Каэн хмурится и кивает.

— Значит это не простой обморок? — спрашивает он.

— Скорее всего, волноваться не о чем, — говорит лекарь, — но не мешало бы поговорить об этом более подробно, когда Анна наберется сил, чтобы быть уверенными.

— Хорошо, — говорит, наконец, Каэн, сжимая мою руку чуть сильнее, чем мне бы хотелось, — я рад буду видеть вас у нас в гостях в ближайшие дни. Мой дом — ваш дом, после того, как вы помогли моей жене сегодня.

Взгляды их встречаются и я не могу понять, что выражает взгляд Тайдела. Видимо, это их наследственная черта, сдерживать свои подлинные эмоции, демонстрируя только то, что они хотят показывать.

— Пустяки, я всего лишь выполнял свой врачебный долг. Но от приглашения не откажусь, — говорит Тайдел, — слышал, что замок Сандерсов — один из прекраснейших в империи, но не имел чести побывать в нем. Говорят, что вид на горы, который открывается с верхних уровней — это нечто невероятное.

— Да, архимагистр, сочту за честь все вам показать, — учтиво говорит Каэн, но я распознаю в его голосе то, чего могу чувствовать только я — затаенную враждебность в отношении Тайдела, — так что жду вас, когда вам будет удобно.

Тайдел Кивает и больше не говоря ни слова, увлекает за собой Лилиану, и выходит из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

От меня не укрывается странный взгляд, который он бросает мне в глаза, перед тем, как выйти, потому что в этом взгляде я, наконец могу что-то прочитать, и это отчетливая тревога.

— Сомневаюсь я, что этот юнец может быть подлинным архимагистром, — говорит Каэн, когда дверь закрывается, — наверняка сестричка позаботилась, чтобы его продвинули на самый верх без должного для этого уровня испытания.

Я сажусь на кровати и пытаюсь окончательно прийти в себя.

— Тебе он не нравится, — говорю я, — но мне кажется, что ты предвзят. То, что он брат истинной императора, еще не значит, что он обязательно некомпетентен.

— А я вижу тебе он запал в душу, милая, — в глазах Каэна плещется вызывающий огонь.

Я тут же спохватываюсь, понимая, что спорить с Каэном сейчас лучше не стоит. Не хватало еще, чтобы он разнес покои в императорском дворце. Его нервы, похоже, натянуты, как струны и лучше бы мне помолчать.

— Я просто сказала, что лучше бы не судить раньше времени…

— Я и так понял, что ты сказала, Анна.

— Ладно, — смягчается Каэн и начинает задумчиво мерить шагами комнату, — мы сейчас должны быть крайне осторожны, Анна, игра, которую мы затеяли требует огромного терпения и выдержки от нас всех.

Я хочу сказать «игра, которую ты затеял», но держу язык за зубами. Я решаю, что не буду спорить с Каэном, что бы он ни сказал. Он должен ощущать себя так, словно во мне ничто не изменилось, хотя видят боги, с тех пор, как внутри меня поселился маленький дракон, у меня словно бы появились собственные крылья. Если раньше я во всем соглашалась с Каэном и верила в то, что каждое его слово и каждое его действие это закон, то теперь все переменилось. И он не должен заметить этого. Это только моя тайна.

Я осторожно кладу руку на живот и представляю себе малыша, который внутри. Это мгновенно успокаивает меня, вселяя в сердце такое тепло и любовь, что мне становится все равно на то, что происходит вокруг. Нервно вышагивающий по комнате Каэн уже не заботит меня, сейчас я мыслями только с моим сыном.

Пусть Каэн делает, что хочет, пока мой нерожденный еще сын со мной, я знаю, что справлюсь с чем угодно.

— Ты невероятно хорошо все сделала, — выводит меня из раздумий Каэн, — лучшего и желать было нельзя.

— Это было опасно, — не удерживаюсь я, глядя истинному в глаза.

— Риск был оправдан, — беспечно говорит он и поправляет локон у меня в прическе.

— Знаешь, ты сделала все так хорошо, что в какой-то момент я даже сам тебе поверил. А этот обморок… Это просто гениально, надо отдать тебе должное, ты очень ловко отделалась от этих назойливых князей. Я бы не придумал лучше.

