехватки продовольствия, умерли Сивилла с двумя дочерьми.

Осаде города христианами не хватало эффективности, так как мусульманским кораблям удалось прорвать блокаду, и гарнизон сарацинов мог иногда получать продовольствие и подкрепление по морю. Город нужно было штурмовать. Для этого Филипп Август со своего приезда 20 апреля приказал построить осадные орудия для осады, в частности деревянные башни, которые должны быть выше городских стен, чтобы можно было бросать различные снаряды. Однако его флот был недостаточно силен, чтобы обеспечить морскую блокаду, и он не осмеливался начать прямой штурм. Его хронист Ригор напрасно уверял, что Филипп добровольно отложил эту битву, победа в которой была бы достигнута без особых усилий, из-за учтивости к Ричарду, с которым желал разделить свою славу. Историки не склонны принимать на веру такие маловероятные факты^21[355].