– Я хотел бы обговорить с тобой две вещи. И то и другое касается моей дочери Катарины.

Мари не выказала удивления – видимо, предполагала, о чем пойдет речь. Какое-то время он смотрел на нее, завороженный контрастом между темной униформой камеристки и сиянием молодости. Мари Хофгартнер была едва ли старше Китти, она даже походила на его дочь, по крайней мере на расстоянии. И все же между ними лежала пропасть. Хотел ли он иметь такую дочь, как Мари? Он отогнал от себя эту мысль.

– Во-первых, я не хочу, чтобы ты постоянно беседовала с госпожой о Катарине. Ваши разговоры плохо действуют на мою супругу и усугубляют ее состояние.

Ее темные брови опустились, похоже, просьба ей не понравилась. Другого Иоганн и не ждал.

– Не я начинаю эти разговоры, господин Мельцер. И если госпожа Алисия задает мне вопросы, я обязана ей отвечать.

Она возразила – что ж, он был готов.

– В таком случае отвечай максимально кратко. Ты меня поняла?

– Я вас поняла, господин Мельцер, – ответила Мари, склонив голову набок. – Однако я не думаю, что госпожа страдает от наших бесед. Напротив – мне кажется, ей хорошо оттого, что у нее есть с кем поговорить о фрейлейн Катарине.

– Не тебе об этом судить, – одернул он Мари. – Выполняй указания, иначе будут приняты меры.

Мари замолчала, что бы это ни значило. Иоганн злился на самого себя, грозить девушке было неумно. Она находилась под крылом Алисии и отлично понимала, что уволить ее могут только вследствие чего-то действительно серьезного.

– Во-вторых, последнее письмо, которое моя дочь адресовала тебе. – Он беспокойно заходил перед камином. В желудке жгло – не надо было есть рыбу. А может, дело было в бульоне. Сострадание к коровам. Только Китти могла себе такое насочинять. – У тебя есть вести от моей дочери? Она ведь обещала сообщить тебе адрес. Или как?

Иоганн остановился и ждал ответа, смотря Мари прямо в лицо. У него было достаточно опыта в такого рода беседах. Ложь почти всегда написана на лице.

– Так и есть. Но вестей от нее у меня нет. И я очень надеюсь, что это хороший знак.

Да, она говорила правду. Она вообще не принадлежала к тому типу людей, которые выдумывают. В крайнем случае она бы нашла способ обойти скользкую тему.

– Как бы там ни было, – мрачно пробормотал Мельцер, – если Катарина через посыльного или еще как подаст о себе весть, я хочу узнать первым.

– Но… но госпожа Мельцер будет…

Тут его терпение лопнуло. Она в самом думает, что вправе спорить? Да кто она такая? Камеристка, а в недавнем прошлом жалкая кухарка!

– Ты слышала, что я сказал? – надавил он.

– Да, господин Мельцер.

– В таком случае жду исполнения.

Она опять замолчала. Решила таким изощренным способом вывести его из себя? А потом заявить, что ничего такого не обещала.

– Я не слышу ответа.

Сжав губы, Мари смотрела в пол. Потом подняла глаза. В них тлело что-то не поддающееся пониманию. Вероятнее всего, гнев.

– Если вам это важно, господин Мельцер, я так и сделаю.

Сделает? Можно только надеяться. Алисия вполне могла, не мешкая, сесть в поезд и помчаться по указанному адресу спасать свою драгоценную непослушную дочурку. Эта мысль не давала ему покоя: пускаясь в такое путешествие, супруга рисковала попасть в беду.

– Прекрасно, – сказал он, хотя ничего прекрасного в их разговоре не было. – Можешь идти.

Он потянулся к выключателю, но замер, поскольку Мари не сдвинулась ни на сантиметр.

– У меня к вам тоже есть два вопроса, господин Мельцер.

Он подумал, что ослышался. Она в самом деле хотела обсуждать с ним что-то? Не может быть, он, наверное, перенервничал.

– Что ты сказала?

Мари стояла на месте, сложив руки на животе. Лицо бесстрастное, глаза прищурены.

– Я больше не боюсь вас, поскольку мне все равно, выгоните вы меня или нет. Но я хотела бы знать, почему вы ни разу не сказали мне, что я дочь Якоба Буркарда.

