С ее прибытием битва между двумя королевскими армиями казалась неизбежной. Однако 23 июня оба короля отказались от битвы. Настоящая битва представляла большой риск, и монархи старались избежать его. До сражения при Бувине, капетингские короли участвовали лишь в одной битве — при Бремюле в 1119 г., да и то этот бой был, по словам Одерика Виталия, довольно скромным^16[169]. Генрих II, все время вовлеченный в конфликты, не участвовал ни в одном правильном сражении, как и Ричард до своего крестового похода^17[170]. В Шатору оба короля, кажется, пришли к согласию, что не стоит ввязываться в эту опасную авантюру, где есть риск погибнуть, покалечиться, попасть в плен, что неприемлемо для правителя или короля. К тому же вмешалась и Церковь, пытаясь остановить этот серьезный конфликт между двумя королями-христианами, в то время когда ситуация на Святой земле требовала единения ради Христа и сплочения, дабы спасти королевство Иерусалимское, которому угрожают армии мусульман, объединенные под властью Саладина и поднимающие народ. Легаты папы, которым поручено доставить это сообщение, пытались на месте помирить двух королей. На самом деле они уже готовы на это, лишь бы сделать это достойно^18[171] .К тому же рассказывают, что знак свыше насторожил наемников Ричарда против этой войны: один из них споткнулся на пороге церкви и с досады, страшно ругаясь, бросил камень в статую Богоматери с Иисусом на руках; рука ребенка откололась и оттуда начала фонтаном хлестать кровь^19[172]. Этот знак расценили как очевидное доказательство божественного отречения.

Вассалы французской короны все меньше и меньше желали участвовать в военных кампаниях Филиппа и предлагали свое посредничество. Генрих просил перемирия под предлогом подготовки отъезда в Иерусалим. Филипп не верил, но все же затеял переговоры; Ричард по наущению графа Фландрии и архиепископа Реймсского превратился в посредника и курсировал между лагерями отца и короля Франции, что помогло благоприятно повлиять на Филиппа. Еще одно перемирие было заключено на два года^20[173], но на данный момент Филипп Август сохранил за собой свои недавние завоевания, особенно Иссуден и Фретеваль. Взамен он получил еще больше, ведь Ричард, заменив своего брата Жоффруа, сопровождал короля Франции к его двору в Париже, и между ними возникли те же чувства. Эта близость стала сильно беспокоить отца: их видели всегда вместе, они ели за одним столом и, как свидетельствуют некоторые хроники, не расставались даже ночью^21[174]. Генриху было о чем беспокоиться, так как такое сближение грозило, без сомнений, новыми политическими и семейными осложнениями. Филипп раскрыл Ричарду, что его отец предложил отдать Аэлис замуж за Жана, который получит Анжу и, возможно, Пуату^22[175]. Иными словами, Ричард должен был уступить место брату. Генрих пытался успокоить Ричарда своими обещаниями. Можно было подумать, что ему это удалось, поскольку Ричард оставил двор Филиппа Августа. Но это было ошибкой. Сделав вид, что слова отца его успокоили, Ричард отправился в Шинон, захватил богатства отца и отправился в Пуату укреплять замки. Давление усиливалось, но Генриху удалось убедить Ричарда в своих благих намерениях, и, в конце концов, тот принес оммаж отцу в Анжере^23[176].

Это могло остаться лишь очередным перемирием, но возник новый фактор, который должен был надолго помирить соперников: 4 июля 1187 г. в Святой земле король Иерусалимский Ги де Лузиньян (ставший королем благодаря своей жене Сивилле, наследнице королевства) неосмотрительно согласился на битву, которую ему навязал Саладин на очень невыгодной для христиан местности. После изнуряющего и плохо продуманного в стратегическом отношении марша по жаре днем, следом за которым наступила бессонная ночь, уставшая армия, лишенная воды и плохо вооруженная, была полностью разгромлена в битве при Хаттине^24[177]. Армия христиан была уничтожена, пленных тамплиеров и госпитальеров перебили прямо глазах Саладина, который собственноручно казнил Рено де Шатильона. Что еще страшнее, так это то, что Святой Крест, который считался талисманом-покровителем, попал в руки Саладина^25[178], а Иерусалим сдался чуть позже. Христианам осталась только прибрежная полоса и несколько крепостей Антиохии, Триполи и Тира и несколько изолированных замков на территории мусульман.

