«Странные совпадения или чей-то расчет…»

Сложно сказать, где истина, а где лишь совпадения.

Да и гадать нет смысла. Все равно ничего пока не узнаю.

Я уже спрашивал Бри о том, может ли она помочь мне вспомнить что-то, но девушка лишь развела руками и сказала следующее:

— Твоя проблема с потерей памяти — обычное дело среди попаданцев, — сказала она. — Многие приходя сюда забывают часть прошлого и у каждого что-то разное. Иногда маленькие фрагменты, иногда целые куски жизни. Тут все индивидуально.

— И вспомнить никак нельзя? Ты помочь не можешь?

— Ты переоцениваешь способности менталистов, — покачала девушка головой. — Работа с сознанием вообще сложна. Люди разные, конфигурации нейронных связей тоже разные, и для того, чтобы установить соединение, обычно требуется ввести пациента в специальный транс. Или усилиями самого пациента, или контролем над эмоциями, или и тем и другим сразу… И того, по большей части, можно лишь смотреть да «нашептывать» разные идеи, маскируя их под мысли объекта воздействия.

— Я бы не сказал, что та суккуба нам «нашепытвала»…

— Била она в основном именно по эмоциям, — пожала Бриэль плечами. — Были бы у нее силы залезть вам в голову поглубже, она просто отключила бы способность распознавать кого-либо. Я бы, по крайней мере, так на её месте и сделала. Как думаешь, мог бы Барти остановиться, если бы он даже не понимал, что перед ним ты?

— Страшные вы, менталисты — протянул я, обнимая себя руками и изображая крупную дрожь. — С кем я только связался?

— Осознал-таки! — девушка ухмыльнулась. — Готов убегать в ужасе?

— Не, мне и тут хорошо…

Жалко, конечно, что забытое так и останется неясным, но вряд ли в моей голове есть хоть что-то сколько-нибудь ценное, чтобы там кто-то ради этого напрягался. Не той высоты полета я птица.

Ну и ладно, и так обойдусь.

— Уже проснулся? — послышался голос Бриэль.

— Да, только что, — ответил я, не отрываясь от созерцания потолка.

— Тогда я первая в ванну.

— Пожалуйста.

— Подай мне повязку, она рядом с тобой.

— Мне все равно на твой глаз.

— А мне нет. Давай.

Пришлось подать.

Девушка поднялась и, отвернувшись, надела на свой левый глаз повязку.

Суть в том, что у Бриэль, оказывается, есть левый глаз, но выглядит он, мягко говоря, не особо привлекательно. Больше правого, ярко-желтого цвета без радужки. Она назвала это «уродством Бершнейнов».

Когда дети, избранные, чтобы стать новыми членами семьи, проходят имплантацию, они часто начинают страдать приступами, очень похожими на Черную Ярость. В этом состоянии бедняги частично мутируют и едва не сходят с ума. Все же Ярость сильно связана с мыслями и эмоциями, а после того, как тебе в мозг засунули кусок чего-то чуждого, нервная система порой начинает серьезно сбоить. Так что даже если ты переживешь операцию, не факт, что ты переживешь её последствия. Те, кого эти приступы не убивают, приобретают какие-то нелицеприятные черты, которые с ними остаются на всю жизнь. У кого-то рука с хитином, у кого-то глаза или еще что. На их фоне моя черная рука смотрится не так уж и плохо.

Есть и те, кого сия проблема миновала стороной, но их не так, чтобы много.

Я солгал бы, если бы сказал, что меня совсем уж не волнует такая вещь, но я не тот человек, кто стал бы осуждать или брезговать в данной ситуации. Бриэль все равно милая и красивая, как по мне, даже с подобными чертами.

Девушка поднялась с кровати, и мне открылся вид на её обнаженную стройную фигуру с шелковистой кожей и остальным, что приятно радует глаз, но она быстро накинула халат.

— Не засматривайся, — усмехнулась беловолосая девица.

— Сложно не смотреть, — пожал я плечами. — Что делать со всем этим будем?

— А нужно что-то делать? — она посмотрела на меня.

— Ну-у-у-у… — задумался я.