Вот оно что. Кто ей рассказал? Старая ведьма из Нижнего города? Кто-то с фабрики? Не Папперт же, в конце концов…

– Мне это известно доподлинно, отец Лейтвин показал мне церковную книгу. Вы были свидетелем у моих родителей.

Ах, священник. Получается, Иоганн неверно его оценил, тот оказался не таким молчаливым, как надеялся Мельцер. У него ускорился пульс и выступил пот. Что ей известно? А что нет?

– Если ты видела церковную книгу, тогда, видимо, знаешь, что родители были женаты лишь по церковному ритуалу, а не по гражданскому. Их брак, по существу, недействителен.

– Действителен или нет, мой отец Якоб Буркард. Почему мне твердили, что отец неизвестен?

Упрямая, своенравная. Пришла искать истины, требует ответа.

– Послушай, Мари. У меня сейчас нет времени говорить с тобой. Вернемся к этому, когда ты достигнешь совершеннолетия.

Он погасил лампу и быстро пошел к выходу. Но Мари была быстрее. Она встала у двери и уставилась на хозяина столь решительно, что он невольно отпрянул.

– Я хочу знать, господин Мельцер. Рискуя тем, что меня вышвырнут отсюда. Я не сдвинусь с места, пока не получу ответ.

Ему просто нужно было позвать Августу или Эльзу. Или Йордан. Отпихнуть девчонку от двери. Однако тогда она перескажет всю эту запутанную историю Алисии, чего он никак не хотел. Алисия знала только часть правды.

– Если ты пытаешься давить на меня – так и быть, я отвечу. Но ответ тебе не понравится, Мари Хофгартнер. Поэтому я и советовал тебе дождаться совершеннолетия.

Мари побледнела, но продолжала стоять. Какое мужество или, лучше сказать, какая одержимость ею двигала! Как же она походила на свою мать. Он как будто видел перед собой Луизу Хофгартнер – гордую и дерзкую в своем гневе, отвергающую любое здравое предложение.

– Так почему? – стояла на своем Мари. – Почему вы умолчали о том, что мой отец сконструировал машины? Что без них не было бы текстильной фабрики Мельцеров?

Что еще рассказал ей пастор? Жжение в желудке не унималось, но мозг работал быстро и четко, как и всегда.

– Якоб Буркард действительно был толковым человеком, – медленно проговорил он. – Но он не твой отец. – Это было жестоко, Иоганн понимал, какой грех берет сейчас на душу. Один грех всегда тянул за собой другой – больший. Иоганн в эту воду вошел и выйти обратно без ущерба для себя уже не сможет. – Якоб Буркард был готов жениться на твоей беременной матери, он любил Луизу Хофгартнер и хотел усыновить ее будущего ребенка. Она никогда не открыла имя его отца. Может, и сама не знала, она была художницей, вела свободный образ жизни…

Иоганн прочел боль в глазах Мари, видел, как у нее дернулся рот и одновременно восхищался ее самообладанием. Удивительная девушка. Какая жалость, что она не родилась под более счастливой звездой.

– Это правда? – спросила она. – Или вы выдумали?

Хитрая девчонка видела его насквозь. Но он тоже умел уходить от неудобных вопросов.

– Слушай дальше. Якоб Буркард умер через несколько дней после венчания. От алкогольной зависимости, которой он, к сожалению, страдал к тому моменту много лет. Так что можешь даже порадоваться, что ты не его дочь. Такие вещи передаются по наследству.

Мари пожевала губами, во взгляде читался гнев. Он ошибся, взяв в дом это сокровище, не надо было слушать свою совесть. Он хотел протянуть сироте руку, защитить, позаботиться о том, чтобы она выучилась делу, может, даже вышла замуж. Но Мари всему противилась, упрямилась и нигде не приживалась.

– Жаль, что пришлось сказать тебе это, Мари, – лицемерно произнес он. – Но ты вынудила меня. Ну что, теперь довольна?

– Нет!

Здесь Иоганн надеялся поставить точку, но перед ним стояла дочь Луизы Хофгартнер, а она так быстро не сдавалась.

– Что еще? Мое время ограничено. Ты думаешь, у меня дел других нет, кроме как отвечать на твои вопросы?

– Почему вы вынесли у моей матери все имущество? Знаю, у нее были долги, но как можно быть таким жестоким?

Об этом ей могла поведать только старуха. Поди, она уже свихнулась. Или стала набожной и боялась вечного проклятия. Что ж, у старой ведьмы для этого были все основания.