— Бросайте оружие на землю, чтобы я видел, — слышу я низкий властный голос, усиленный горами, которые теперь вокруг нас. — Если не послушаете, я начну убивать одну собаку за другой, а потом доберусь до вас.

— Он убьет нас, я же говорил тебе, — ноет тот, что помладше. — А я даже не успел передать сыну свое ремесло. И все из за тебя.

— Хватит распускать сопли, — приказывает Чивс. Я слышу, как на каменистую почву падает что-то тяжелое. — Кидай туда же свой нож и меч, парень, и побыстрей. Иос явно встал сегодня не с той ноги.

— Теперь выходите из за повозки с поднятыми руками, чтобы я видел.

— Если только мы выберемся отсюда, напомни мне, чтобы я плюнул тебе в рожу и больше никогда с тобой не знался, — шепчет Гарли дрожащим голосом.

— Хорошо, мы выходим, только не стреляй, — кричит хриплый голос, и я слышу шаги пары ног, удаляющиеся от повозки, на которой я лежу.

— Встаньте на колени и медленно ложитесь на землю с руками за головой.

— Зачем вы сюда явились? Разве не знаете, что у меня договоренность с вашими. Вы не трогаете меня, я не трогаю вас. Или вы хотите, чтобы получилось как в прошлый раз.

— Нет, — взвизгивает тот. что помоложе, — пожалуйста, не убивайте, у меня дети, я хочу жить.

— Моя жена и мой сын тоже хотели жить, — глухо говорит Иос и в его голосе звучит такая горечь и сдерживаемая ярость, что мне кажется, что эти двое прямо сейчас лишатся жизни.

— Мы тут не при чем, ты хорошо это знаешь, — говорит тот, что постарше. Его голос спокоен, но звучит сдавленно.

— Зачем явились? — грубо обрывает его Иос.

— Мы нашли девчонку, она в повозке. Посмотри, может быть ты сможешь ее вылечить.

— Хмм, — задумчиво протягивает голос. — Это что-то новенькое.

Я слышу приближающиеся шаги.

— Что вы с ней сделали, недоноски? — спрашивает Иос. Его голос звучит совсем рядом со мной. Я не могу его видеть, потому что не могу повернуть голову, хочу что-то сказать, но вместо слов начинаю кашлять.

— Ничего, мы не делали ничего, — взвизгивает Гарли, просто нашли ее с проломанной башкой в пустыне. Мы охотились и Чивс увидел ее. Нам стало жалко девочку и мы решили отвезти ее к тебе, чтобы ты вылечил ее.

Молодой тараторит так быстро, что я едва могу различить то, что он говорит.

Я чувствую, как на мою шею ложаться чьи-то пальцы.

— Сердце бьется, — задумчиво говорит Иос, лица которого я по прежнему не вижу.

Он осторожно поворачивает мою голову и я слышу шумный вдох, который он издает.

— Ее не спасти, она потеряла слишком много крови, и такие раны не лечатся, — говорит он с сожалением. — Через четверть часа, не позже, девушка будет мертва.

— Пожалуйста, — слышу я настойчивый голос Чивса, — ты должен попробовать спасти ее.

— Я тебе ничего не должен, охотник, — Уезжайте, откуда явились и больше здесь не появляйтесь. В следующий раз я буду стрелять без разговоров.

Я слышу отдаляющиеся шаги Иоса.

— Она оказалась в пустыне не просто так. Она не может умереть, мы ехали пять часов, и она все еще жива. Пожалуйста, хотя бы попробуй помочь ей.

— Все, что я могу — похоронить ее, по-человечески, остальное не в моих силах.

Я чувствую, как меня снова поднимают и кладут на холодную землю.

—- Осторожнее, — говорит Иос, — вы бы не хотели, чтобы с вами так обращались, даже если бы были мертвыми. Подложите ей под голову что-то мягкое. Я побуду с ней, пока она не отдаст богу душу.

Я чувствую, как теплая мягкая рука иоса поправляет мои волосы. Его голос звучит успокаивающе.

— Камень, — пытаюсь сказать я.

— Что?

— Камень, верните его, — говорю я делая невероятное усилие, чувствуя, что это очень важно, но не понимая почему.

— О чем она говорит?

— На ней была цепь, — спешно говорит Чивс. Может быть она говорит о ней.

