Я склоняю голову.

— Это очень опасно, — говорю я, — они могут разоблачить нас и тогда…

— А что ты думаешь будет, если не наш сын будет править? Представь себе, что сделают с нами эти завистливые князья, если им дать безграничную власть. Нас сживут со свету.

— А что сделаешь с ними ты? — спрашиваю я, поднимая взгляд и встречаясь им с холодными глазами моего истинного, — ты-то пожалеешь хоть кого-то из них?

— Я буду действовать справедливо, — тихо и уверенно говорит Каэн.

— Так же справедливо, как ты обошелся со мной? — спрашиваю я, не удержавшись.

Каэн гладит мою шею и я чувствую, как по всему телу пробегают мурашки от его прикосновения.

— Ты самое дорогое, что у меня есть, Анна, ты же знаешь. Все, что я делаю, я делаю ради тебя.

— Даже унижаешь перед своими девками?

— Не начинай снова, — закатывает он глаза, — мы, кажется, уже обсудили этот вопрос. Разве Виктор не объяснил тебе все?

Я только молчу, чтобы Каэн видел, что я не собираюсь подчиняться.

Он качает головой и говорит:

— Похоже, Виктор бесполезен, — говорит Каэн. Думаю, его следует отправить обратно в монастырь. Сегодня я хочу спать в своей постели вместе с тобой, хочешь ты того, или нет и София будет спать с нами. Не вынуждай меня заставлять тебя, милая.

Последние слова он говорит мне на ухо и я чувствую, как его дыхание щекочет меня. Он целует меня в шею и уходит, оставив меня наедине с бушующим внутри огнем ярости и негодования. ,

Я сжимаю в руке кулон, подаренный Тайделом и закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на пульсации, которую он излучает.

С удивлением для самой себя обнаруживаю, что успокаиваюсь достаточно быстро.

Нужно бежать от него. Нужно все обдумать, вырваться из замка и найти место, где я могу укрыться. Если бы был хоть кто-то, кому я могу довериться в этом

Виктор? Нет, он слишком предан Каэну, несмотря ни на что. Для него Каэн напрямую связан с богом, а против бога Виктор не пойдет, при всей своей симпатии ко мне лично.

Тайдел? При мысли о нем, сердце делает лишний удар, сбивая ритм. Я вспоминаю его взгляд, полный глубины и понимания, несмотря на кажущуюся внешнюю юность брата истинной императора. Да, ему можно было бы довериться. Можно было бы рискнуть. Но для этого нужно дождаться, когда он снова посетит наш замок. Но когда это случится? Если бы только можно было передать ему письмо… Но это слишком рискованно. Слишком опасно. Если Каэн узнает, что я задумала что-то против него. Страшно представить, что он сделает.

Я подхожу к окну и смотрю вдаль, туда, где находится замок императора и вдруг осознаю, что уже начинаю про себя сочинять письмо для Тайдела. Одна часть меня кричит о том, что это предательство, и этого нельзя делать. Но другая, новая часть меня, та часть которая разжигается огнем моего будущего сына, убеждает меня. что я все делаю верно. Эта часть меня готова на что угодно, лишь бы вырваться из этого дома, лишь бы не участвовать в затеях заигравшегося и ослепленного похотью Каэна.

Все, чего я желала — это быть угодной богу. Все, о чем я молилась каждый день — это служить моему князю и дать ему наследника. Все, чего я хотела — быть истинной не только по факту связывающей нас метки, но и истинной душой, телом и сердцем.

Кладу руки на живот и мысленно обращаюсь к моему будущему сыну. Моему единственному защитнику, который еще даже не знает об этом. Будущему императору. Поймет ли он меня, когда вырастет? Смогу ли я сказать ему правду о том, что предала его отца, ища спасения?

Вздрагиваю, слыша, как открывается металлический замок. В комнату влетает порыв ветра и вместе с ним смешок Софии, что-то говорящей князю. Она в ночной рубашке с разрезом, почти не скрывающим ее грудь. Длинные тонкие ноги обнажены. Князь держит свою руку на нее талии и что-то говорит ей на ухо.

Мерзавец. Я чувствую, как к горлу подкатывает спазм отчаянной обиды и боли. Я ждала эту ночь, как ночь моей казни. И Каэн не обманул меня, он все-таки притащил ее.