— Только вот я не притворялась, Каэн, — говорю я.

— Правда? — дракон хмурится и проводит пальцем по своему виску, — значит это была не игра?

Он садится рядом со мной, участливо берет меня за руку и целует ее.

— Знаешь, милая, я порой забываю, что ты всего лишь человек. Я так привык к тому, что ты все понимаешь с полуслова, привык к тому, что ты всегда рядом со мной, привык, что делаешь все, что я говорю, ровно так, как нужно и это, признаться, меня расслабило. Я хочу, чтобы ты знала, как сильно я ценю тебя и как важно мне сохранять с тобой ту связь, что между нами есть, не только связь истинности, но и более глубокую связь, которая установилась между нами за эти годы, что мы вместе. Не проходит и дня, чтобы я не благодарил бога, что он подарил мне тебя.

Каэн говорит тихо и вкрадчиво, так что я постепенно растворяюсь в его низком голосе, как в объятиях.

Конечно, он знает, как заставить мое сердце таять.

— Я хочу, чтобы ты знала, случится может все, что угодно, но неизменно лишь одно — моя вечная любовь к тебе, Анна. Я ни секунды не пожалел о том, что связан с тобой узами. Каждый раз, когда ты рядом, даже спустя эти годы, что мы вместе, я чувствую то же самое, что почувствовал в первый день нашей встречи. Ты помнишь, как это было?

— Конечно я помню, — шепчу я, чувствуя, как метка разгорается нестерпимым огнем, выдергивая из моего сознания и моей памяти все, кроме того первого дня.

Он приближается ко мне и нежно целует меня в губы, и я, как загипнотизированная, отвечаю на его поцелуй, не в силах сопротивляться. Он за какие-то секунды сносит все мои барьеры, что я так самонадеянно выстроила против его натиска, и вот я уже прижимаюсь к нему всем телом, желая, чтобы он взял меня прямо здесь, напрочь забывая обо всем, что было. Видя перед собой только его сверкающий образ, неуклонно манящий меня, как мотылька на убийственный свет свечи.

— Я так тебя люблю, Анна, — рычит Каэн мне в ухо и я не в силах сопротивляться его натиску.

— Я тоже люблю тебя, мой истинный, — шепчу я, чувствуя, как метка горит ярким огнем, разжигая яростное пламя страсти. В объятиях моего князя я ощущаю себя так, словно моей воли больше не существует и есть только его воля и его желания дракона.

Он целует мою шею и по всему телу расходятся невообразимо приятные мурашки. Я хочу чтобы он продолжал, чтобы не останавливался, чтобы взял меня прямо сдесь…

Я зарываюсь пальцами в его густые вьющиеся волосы и сгораю от любви к своему князю., моему истинному.

Вдруг что-то начинает маячить на краю сознания.

Я боюсь прикоснуться к этому, ведь уже знаю, что увижу. Я сжимаюсь внутренне, наконец осознавая, что все это было не сном.

Туман в голове рассеивается и я отчетливо вспоминаю чужие пальцы которые так же, как мои сейчас, зарывались в волосы моего Каэна.

Я вижу перед глазами тонкие руки, обвивающие шею моего мужа, слышу заливистый девичий смех.

Нет, нет, ну почему это не может быть дурным сном, как мне казалось минуту назад?

Я пытаюсь отогнать от себя картины сегодняшнего утра, но они только ярче встают перед моим внутренним взором, застилая даже невообразимо яростный зов метки, требующий отдаться моему истинному.

Он унизил меня. Он предал меняя. Только теперь я вспоминаю, что было сегодня утром во всех деталях. То, что вытеснил на время обморок и этот странный черный туман, теперь снова ожило внутри меня, впиваясь в сердце, смертельно болезненным жалом обиды.

— Мне больно, — говорю я, наконец, когда через силу заставляю себя сделать полный вдох.

— Разве я не нежен с тобой, моя девочка? — спрашивает князь, не прекращая целовать меня, спускаясь от шеи все ниже,, — я же должен отблагодарить тебя за то, как ты проявила себя сегодня, любимая. ъ