— Скромное украшение, и об этом она думает в последние минуты жизни? Что ж, я похороню ее с этой цепью, — говорит Иос с тяжелой скорбью в голосе. — Теперь убирайтесь отсюда. Пусть время сделает свое дело. Пусть отсчитает последние минуты ее жизни в тишине.

Постепенно все звуки затихают. Больше не слышно дребезжащую повозку и мягко ступающих по земле собак. Я не слышу лая гончих и недовольного бормотания Чивса, подгоняющего их. Все, что теперь слышится — это шорох ветра в ущелье и мое собственное неровное дыхание, которое я сама едва различаю за медленным стуком собственного сердца, отдающегося гулом в ушах .

Все, что сейчас владеет мной — это непреодолимое чувство жажды. Она даже сильнее, чем боль в голове, резко дергающая меня с каждым ударом моего сердца .

— Пожалуйста, дайте воды, — слышу я свой собственный хрип.

— Что? — спрашивает Иос, склонившись надо мной, и я наконец могу видеть его лицо. Черные волосы и короткая борода с проседью, взгляд темно-зеленых глаз смотрит с жалостью и вниманием, которое, кажется, обращают лишь на безнадежно больных, находящихся при смерти.

Я думаю о том, что стоило бы попросить его не смотреть на меня так, словно я уже умерла. Но, конечно, тратить на это последние силы не стоит.

— Воды, — снова пытаюсь я дать ему понять, что меня мучает смертельная жажда.

Едва он это слышит, его лицо, только что заслонявшее небо, исчезает и он отходит.

Спустя нестерпимо долгую минуту я, наконец, чувствую, влагу у себя на губах. Понемногу, маленькими глотками я пью воду, которую вливает мне в рот Иос, и с каждым этим глотком ощущаю, что прибавляется сил.

Иос смачивает в воде какую-то тряпицу и вытирает холодной водой мое лицо.

— Ты красивая, — говорит Иос, глядя на меня, — жалко, что жить тебе осталось совсем недолго.

Я хочу возразить, что умирать я совсем не собираюсь, но предпочитаю поберечь остатки сил.

— Ты чем то похожа на мою Лану, только волосы у нее были черные, как вороново крыло, совсем не такие, как у тебя. Она тоже умерла и я похоронил ее, так же, как похороню сегодня и тебя.

— Я буду жить, — найдя в себе силы, шепчу я.

— С такими ранами, как у тебя, не живут, девочка, — вздыхает Иос.

Я закрываю глаза, не в силах больше смотреть на его лицо и на этот взгляд.

Я не должна умереть здесь. Нет, этого не случится.

— Ей было всего двадцать четыре года, пне думаю, что сильно меньше, чем тебе. Она любила петь песни и мастерить птиц из дерева, которое я добывал специально для нее. Я любил ее больше жизни. Любил, как солнце любит небо. Как звезды любят ночь. Но они забрали ее у меня. Ее и моего сына. Я был рядом с ней, когда она умирала, и ничего не мог поделать. Я держал ее за руку, смотрел точно так, как сейчас смотрю на тебя, зная, что надежды нет.

— Жена? — спрашиваю я на выдохе.

— Да, прошло уже тридцать лет, а я чувствую это так, словно все случилось вчера. Знаешь, говорят, что время лечит, но, кажется, оно лишь калечит.

Он берет мою руку в свою и принимается что-то тихонько напевать, низким убаюкивающим голосом.

Я слушаю его песню и чувствую, что постепенно погружаюсь в забытье. Неясные образы выплывающие из моих воспоминаний будоражат меня, воскрешают в памяти лица людей, чьих имен я не помню, картины мест, где я никогда не бывала.

Очнувшись вновь, я чувствую, что пение Иоса стихло, но он продолжает держать мою руку.

— Камень, — говорю я, чувствуя, что мне нужно вернуть цепочку с камнем, которую с меня сняли. Я чувствую, что это важнее всего остального. Важнее воды, важнее даже, чем мое собственное прерывистое дыхание.

Он внимательно прислушивается и, наконец, разобрав мой шепо , кладет мне на грудь камень на цепочке.

— не могу поверить, что ты все еще жива, -- говорит он удивленно.

Как только камень касается моей груди, я чувствую, что в голове начинает немного проясняться. черный морок, который почти полностью заволакивал мой взгляд, теперь начинает рассеиваться и я с удивлением для себя самой осознаю, что чувствую себя гораздо лучше.