– Вы шутите, фрейлейн Катарина…

Она громко рассмеялась, притушив муки совести. Болтая без умолку, Китти в сопровождении Бройера вышла из кафе; обернувшись, она триумфально помахала брату, взяла своего кавалера под руку и самоуверенно пошла с ним. Расставленная на бедрах юбка колыхалась при ходьбе, и при каждом шаге ее стройные ноги обнажались почти до колена.

– Господи боже, – растерянно пробормотал Пауль, глядя ей вслед.

– Это не то, чем кажется, – сказала Мари. – Она не хочет признать, что совершила ужасную глупость, и ведет себя, как упрямый ребенок. В глубине сердца она глубоко несчастна.

Пауль фыркнул и сказал, что ее детству однажды должен быть положен конец. Уж во всяком случае, когда причинен вред другим людям.

– Вы правы, – согласилась Мари. – И все же мне бесконечно жаль. Думаю, она до сих пор любит этого Жерара.

– Господи!

Пауль вздохнул и спросил, можно ли подсесть к ней за столик.

– Было бы замечательно, – обрадовалась Мари. – Китти заказала два меню номер один и вино. Одна я с ним точно не справлюсь.

– Ах, только поэтому, – сердито пробормотал Пауль и подтащил к себе стул. – Я-то надеялся, тебе доставит удовольствие побеседовать со мной.

Поскольку Мари промолчала, Пауль без спроса долил ей вина, поднял свой бокал и выпил за нее. А потом с аппетитом накинулся на закуски.

– Я ничего не имею против беседы, господин Мельцер. Напротив, нам вместе нужно подумать, как склонить Китти к возвращению домой. Она действительно вбила себе в голову остаться жить со мной на Монмартре и рисовать.

Пауль ел овощи и маринованную в чесноке рыбу, запивая вином.

– Теперь благодаря нашему недипломатичному появлению Китти, пожалуй, воздержится от этого грандиозного плана. Мне очень жаль, Мари. Я не должен был слушать Альфонса…

– Да нет, – отмахнулась она. – В какой-то момент и мне пришлось бы сказать ей правду. А теперь мы толкнули ее в объятия счастливого Альфонса, что, быть может, не так уж плохо.

Пауль пожал плечами, вид у него был не очень уверенный.

– Ты знаешь о его предложении руки и сердца?

– Я не обмолвилась ни словом.

– Какая дилемма, – пробормотал Пауль и тоскливо посмотрел на Мари. – Я бы от всего сердца желал Альфонсу удачи, и для Китти это тоже было бы хорошо. Но если ты говоришь, что она еще любит француза…

– Думаю, да, даже если прямо не говорит.

– К несчастью, кажется, и он все еще привязан к ней. Он приехал в Аугсбург мириться и просить ее руки.

Пауль рассказал Мари первой, ни Альфонс, ни родители не знают. Разумеется, это предложение сразу отвергнут, если оно вообще прозвучит.

– В таком случае Жерар чувствует то же, что и Китти. – И Мари рассказала Паулю о его невесте Беатрис и о том, как с Китти обошлись в доме Дюшанов.

– Не могу понять, как можно было до такого довести, – сердился Пауль на поруганную честь семьи. – Он ведь знал, что его родители не одобрят союза с Катариной. – Пауль в гневе швырнул на стол салфетку и опрокинул в себя остатки вина. Посмотрев на Мари, он увидел на ее лице блуждающую ироническую улыбку. – Что смешного?

– Мне радостно, что вы так думаете. Разумеется, любимого человека нельзя ставить в подобную ситуацию. Если воссоединению что-то препятствует, ничего кроме горя и стыда это не сулит. – Он широко раскрыл глаза. И когда он понял, что она хотела сказать, замотал головой: ведь это несравнимые вещи, два совершенно разных случая. И кроме того, он давно получил и принял ответ на свое поспешное предложение. И совершенно не обязательно снова об этом говорить. – Я рада, что вы так видите, господин Мельцер. – Надеюсь, мы, несмотря ни на что, останемся друзьями. Если вы вообще цените мою дружбу…

– Конечно, ценю, – ответил Пауль без особого энтузиазма. – А я надеюсь, что ты останешься в нашем доме. Даже если я… если я однажды женюсь и… у меня будет семья. Мне будет приятно, если ты займешься воспитанием моих детей…

Мысль показалась Мари абсурдной. Ах, он мстил ей за отказ. Он в самом деле полагает, что она будет обслуживать его жену и воспитывать его детей? Нет, спасибо, лучше она подыщет себе место в другом городе. Как жаль, что Китти теперь злится на нее. Иначе она бы и впрямь осталась на Монмартре. Жила бы от продажи картин. Ее мать так и жила, по крайней мере какое-то время.

