Плоская с виду тундра, где подобно маякам возвышались редкие сопки, увенчанные причудливыми останцами, обернулась сущим наказанием. Переваливая через ямы и мочажины, машина крутилась волчком, только вверх дном не переворачивалась. Сидеть приходилось, сжав зубы, намертво ухватив поручни и упираясь ногами. Разговаривать и то было рискованно, так трясло и бросало из стороны в сторону.

К счастью, водитель вскоре выбрался на проторенную дорогу, и впереди замерцали огни буровой. В белой, зеленоватой точнее, ночи они казались крестами, заключенными в световые круги. Мертвым инеем серебрилась плоская, словно прорезанная по хрусталю конструкция фермы.

Мечов еще издали понял, что на буровой не все благополучно. Несмотря на поздний час, возле освещенных вагончиков суетился народ. Три темные фигурки неподвижно маячили у таль-блока.

— Что случилось? — высунулся он, стараясь перекричать надсадный вой лебедки, когда вездеход выбрался на расчищенную площадку. — В чем дело?!

Ответа так и не дождался. То ли не расслышали, то ли было не до него.

— Обожди здесь, — кивнул он Лосеву и побежал к вагончикам.

— По всему видать, инструмент у них прихватило, — определил геолог. — Солярку закачивать надо, иначе нипочем не выдрать. Только скважину запорят.

— Солярку? — заинтересовался корреспондент. — В пласт?

— Какой, к черту, пласт? — выругался геолог, но, видимо, поняв, что имеет дело с человеком несведущим, снизошел до объяснения. — Глинистые сальники в трубах образовались. Понятно? Обыкновенная вещь.

— Допустим, — предпочел не уточнять Герман Данилович, с любопытством озирая фургоны электростанции и яму с раствором, над которой стлался гонимый ветром выхлопной газ.

Мастера буровой Мечов застал у радиотелефона. Задержавшись в тамбуре, слушал, пока не надоело, как тот бабьим голосом пререкался с базой, требуя вертолет. Затем вошел, ногой пододвинул табурет и сел, иронически окинув взглядом огненно-рыжего щуплого человечка с печальными всезнающими глазами.

Из-под ног шмыгнула, хищно прижав обмороженные уши, тощая дымчатая кошка и спряталась за этажерку, забитую технической литературой.

— Прихватило? — спросил Андрей Петрович, сняв с подоконника раковину морского гребешка, служившую пепельницей, и коробок спичек.

— Прихватило, — опустив трубку, кивнул начальник буровой и выплюнул изжеванную папиросу, которую, видимо, забыл прикурить. — Вы Мечов?

— Так точно… А вы, стало быть, Прохор Леонтьевич Крот?

— Дадите вездеход слетать на соседнюю буровую? У меня горючего часов на семь осталось, не более. Все в скважину ушло, будь она трижды неладна.

— Семь часов — тоже время, Прохор Леонтьевич. Давайте сперва разберемся, как и почему вы оказались в столь критическом положении. Где ваш аварийный запас?

— Соседу отдал на прошлой неделе. Перебои у них были со снабжением, — бесстрастно ответил Крот, вновь прижимая к уху оглохшую трубку.

— Почему не возобновили с тех пор?

— Так вертолет теперь только раз в день прилетает. Солярки хватает ровно на одни сутки. Не могу же я остановить дизеля? Вы, говорят, такой порядок установили? Ради экономии, хотелось бы знать, или, так сказать, НОТ в действии?

— Так сказать, — расщепив спичку на зубочистку, ответил Мечов. — Не надо было соседей выручать, раз они у вас такие бессовестные, что не возвращают долгов.

— Подумаешь, четыреста литров! Стоит ли машину гонять?

— Однако вы просите у меня вездеход. Значит, нужны они вам, эти четыреста литров?

Начальник буровой потупился и ничего не ответил.

— Остается лишь пожалеть, что вы так легкомысленно распорядились аварийным запасом… Почему перестали закачивать?

— Так экономим, говорю, на семь часов осталось. Дежурного вертолета и то не допросишься.

— Распорядитесь возобновить перекачку. У меня есть с собой литров двести, а там что-нибудь придумаем.

— Вот спасибо! — Крот благодарно заморгал и даже сделал попытку раскланяться. — Выручили, — он отключил питание, но трубку почему-то не положил.

— К сожалению, — уточнил Мечов. — Следовало бы вас проучить, но скважину жалко, себе дороже.

