— Нам нужно переманить на свою сторону хотя бы одного из молодых драконов, но как это сделать? Они не предадут своего хозяина, а против них силы слишком неравные.

— Если они нападут, на нашей стороне будет закон, а значит и империя.

Я смотрю на Кастера и качаю головой. Он слишком правильный. Прямой, как палка. Что толку объяснять ему, что Салемс наплюет на всякий закон и будет уничтожать всех, кто ему не присягнул, как только захватит власть? Даже если старый генерал и подозревает об этом, он гонит от себя эту мысль, как невозможную.

— Знаете, генерал, иногда мне кажется, что вы наивны как ребенок. Неужели вы не видите, что происходит? Империя уже фактически в руках Салемса, имперская корона вот вот упадет ему в руки. Лилиана бездействует. Отпущенный нам месяц ожидания подходит к концу.

— Закон на нашей стороне, Салемс не посмеет…

— Он посмеет сделать все, что захочет, — обрываю я генерала, поднимаясь по ступеням, ко входу в замок.

— По крайней мере замок защищен, князь, это мы точно можем гарантировать. Ни люди, ни драконы, никто не сможет захватить его силой. Так что вы и ваша… хм… семья в безопасности.

— Это не может не радовать, — с горькой усмешкой говорю я.

Если Салемс станет императором, мне в любом случае конец. Я буду либо изгнанником, либо мертвецом.

— Держите людей наготове, — говорю я Генералу и оставляю его.

Я вхожу в свою спальню и скидываю с себя доспехи, медленно ослабляя одну застежку за другой.

— Мой князь устал, — вдруг слышу я голос за спиной.

— Я же сказал тебе, София, не приходить ко мне.

— Но я скучаю, Каэн, мы все скучаем… Уже два месяца вы не дарите нам свое тепло дракона. Может быть пора уже признать, что она не вернется?

Я разворачиваюсь и бросаю взгляд на девушку. Ее живот за последние недели заметно округлился и сама она вся, словно бы наполнилась силой, которой в ней раньше не было. Она жила эти месяцы предоставленная самой себе, как и остальные жены, я даже в какой-то момент позабыл о них вовсе, захваченный мыслями о грядущем противостоянии с кнзьями.

— Она жива, София, — говорю я небрежно и снимаю ее руки со своих плеч. — Я знаю это, потому что она моя истинная.

— Может быть вы обманываете себя? — она приближается и пытается прижаться ко мне своим телом. — Я подарю вам наследника. Я единственная из трех ваших тайных жен, смогла принять ваш дар и забеременеть. Разве не этого вы хотели? Даже если Анна каким-то чудом уцелеет и ее каким-то чудом найдут, вам нужен будет наследник, не так ли? А если нет… Я могла бы стать вашей законной женой, и кто знает, быть может, со временем, метка вашей покойной жены перешла бы на меня?

— Как ты смееш говорить такое? — Мне хочется вышвырнуть ее из комнаты.

Что она позволяет себе? Ведь я же велел ей быть у себя, пока я не позову. Девчонку надо научить манерам.

Вдруг, не обращая внимания на мой гнев, София берет мою руку в свою и прикладывает ее к своему животу.

— Вы чувствуете его? Это ваш будущий сын. Я ощущаю его жар, и с каждым днем этот жар нарастает. Это ваша сила, которую вы передали мне. Зачем же вы отворачиваетесь теперь? Зачем хотите променять живую жену с настоящим наследником, на память о своей истинной, которая скорее всего мертва?

— Молчи! — Наконец, выхожу из себя я. — Я совершил ошибку. Все это, с самого начала было чудовищной ошибкой. Моя истинная была бы сейчас здесь, рядом со мной и меня не терзала бы эта боль утраты, если бы я не затеял этот самоубийственный план. Уходи, я не хочу тебя видеть. Я никого не хочу видеть.

— Вы все сделали верно. Вы как никогда близки к цели, князь, — говорит София мне на ухо. Мои слова, словно бы проходят сквозь нее, как и мой гнев. — Позвольте нам забрать вашу боль, как мы делали это раньше.

София поворачивается и дает какой-то знак, после чего в мои покои заходят две остальные жены. Они подходят ко мне и обвивают меня руками, стягивая с меня одежду.