– А это что?

Мари вздрогнула, поскольку забыла про фотографию. Когда Альфонс и Пауль появились столь неожиданно, она положила ее изображением вниз, а сейчас Пауль ее перевернул. Нахмурившись, он вопросительно взглянул на Мари и хотел было уже отложить карточку в сторону, но приметил надпись.

– Ничего, – поспешно ответила Мари и хотела взять у него из рук фотографию. Но он быстро отдернул руку.

– Ничего? Здесь стоит имя. Хофгартнер. Художница из Германии. А этот мужчина, это… как странно…

– Да отдайте же! – возмущенно воскликнула Мари и потянулась за фотографией через стол.

– Спокойно-спокойно, фрейлейн Хофгартнер. Мужчину совершенно точно зовут Якоб Буркард. Имя мне знакомо. Однако мне кажется более чем сомнительным, что речь идет об одном и том человеке.

– Совершенно верно, – перебила она его. – А теперь отдайте мне фотографию. Пожалуйста!

Он помедлил, возможно потому что ее «пожалуйста» прозвучало никак не вежливо, скорее повелительно.

– Это твое, Мари?

– Это Китти, она увидела фотографию в одном магазине в Сен-Жерве.

– Подожди минутку… сейчас.

Господи, молилась про себя Мари. Пусть на них упадет потолок или наступит солнечное затмение. Что угодно, что удержит его от дальнейших расспросов. Хватило бы и небольшой аварии, но так, чтобы никто не пострадал…

– Не твоя ли это мать? Луиза Хофгартнер… Ты похожа на нее, как я вижу…

Попал в точку. Откуда у него такое чутье?

– Луиза Хофгартнер, художница, – бормотал он. – Ну конечно. – Китти говорила, что у тебя талант к рисованию. В Рождество она даже приложила к подаркам одну из твоих картин. Но тогда этот человек вполне может быть Якобом Буркардом – бывшим партнером моего отца.

– Партнером? – вырвалось у Мари, и она тут же поняла, что выдала себя.

– Якоб Буркард был деловым партнером моего отца, – объяснил Пауль и пристально посмотрел на нее. – Они вместе основали фабрику, насколько мне известно. Буркард был гений по части устройства станков, а мой отец понимал, как строить бизнес. К сожалению, Буркард рано умер. – Пауль замолчал и задумчиво посмотрел на Мари. Казалось, он чего-то не понимает, что-то его волнует и смущает. – Не знал, что он был женат…

– Они не были по-настоящему женаты. Только в церкви.

Пауль кивнул. Только в церкви, стало быть – незаконно.

К сожалению. Но как бы то ни было. Пауль поднял голову и посмотрел на Мари, как смотрит человек, одержимый некой идеей.

– Законнорожденная или нет – но если ты дочь Якоба Буркарда, тогда ты не бедная церковная мышь. У тебя есть право на долю твоего отца на фабрике. А если это так, то…

Пауль провел рукой по волосам, и без того взъерошенным. Его глаза блестели от восторга.

– Если положение вещей таково, Мари, ты тем более должна стать моей женой. Моя семья заинтересована в нашем браке. Прежде чем найдешь другого и твоя доля для нас будет утрачена…

Мари медленно вытянула руку и взяла фотографию. То, что он здесь сейчас наговорил, было таким неожиданным, безумным и таким для нее непонятным. Но его последнее замечание – просто неслыханным.

– Ваше беспокойство по поводу фабрики, господин Мельцер, совершенно напрасно, – холодно произнесла Мари. – Якоб Буркард не мой отец.

– Ты уверена?

– Абсолютно, – соврала она. – Но даже если бы и так, мне в голову бы не пришло обогащаться за счет семьи Мельцер!

Он развел руки в стороны, заверив, что ничего такого не имел в виду. Что он понимает, ее не интересуют деньги, иначе она приняла бы его предложение.

– Вот именно, – огрызнулась она, поскольку он опять вернулся к этой теме. – Потому что если я и выйду замуж, то уж точно не из-за денег, а по любви.