Альфонс некоторое время задумчиво смотрел на нее, и когда Китти уже решила, что услышит какую-то банальность, он неожиданно предложил:

– Вы могли бы позвонить вашей матери, фрейлейн Катарина. На почте можно заказать телефонные переговоры, я организую, когда пожелаете. Вашей маме станет значительно легче, когда она услышит ваш голос.

– Это… это довольно разумно, – нетвердым голосом проговорила Китти.

Господи, да это почти так же трудно, как сесть в поезд и поехать домой. И вообще: что скажет мама? А если к аппарату подойдет Элизабет? Китти испугалась такой перспективы и искренне обрадовалась появлению официанта.

– Откуда вы так хорошо знаете французский? – перешла она на другую тему. – Должна сказать, я в полном восхищении. Пауль тоже говорит на французском, и я уже могу объясниться. Но вас, дорогой Альфонс, запросто можно принять за местного жителя.

– О, тут вы сильно преувеличиваете, фрейлейн Катарина!

Она видела, как рад он был услышать эту похвалу в свой адрес. Редкий экземпляр. При покупке билета на метро или заказе еды, во время прогулки по городу или когда он спрашивал дорогу, Альфонс казался ей независимым и удивительно самоуверенным. Но с ней становился робким как школьник и все время краснел. Нравилось ли ей это? Вообще-то нет. Жерар никогда не производил впечатление неуверенного человека, всегда был самим собой. То разбушуется и вспылит, то опять нежен, мягок, убаюкивает. Он мог разозлиться и поругаться с ней, но скоро жалел о своих словах и просил прощения. Ах, как же чудесно было мириться после бурного выяснения отношений. Быть с ним одним целым, ощущать его руки на своем теле, его неистовство, его силу…

– Я провел в Париже февраль и март, – сознался Альфонс.

– Что? – рассеянно спросила она. – Вы были здесь по делам?

Он помедлил, казалось, взвешивает, нужно ли отвечать. Но потом решился:

– Нет, сударыня. Мы были вместе с Робертом, искали вас.

– Меня?

– Вас. Мы два месяца прочесывали город, но так и не нашли вас. Вы хорошо скрывались.

Китти положила вилку для рыбы возле тарелки и откинулась на спинку стула. Он говорит правду? С другой стороны, зачем ему было лгать. Господи, за ними два месяца ходили по пятам. Получается, Жерар весьма разумно поступал, записывая их в отелях под разными именами.

– Скрывались? Вообще-то мы много перемещались. Вы говорите, Роберт был с вами? Вы имеете в виду Роберта Шерера, нашего камердинера?

– Бывшего камердинера – он ушел. Бедняга не мог отделаться от чувства вины по отношению к вашей семье, поскольку сам отвез вас на вокзал.

– Боже праведный!

С каким удовольствием она бы сейчас встала из-за стола и убежала. Почему она должна терзаться муками совести? Сначала мама, которая страдает, теперь вот Роберт. Он ушел, неужели и из-за этого ей уготован ад? Сейчас Альфонс скажет, что два месяца не работал и по этой причине банк понес большие издержки. Которые тоже, разумеется, на ее совести.

– Ну, все оказалось довольно поспешным предприятием. – Альфонс промокнул рот тканевой салфеткой. – Чтобы не сказать – абсолютной глупостью. Мне следовало больше верить в вас, фрейлейн Катарина.

«Смотри-ка, – подумала она, – каков льстец. Но он прав: что за несусветная глупость мчаться вслед за ней».

– Вы справились и без посторонней помощи, – продолжил он. – Избавились от легкомысленного авантюриста, более того, у вас получилось жить в незнакомом городе одной. Снимаю шляпу, фрейлейн Катарина!

Альфонс снял воображаемую шляпу и помахал ею в воздухе. Это рассмешило Китти. По всей видимости, он был довольно чутким человеком, хотя на первый взгляд не скажешь, ибо чувства свои напоказ не выставлял. И хотя выражение «легкомысленный авантюрист» разозлило, зато польстило то, как Альфонс видел ситуацию. Собственно говоря, все так и было. Жерар не хотел ее бросать, это она изъявила желание вернуться в Германию после крупной ссоры. Что она и сделала. По крайней мере, села в поезд с намерением уехать. Она сошла на ближайшей станции не потому, что непременно хотела видеть Жерара. Она вернулась в Париж, потому что боялась папу.

