— У меня, собственно, все. Бетонная трасса перережет исконные пути сезонных миграций, и колхозным стадам может прийти конец. Я на такое своего согласия не дам.

— Только может или наверняка придет?

— Наверняка тебе никто ничего не скажет. Откуда я знаю, куда побежит дикий олень?

— Чем же тогда руководствовались авторы проекта?

— Наиболее короткий путь, относительная дешевизна… Критерии, в общем, известные. Тоже свой резон есть.

— Но ты против?

— Против.

— А Логинов?

— Не знаю, — уклончиво отозвался Мечов. — Иногда он берет сторону Кусова. Игорь Веденеев тоже далеко не однозначно относится к моей деятельности. Будем решать, спорить…

— Где, по твоему мнению, следует построить завод?

— За рекой, а дорогу проложить в обход оленьих кочевий. Оно, конечно, обойдется дороже, но, в конце концов, себя окупит.

— Но сроки пуска новых металлургических цехов отодвинутся?

— Не обязательно. Тут вопрос сиюминутной тактики, не стратегии. Если строить завод, согласно проекту, средства следует отпустить незамедлительно, если на другом месте — можно обождать до следующего финансового года. Понимаешь? Нам ведь ничто не мешает отпустить потом денег побольше, чтобы компенсировать, значит, задержку.

— А как ты намерен распорядиться высвобожденными ассигнованиями?

— Брошу на реконструкцию, — Мечов вызывающе вскинул подбородок. — Разве нельзя?

— Теперь все ясно.

— По сомневался, что ты разберешься.

— Но до норы до времени ты почему-то темнишь? Рассуждаешь о телятах, важенках, карбамиде, приплоде и нее такое прочее. Об истинных намерениях — ни полслова. Ловчишь, Андрюша?

— Олени и есть истинные намерения.

— Позволь тебе не поверить. Дело совсем не в тактике, а именно в стратегии. Твой план развития натолкнулся на упорное сопротивление строителей. Я так понимаю? Им выгоднее как можно скорее и с минимальными затратами успеть к этому времени расширить старые мощности.

— Естественно. Иначе мы будем вынуждены временно приостановить прирост добычи. Такое, мягко говоря, не в традициях комбината.

— Что ж, — Лосев задумчиво огладил лоб. — В твоих рассуждениях есть известный резон.

— И только-то?

— Я по-прежнему считаю, что, играя втемную, ты совершаешь ошибку. Не нужно хитрить с людьми, болеющими за производство. Твоя аргументация от этого только выиграет, приобретет вес.

— В нужный момент я выложу карты на стол. Будь уверен. А пока следует укрепиться, подтянуть тылы, накопить резервы. Не скрою, что надеялся и на твою помощь.

— По-твоему, мне следует поддержать твои широковещательные намерения, умолчав о том, что ты решил пока попридержать за пазухой?

— Не вижу ничего страшного. Теперь-то ты все знаешь?

— Хорошего же ты мнения о нашей прессе, — Герман Данилович машинально подкрутил усы. — Нет, брат, если ты действительно уверен в том, что дальнейшее развитие комбината требует пересмотра устоявшихся представлений, изволь выступать с открытым забралом. Если понадобится, предложи даже пойти на временное снижение производительности. На конкретных цифрах покажи, какой прибылью оно потом обернется.

— И это будет его лебединая песня, — Мечов ткнул себя в грудь и поник головой.

— Я нарочито утрирую, — не принял шутки Лосев. — Раз в твоем плане заложено не снижение, пусть временно, а неуклонное повышение, тайная дипломатия не нужна. Больше того — вредна. Чего ты боишься?

— Разве не ясно? Открытого конфликта с великой державой по имени Стройуправление. На это и Логинов никогда не пойдет.

— И выдвигаешь на первый план экологическую полумеру?

— Закон об охране среды и над ними и над нами. Хочешь не хочешь, его следует соблюдать, даже если кому-то это грозит потерей премиальных.

— Кому-то! Строителям, надо понимать? Не тебе?

— Они получат свое на другой год.

— Теперь я окончательно убедился в твоей принципиальной ошибке, Андрюша. Логически, даже чисто экономически твоя уловка имеет много привлекательных сторон. Одно в ней плохо. Изначально заложенная, тщательно закамуфлированная цифрами аморальность.