Я кладу руку на грудь, чтобы ощутить пульсацию камешка на моей шее и это чуть успокаивает меня, заставляет меня вернуться в реальность.

Как я переживу эту ночь? Как я смогу сохранить себя после того, на что толкает меня Каэн? Неужели он и правда думает, что я смирюсь?

Едва встретившись со мной взглядом, в тусклом свете свечей и камина, София замирает и останавливается.

— Что же ты, София, — говорит Каэн, улыбаясь, — проходи, видишь, Анна уже ждет нас.

— Простите, князь, — говорит она, и я вижу, что она изо всех сил старается не смотреть мне в глаза, старается, чтобы голос ее не дрогнул.

Я опускаю голову и не двигаюсь с места, продолжая сидеть в кресле. Я не хочу видеть ни его, ни ее. Все, чего я хочу — бежать прямо сейчас.

— Я думал ты нагреешь нам постель, любимая, — слышу я голос Каэна.

Я тщетно пытаюсь подавить дрожь, которая беспощадно бьет меня, словно я стою на ледяном ветру, беззащитная, одинокая, униженная.

Я чувствую, как пальцы Каэна касаются моей руки, сжимающей кулон, подаренный Тайделом.

— Ну что же ты так зажата? Не такого приема я сегодня ожидал. Неужели будущая мать императора не хочет разделить постель со своим мужем? Неужели ты даже не посмотришь на меня?

Я поднимаю голову и открываю глаза, снизу вверх глядя на Каэна.

— Ты говорил что любишь меня, Каэн, — говорю я, — если правда любишь, пожалуйста, не заставляй меня делать это.

Каэн садится напротив меня и берет мои руки в свои.

— Пойми же, милая, так нужно. В этом нет ничего унизительного, нет ничего, что не было бы в порядке вещей для дракона.

Я смотрю в его горящие янтарным светом глаза и не узнаю своего Князя.

— Почему ты вдруг стал таким? — спрашиваю я, — неужели ты забыл, как дорожил мной раньше?

— Что толку думать о прошлом, любимая? Нужно двигаться дальше. Навстречу чувствам, навстречу новым вершинам. Я всегда знал, что я выше всех остальных. Знал, что мое призвание — управлять другими, подчинять их своей воле. И что же я за правитель, если моя жена не желает подчиняться? Как я смогу управлять целой империей, если моя жена не понимает меня и не хочет разделить мое счастье?

— Счастье? — спрашиваю я.

— Наследник рожденный в любви будет сильным, яростным, властным и достойно продолжит род. София должна чувствовать эту любовь от меня и в том числе от тебя. Разве ты еще не поняла?

— Так значит я должна любить ее? Этого хочет бог?

— Конечно! — восклицает князь, словно только что я разгадала загадку, которая долго мне не давалась.

— И ты любишь ее? — спрашиваю я, бросая взгляд на Софию, которая робко оглядывается по сторонам, изучая нашу с князем спальню.

— Конечно же! Иначе она не сможет дать мне наследника. Разве ты не читала книг и не знаешь, что написано в них? Никакое семя не приживется без любви. Если я во что и верю, так в это.

Не смотря ни на что, слова Каэна ранят меня так больно, словно я впервые узнаю о его измене. Я то думала, что уже пережила это, что смирилась, что теперь стала сильнее. Но метка яростно тянет меня к Каэну и одновременно терзает меня, заставляя ревновать с безумной силой. Неужели он, как мой истинный, совсем не чувствует мою боль? Что же с ним такое?

— Мне больно, Каэн, — говорю я, — если любишь меня, я прошу еще раз.

Мне уже все равно, что рядом стоит София и слушает как я жалобно прошу Князя не принуждать меня, я чувствую только боль, раздирающую меня яростными когтями. Боль обиды и отчаяния.

— Ты еще будешь благодарна мне за это, — говорит Каэн, — а теперь я хочу, чтобы ты сняла с себя одежду. Открыла себя Софии так же, как открываешь себя мне.

Он поднимает меня на ноги и расстегивает пуговицы на моей ночной сорочке. От его прикосновений к моей коже метка требует подчиниться и делать все, что он хочет. Но дракон внутри меня отчаянно протестует.