– Чем вы занимаетесь, дорогой Альфонс, когда не путешествуете по следам беглых девиц? Я имею в виду, чем занимается владелец банка?

За главным блюдом он добросовестно обрисовывал Китти суть банковского дела. В основе это довольно простая, но важная работа. Именно банки дают возможность промышленникам и купцам заниматься прибыльным бизнесом. Они авансируют средства предприятию, дальше происходит сделка, и авансовую сумму возвращают банку. С небольшой доплатой, конечно. Называется «проценты».

– То есть вы продаете деньги с прибылью, – пошутила она.

Ему показалось забавным это определение, раньше он такого не слышал, но все верно, так и есть. Ты отдаешь сумму и взамен получаешь большую сумму. Вот так просто и функционирует банк.

– А откуда у вас столько денег?

– Ну, их не так ужасно много, – стал отбиваться Альфонс. – Капитал по большей части в работе, не нужно думать, что подвалы банка уставлены бочками с золотыми монетами.

– Нет? Ах, как жаль!

– Вместо этого я решил часть состояния вложить в картины. Во-первых, из любви к искусству, во-вторых, – картины дорожают, чего не скажешь о золотой монете.

Особого восторга его идея у Китти не вызвала. Покупать картины, чтобы потом продать их с наценкой, – в этом было что-то варварское. Друзей ведь не продают.

– Я бы никогда не продал картину, которая вам дорога, милая фрейлейн Катарина. Напротив, – подарил бы ее вам!

Китти улыбнулась, заметив, что тогда ему пришлось бы снять со стен все, поскольку ей дороги многие картины. На что он церемонно объявил, что свое слово держит.

– Вот только не знаю, куда бы я их повесила, – вздохнула Китти. – В данный момент я живу немного стесненно. А на вилле все стены уже заняты.

– Уверен, найдется местечко, – сказал он. – Одно я могу вам гарантировать: я всегда буду рядом.

При этих словах он подался вперед, а последнюю фразу, которой, похоже, придавал особое значение, произнес медленно и с нажимом. Китти меж тем эта беседа стала утомлять, поэтому ответила она немного холодно:

– О, большое спасибо!

Она вежливо склонила голову и сосредоточилась на фруктовой тарелке. Все было так вкусно! Сладкие апельсины, ананас, темно-красный гранат, синие матовые фиги и даже белоснежное волокнистое нутро кокоса. Китти постоянно чувствовала на себе проникновенный взгляд Альфонса. Она что-то пропустила? Если и так, то повторить это вслух Альфонс не решался. Может, и к лучшему – на интимные признания Альфонса Бройера у нее сегодня не было сил.

Он оставил щедрые чаевые, тем самым произведя на Китти впечатление, поскольку и отец, и Жерар вели себя до неловкости скупо. Молодые люди рука об руку пошли по бульвару в направлении рю Виньон. Китти нравилось, что Альфонс с готовностью останавливался вместе с ней у любой витрины и обсуждал товары. Казалось, ему интересно все, вплоть до сумок и шляп, дамских перчаток и кружевных платков. С большим вниманием он смотрел и на книги, и на антиквариат, делал замечания о картинах, выставленных рядом с разнокалиберными вазочками и безделушками. Все, что он говорил, казалось Китти весьма разумным.

– Не сомневаюсь, вы никогда не купите вещь просто из прихоти, – пошутила она.

– Для себя – разумеется. Но если это кому-то доставит радость, я не задумаюсь ни на секунду…

– Хороший вы человек, Альфонс, – с улыбкой заметила она и увидела, как он покраснел.

– Да нет же, я банкир. Я отдаю что-то, что принесет мне прибыль. В данном случае речь идет не о деньгах. О… симпатии.

Господи! Это было сказано в шутку, но Китти посмотрела на мир другими глазами. Давать и брать. Покупать и продавать. Прибыль и расходы. Как можно быть столь расчетливым? Жить, словно играть партию в шахматы? Точно просчитывать каждый ход, знать, что чувствует другой, понимать, что он предпримет, и учитывать это в своих интересах. Как же отвратительно. Если принудить ее жить так, она умрет!