— Давай на чистоту, Макс, — покачала девушка головой. — Ни мне, ни тебе отношения сейчас не нужны, — она взяла расческу и начала приводить свои волосы в порядок. — Ты мне нравишься. Ты милый и хороший парень, и я ни о чем не жалею, но у каждого из нас свой путь, разве нет?

— Пожалуй, — согласился я. — Ты права.

— Легко быть правым, когда на твоей стороне столетия чужой мудрости, — усмехнулась Бри. — Ты же не думаешь, что мы первые Скитальцы в отношениях?

— Ну да, — был вынужден согласиться я. — Поди и традиции какие-то существуют уже…

— Очень простые — пожала плечами девушка. — Мудрость предков гласит: «Пока один из вас не решит осесть или вы не решите идти по своему пути вместе, просто не парьтесь и наслаждайтесь, пока можно. Если пути пересекутся снова и что-то изменится — тогда и подумаете».

— Что-то больно неформально для «мудрости предков»…

— Какие предки, такой и слог.

Мне Бриэль тоже нравится.

Я был бы не против продолжить с ней отношения, но они, увы, изначально были обречены. У нас с Барти есть свои проблемы, и втягивать в них близких людей очень не хочется. Да и у самой Бри полно работы и ей не хочется втягивать меня в свои дела. Все к этому и шло.

Мы не первый раз просыпаемся вместе, но никакой особой страсти или сильной привязанности никто из нас друг к другу не испытывает. Вот сейчас она сказала эти слова и по логике вещей, я, неопытный молодой парень, должен расстроиться, но почему-то мне все равно.

К этому все и шло, и никаких проблем у меня с этим нет.

— Не переживай, — улыбнулась она. — Может, еще встретимся и вспомним, что было между нами.

— Может, — сказал я, тоже поднимаясь и ища свою одежду. — Ты когда собираешься уехать?

— Где-то через недельку, — ответила та. — У меня еще есть дела тут, а после можно будет возвращаться к работе. Мои маленькие «каникулы» закончились.

— Если встречи с драконами и борьба с демонами для тебя «каникулы», то мне страшно представить, с чем приходиться работать Инквизиции.

— С худшим Архидемоном всех времен — Госпожой Бюрократией. Честно, не советую к нам вступать. Пожалей свои нервы. Да ты и вряд ли смог бы.

— Думаешь?

— Дело не в способностях или выдержке. Просто это совершенно иной тип работы. Это не обычная охота на чудовищ, а по большей части бумажная волокита, общение с кучей малознакомых людей, дрожащих при слове «Инквизиция» и прилагающаяся постоянная паранойя.

— Да, сражаться с монстрами куда проще, — хмыкнул я. — Кстати, я давно хотел спросить. А что означают слова той суккубы? Она сказала…

— «Ваш грех будет жить в нас», — процитировала она слова демона, перед тем как та умерла. — Ты действительно хочешь знать?

— За моим отцом, а теперь, скорее всего, и за нами охотится демон, так что знать не помешает.

— Ну, это все равно секрет полишинеля, — пожала она плечами. — Тут все просто… Четвертый Архидемон изначально был человеком… И носил фамилию Бернштейн.

— Я уже рассказывала, что Бернштейны экспериментировали с драконьим паразитом, — начала она. — Да и не только Бернштейны. Идея создать своего «дракона» давно крутилась в головах многих людей знающих об этом. Подобная сила не может не соблазнять. Процесс драконьей мутации неизбежно затрагивает мозг и несет труднопрогнозируемые последствия для сознания, так что стать драконом желающих было мало, но вот обладать драконом — неимоверно много. В конце концов, если даже с животными-драконами можно договориться, то, что уж говорить о человеке?

— Договориться? Как это? — спросил я, не особо понимая как с такими тварями можно договориться. Таракас просто подавлял своим присутствием, и как с таким можно общаться…

— Они могут не понимать слов, но эмоции и чувства они прекрасно осознают, а потому наши эмпаты вполне могут попытаться настроиться на них и войти в контакт. Так одной нашей… представительнице удалось «договориться» с четырьмя драконами — Леонидас, Фенрир, Мьельнир и Хануман. Остальные либо не желали договариваться, либо не имели для этого достаточного разума. Как Тараска, вообще не понимавший, что от него хотят, или Пантагрюэль, которого мало интересуют дела на суше.