— Вот именно, — махнул рукой начальник буровой. — Мне тоже лишь бы инструмент высвободить, а к выговорам я привык. Даже скучно без них, — бросив трубку, он выскочил на крыльцо и заорал, срываясь на визг. — Давай! Качай еще, сколько надо.

— Минорное у вас настроение. Что так? — спросил Мечов, когда хозяин, отряхнув по привычке обувь веничком, вернулся в помещение.

— Трудно работать стало производственнику, товарищ Мечов, вот что. Загоняете вы нас в самый что есть угол. Я пятнадцать лет комаров кормлю, и то выть начал.

— Нельзя ли конкретнее? Какие у вас претензии?

— Вот она мне где, ваша экономия, — Крот чиркнул по горлу ребром ладони. — Каждый раз приходится дрожать, что не хватит. Солярку вы бережете, не спорю, а нервы человеческие?

— Для чего же нервничать, товарищ Крот? Право слово! Разве были случаи, когда вас оставили без горючего? Или ваших соседей? Так зачем, спрашивается, нервы трепать? Вы же знаете, что на самую крайность имеется «Т-100» с цистерной. Что же касается экономии, то на это у нас есть особые основания. Солярку, как известно, получаем морским путем. Лично я вполне доволен, что только за прошлый месяц удалось сберечь одиннадцать тысяч тони. Одиннадцать тысяч, Прохор Леонтьевич! И без всякого ущерба для производства, позвольте вам заметить.

Пронзительный вой за стопой вагончика достиг самой высокой, продирающей до костей поты и оборвался внезапно, сменившись мерным рокочущим скрежетом.

— Все. Отпустила, проклятая, — Крот перевел дух и мелко перекрестился. — Одна забота осталась: лишь бы горючее к утру подвезли.

— А что там у них случилось на базе? Где вертолет?

— Вот вы и узнавайте, а я — пас. Не докричишься.

— Ну, если вы, Прохор Леонтьевич, заговорили карточными терминами, то и я позволю себе заметить, что у вас перебор, — усмехнулся Мечов. — Явный! Посему попрошу связаться с базой и выяснить насчет горючего. Это входит в ваши обязанности.

— Да ладно вам, — страдальчески поморщился Крот. — Не сердитесь на меня, дурака. Переволновался очень… Нет у них сейчас вертолета, и дело с концом. Срочно в Ары-Мас перебросили, докторов каких-то вытаскивать, что ли…

— В Ары-Мас?! Докторов? — Мечов метнулся к рации и схватил трубку. — Но у них же своя машина имеется, собственная?

— В том-то и дело, что каюк ей пришел. Летчик, я слышал по радио, не заметил скрытую наледь и опустился чуть ли не в самый кратер. Ну, лед и рванул, как положено, и грунтовая вода соответственно. Шасси-лыжу оторвало, и винт погнулся.

— Кто-нибудь пострадал? — процедил Мечов сквозь зубы и, сдерживая усилием воли дрожь, включил радию. — «Северное сияние»? — вызвал он Мессояху. — У микрофона замдиректора комбината. Прием.

— Чего не знаю, того не знаю, — прошептал Прохор Леонтьевич, наливая бледному, как стена, Андрею стакан воды.

— «Северное сияние» слушает, Андрей Петрович, — обозначился в шорохе помех женский голос. — Откуда вы говорите? Прием.

— С Восьмой, — Мечов привычно передвинул рычаг передачи. — Что там у медиков в Ары-Масе?

— Прорвало погребенную наледь. Летчик, по всей вероятности, проглядел.

— За каким чертом их туда понесло?

— Не знаю… Может быть, на экскурсию?

— Пострадавшие есть?

— Сам летчик и еще кто-то из медперсонала получил травму средней тяжести.

— Откуда вы знаете, что средней тяжести? — раздраженно спросил Мечов.

— Они сами так сообщили, — в голосе женщины промелькнула удивленная нотка. — А в чем дело?

— Вертолет послали?

— Конечно. Часа через два будет на месте.

— А мой где?

— Ждет ваших указаний.

— Ждет? — нервно и коротко рассмеялся Мечов. — Это хорошо, что ждет… Вы меня слышите? Прием.

— Слышу прекрасно, Андрей Петрович.

— Скажите пилоту, чтоб захватил, сколько надо, солярки и сразу ко мне, на Восьмую буровую. Если поступят сведения от медиков, прошу немедленно связаться со мной. У тебя найдутся три свободные койки, Прохор Леонтьич? — не глядя выключив передатчик, обернулся Мечов.