Эта новость достигла Запада. Папа Урбан III умер, узнав ее, а его преемник Григорий VIII также умер в декабре 1187 г., успев уговорить императора и весь христианский мир на новый крестовый поход^26[179]. Заморская земля взывала к помощи и направила на Запад посланников, чтобы собрать новый поход^27[180]. Среди них был архиепископ Жоселин Тирский, и его слова потрясали, но он так и не успел переубедить колеблющихся королей^28[181]. В конце концов, призыв к крестовому походу стал усиленно пропагандироваться во Франции, Англии и в Уэльсе такими красноречивыми проповедниками, как Петр Блуаский и архиепископ Балдуин Кентерберийский^29[182]. Генрих II уже изъявил желание принять участие в крестовом походе, но постоянно откладывал его. Он был недостаточно уверен в своих отпрысках, чтобы не бояться отъезда, который предоставил бы им полную свободу. Филипп также колебался. Помимо возможности возникновения конфликта в его отсутствие, его беспокоило и собственное потомство. Его жена Изабелла до сих пор не родила ему наследника. Рождение сына (будущего Людовика VIII) в сентябре 1187 г. не позволило ему покинуть семью. В любом случае, отправиться в поход оба короля могли только вместе и одновременно, так как их недоверие было взаимным.

Ричард их опередил: как отмечают все хроники, он первым ответил на призыв в ноябре 1187 г. Как только он узнал о взятии Иерусалима, еще даже до проповеди архиепископа Тирского, он взял крест в Туре из рук местного архиепископа и поклялся отомстить за оскорбление, нанесенное Христу. Все отмечают и важность этого решения, и то, что Ричард принял его, не спрашивая ни мнения, ни совета отца и не заботясь о его воле^30[183]. Но, как мы увидим, от решения до исполнения этого обязательства путь был слишком долгим.

В ответ на решение Ричарда Филипп выдвинул свои требования: он не мог отпустить Ричарда на неопределенный срок, пока тот не женится на Аэлис. Когда Генрих вернулся в Англию после проведенного в Кане Нового года, Филипп этим воспользовался, чтобы в январе 1188 г. пригрозить захватом и опустошением Нормандии в случае, если король Англии не вернет ему Жизор и все земли или не женит Ричарда на Аэлис^31[184]. Генрих тотчас же прибыл в Нормандию и предложил встретиться; встреча состоялась 21 января между Жизором и Три^32[185]. Архиепископ Тирский воспользовался перемирием государей, чтобы бросить пламенный клич к походу, который имел тем большее воздействие на аудиторию, что, по утверждению очевидцев, в тот момент на небе появился крест, подкрепляя призыв. Оба короля, убежденные во вмешательстве небес, приняли решение помириться и отправиться в крестовый поход. За ними последовали многие вассалы, в частности граф Филипп Фландрский. Чтобы различать различные национальные группы, было установлено, что они будут нести кресты разного цвета: красный для французов, белый для англичан, зеленый для фламандцев. Со своей стороны, Ричард также готовился к походу и по этому случаю отправил послания императору Фридриху, который обещал свободный проход через его земли, и новому королю Венгрии Беле, который ответил ему тем же^33[186]. Ричард наметил маршрут похода. Император Фридрих тоже готовился к крестовому походу, который должен был состояться через два месяца. Нам известно, что с ним произойдет: он утонет 10 июня 1190 г., при переправе реки в Малой Азии^34[187].