— Мы вас утешим, князь, вам нужен отдых, нужно выпустить дракона на волю, дать огню вашей страсти простор. Вы слишком напряжены.

Я чувствую, что драконий огонь внутри меня начинает отвечать на их ласки. И с каждой секундой, причин противиться этому огню становится, как будто бы все меньше.

Что если Анна и правда не найдется? Что если я обманываю себя? Я закрываю глаза и в тысячный раз прислушиваюсь к метке. Едва заметно, где-то на краю сознания я чувствую Анну, чувствую, что она все еще жива. Но с каждым днем это ощущение становится все менее отчетливым, словно выцветающая от времени краска на гобелене.

Однако образ Анны, вопреки ослабевающему зову метки, по какой-то причине с каждым днем лишь укрепляется. Иногда я ловлю себя на том, что начинаю заговаривать с нею, и только на середине фразы осознаю, что она не рядом.

Раз за разом я просыпаюсь среди ночи и хочу обнять ее, но ее нет. Осознание пустоты и одиночество захлестывают меня и я тону в этом чувстве, лежа в кровати часами, в невозможности сомкнуть глаз, забыться блаженным сном.

Анны нет рядом, и это наказание, похуже настоящей пытки. Могут ли они заменить ее? Я чувствую их прикосновения, поцелуи и ласки, чувствую, как они развязывают тесемки на моей одежде, расстегивают ремни своими тонкими пальцами, шепчут нежные слова, как всегда делали это. Но почемуу я теперь ничего не чувствую, кроме пустоты?

Никто не может заменить истинную. Сколько ни обманывай себя. Правда ясна и понятна.

Словно сияющий драгоценный камень, любовь к Анне живет в сердце. Я закидываю камень грязью, пылью, оскверняю его другими женщинами, пытаюсь испепелить утолением зова дракона, зова плоти, но ничто из этого не помогает. Внутри, под всеми этими слоями грязи и похоти. все равно сверкающий, переливающийся яркими цветами драгоценный камень, он никуда не делся, он всегда был здесь. Даже если она умрет, он не исчезнет. С ней всего лишь умрет надежда, но не любовь…

ОДна мысль об этом пугает меня до такой степени, что я готов отдаться пламени дракона, снова броситься в омут этих чужих ласк, таких желанных, таких сладких, но таких губительных.

Я отрешенно наблюдаю за тем, как они тянут меня к кровати. Укладывают на нее. Смеются, целуют и гладят. Показывают свои обнаженные тела, ловя мой взгляд…

Зачем я это делаю?

— Уходите, — вдруг слышу я собственный голос.

— Мы не уйдем, князь, мы будем с тобой, — шепчет София, впивается губами в мои губы и я чувствую ее горячий язык. Она обвивает меня своими руками, цепляется, словно боится выпустить. Словно знает, что ее власть над моим телом ослабевает с каждым мгновением.

— Нет, — говорю я, прерывая поцелуй. Чувствуя на языке привкус тлена, привкус предательства, привкус отчаяния и страха. — Уходите. Мне сейчас не до вас.

Они смотрит на меня удивленно. Три пары глаз.

— Но ведь…

— Я сказал вон отсюда! — рычу я и принимаю промежуточную форму. — Уходите, пока мой гнев не навредил вам. Я не желаю никого видеть.

— Мы что-то сделали не так? — спрашивает София, с дрожью в голосе, дрожью обиды и даже… претензии.

Остальные две уже выбежали из комнаты, но она не такова, она не боится меня, она бесстрашно стоит на пороге. прижимая к себе одеяло.

— Все не так! — рычу я. — Это все неправильно.

Я прохожу мимо нее, приковывая к месту огненным взглядом глаз дракона.

— Постойте, князь! — кричит она вслед.

Но я уже не слушаю. Сверкающий камень начинает сиять еще ярче. И я словно слышу голос Анны. Словно слышу ее смех.

Любовь — это страшно. Я никогда не думал об этом, принимая свою любовь к Анне и ее любовь ко мне, как нечто само собой разумеющееся. Она есть и ничто не разрушит ее. Как она может терзать меня? Ведь раньше она приносила мне только наслаждение, только радость и утоление жажды.

Мне хочется выдрать свою метку, выжечь ее пламенем ярости, лишь бы не чувствовать то, что сжигает меня.