— Эк куда хватил! — Мечов схватился за сердце и сделал вид, что падает. — Вы сразили меня, поручик. Выстрел оказался смертельным.

— Постарайся понять меня, Андрей. Ты решительный, смелый, талантливый человек и, хочется думать, сумеешь далеко пойти. Я отлично понимаю, почему именно тебе доверил Логинов развитие комбината, его, в сущности, будущее. Но смотри, не сломай шею. Грань, где кончается хозяйственная изворотливость и начинается чистой воды авантюра, ой как тонка. Охранять природу — твоя обязанность, но спекулировать на этом — недостойно, мелкотравчато, можешь мне верить.

— Ты сгущаешь краски, — Мечов нахмурился и сделал отстраняющий жест. — Я верю в твою искренность, но ты сильно сгущаешь краски. Для нас олени значат куда больше, чем коровы на материке.

— Предположим, хотя я видел у вас и ярославских коров… Но ты уверен, что существующий проект бетонного завода никак нельзя сочетать с интересами оленеводов? С учетом специальных мероприятий, может быть, существенных дополнительных затрат?.. Молчишь? Вся беда в том, что ты заранее решил наложить лапу на эти ассигнования, а остальное приплюсовал, чтобы оправдать, так сказать, задним числом, Поэтому и не выглядят достаточно убедительными твои рассуждения, что зиждутся на заведомо скользкой основе. Цель никогда не оправдывает средства.

— Куда ты клонишь?

— К элементарной честности. Без нее нет высокого интеллекта.

— А если мой вариант единственный?

— Тогда отстаивай его с присущей тебе энергией и изворотливостью. Он действительно единственный? Но просто конъюнктурно удобный? Мне можешь и не отвечать, себе ответь.

Лосев отступил в сторону, чтобы прокашляться. Незаметно для себя он, кажется, надорвал голосовые связки.

— Пора возвращаться на базу, Герман, — крикнул ему в самое ухо Мечов. — Ушица, надо полагать, клокочет вовсю… В общем, спасибо тебе за откровенность. Не знаю, что получится, но я подумаю над тем, что ты сказал.

— Одно это уже оправдывает мою командировку. Понимаю, что зову тебя на трудный путь, но альтернативы не вижу.

— Не знаю, не знаю, — упрямо нахмурился Мечов. — Боюсь что-либо обещать… — он озадаченно покачал головой. — В крайнем случае стану для тебя отрицательным персонажем.

— Такого просто не может быть.

— Почему, собственно?

— Та же элементарная честность. Простая порядочность.

— Черт тебя знает! — в сердцах выругался Мечов. — Умный вроде мужик, а живешь в идеальном, выдуманном мире. Форменный детский сад!

— Бранишься? Значит, задело за живое. Я ведь ничего тебе не навязываю. Устраивает тебя твой стиль поведения, ради бога! Дело хозяйское. Но себя-то самого обманывать зачем? Вымышленный мир с этого и начинается, с самообмана.

Мечов и Лосев возвратились на базу, когда осмелевшие кровососы целиком завладели тенистой поляной. Переждав дневные часы под сенью одряхлевшей хвои, назойливое комарье мельтешило перед глазами, выискивая, где бы присосаться. Но не тут-то было. Запах репеллента удерживал маячивших насекомых на самом ничтожном расстоянии, когда ощутимы не только касания, но и трепет легчайших крыльев.

Пообвыкший заполярный люд не обращал особого внимания на неизбежное бедствие лета. Кое-кто отмахивался, конечно, всплескивая неразбавленную влагу на донце эмалированной кружки, когда смолкала песня и только угли потрескивали под гитарный раздумчивый перебор. Лоснились от репудина тронутые жаром костра пунцовые лица. Сыпалась прямо в кипящие ведра одуревшая мошкара, и бдительная повариха снимала вместе с пеной черный налет.

— Пиршество в самом разгаре! — отметил Мечов, опускаясь возле Гали, ревниво сберегавшей для него место. — Ну-ка, поглядим, что у вас получилось, — ловко взболтнув уполовником, зачерпнул погуще и выплеснул в алюминиевую посудину. — Продегустируй, корреспондент!