Лифт рывком остановился, сквозь стекло были видны посетители, ждущие лифта наверх. Иоганн был рад уйти от дальнейших расспросов и толкнул дверь. Но Пауль не собирался прекращать разговор:

– А почему врач назвал Мари твоей протеже?

Вот он – вопрос, которого Иоганн боялся больше всего. Что ж, придется дать ответ, который удовлетворит любопытство Пауля, не раскрывая всей неудобной правды.

– Я немного о ней заботился, потому что знал ее отца. Он был хорошим рабочим.

У входа они встретили знакомых – двух дам из благотворительного союза Алисии, которые из человеколюбия навещали одиноких пациентов в католическом крыле клиники, носили им выпечку, Библию, беседовали. Дамы, прекрасно осведомленные о случившемся, выразили Мельцерам сочувствие и поддержку. Выйдя на улицу, Иоганн вдохнул свежего воздуха и тотчас превратился в строгого господина директора.

– А теперь поехали! – Он махнул Роберту, ждавшему их в машине. – В десять встреча с адвокатом. В одиннадцать – французы.

– А, шелкопряды из Лиона?

– Может получиться хороший гешефт, – пробормотал Мельцер-старший. – Если только война не начнется.

Пауль засмеялся. Отец в последнее время все время говорил о войне. Какая ерунда. Может, там, на Балканах, где люди привыкли воевать. Но кайзер все-таки доводился внуком королеве Виктории и с русским царем был на дружеской ноге. Да и французы в семидесятом-семьдесят первом уже получили по шапке от Пруссии.

– Я подойду, отец – бодро крикнул Пауль садящемуся в машину отцу. – Мне нужно быстро в магазин перчаток. Маме сегодня в оперу нужны лайковые перчатки.

– Вот еще, – недовольно пробурчал отец. – Тогда давай быстро. Я хотел, чтобы ты присутствовал на встрече с юристом.

– Конечно!

От Якобер Форштадт[13], где располагалась клиника, было недалеко до центра, и Пауль решил пойти пешком. Он надел шляпу и поспешил покинуть территорию больницы. Да, жители Аугсбурга гордились этим зданием, построенным еще в середине прошлого века архитектором Гольвитцером: из светлого кирпича, длинное, многоэтажное, с арочными окнами, вид оно имело импозантный. Но больница есть больница, и задерживаться здесь не хотелось.

Пауль поднялся в старый город, свернул в Барфюсерштрассе; идя к магазину, он непрерывно думал о том, что рассказал отец. Думал о болезни Мари. Даже не будучи врачом, он знал, что такой приступ запросто мог кончиться смертью. Но слава богу, Мари выжила. Какой же сильной была эта хрупкая девушка, ведь, несмотря на недавнюю болезнь, она вполне справлялась с работой на кухне. Пауль имел смутные представления об обязанностях кухарки, но помнил, что нужно таскать дрова, а утром растапливать печи во всем доме. Мари наняли на самую грязную и самую тяжкую работу.

Почему никто не подумал о ее здоровье? Отцу было известно, что она едва оправилась от тяжелой болезни. Сам Пауль тогда был в Мюнхене и, возможно, не знал подробностей. Теперь Мари камеристка и обрела для себя заступницу в лице Китти.

От быстрой ходьбы Паулю стало жарко, и он замедлил шаг. Для января погода была необычно мягкой, небо нависало над городом, Перлахтурм, верхушка которого время от времени выглядывала между крышами, был окутан дымкой. Вот уже и магазинчик Эрнстины Зауэрбир виден – две высокие витрины, по бокам светло-зеленые искусственные колонны, увенчанные нежными побегами цветков. Мама покупала перчатки только в этом магазине, возможно, потому, что здесь также принимали их в ремонт.

Пауль остановился у витрины, разглядывая выставленные товары. Перчатки на женские изящные ручки – трикотажные, с кружевной отделкой, перчатки до локтя, тончайшие и прозрачные, с открытыми пальцами, из белой козлиной кожи, сидящие на руке, будто влитые. Чтобы купить такую пару, рабочему фабрики пришлось бы не есть целый год. Пауль успел это выяснить. Он вспомнил миниатюрные, красивой формы руки Мари, разумеется, не знавшие таких дорогих перчаток. Мари выросла в сиротском приюте, ей выпала тяжелая судьба, но девушка не утратила мужества. Она была гораздо лучше молодых барышень из «высшего общества», у которых в голове кроме нарядов, гуляний и какого-нибудь вышивания было пусто.

– Господин Мельцер? Вот так встреча. Интересуетесь дамской модой?

По легкому французскому акценту Пауль понял, кому принадлежит голос, еще до того, как увидел собеседника. Месье Жерар Дюшан в Аугсбурге собственной персоной.

– Месье Дюшан, приветствую, – ответил Пауль без особого энтузиазма. – Нет, я не фанат дамских аксессуаров. Я здесь по просьбе матери.

– В таком случае нас сюда привело одно и то же, – усмехнувшись, произнес Дюшан. – Потому что я тоже намеревался купить подарки для матери и сестер. У нас любят лайковую кожу этой фирмы. А у вас в Аугсбурге все больше ценят лионский шелк. Надеюсь, мы сможем договориться.

Ну конечно: французские партнеры. Мог бы догадаться. Что ж, если те готовы поставлять приличный товар по приемлемым ценам. На шелке теперь делают оттиск, клиентам нравится. Хотя шелк из-за океана и был дешевле французского, но транспортировка значительно увеличивала конечную стоимость.

– Почему нет? В конце концов, это в наших с вами общих интересах.

Дюшан кивнул, задумчиво разглядывая в витрине белые кружевные перчатки. Пауль в очередной раз почувствовал неприязнь к этому человеку. И почему все женщины к нему липнут? Он даже не симпатичный. Ростом невысок, двигается уверенно, даже пластично, но неспортивен, Пауль был уверен. Миниатюрный и, по мнению Пауля, слишком острый нос, черные цыганские глаза, бесстыдно чувственные губы. Наверное, тем самым и притягивает дам. А может быть, его умение по любой теме сказать что-то неординарное. Этот французский сердцеед умел очаровывать. Кроме того – Пауль знал не понаслышке – он не говорил банальностей.

– Был рад, – вежливо сказал Пауль неправду. – Увидимся позже…

Он в знак прощания приподнял шляпу и хотел уже зайти в магазин, однако Дюшан его не отпустил:

– Прошу прощения, у меня еще один вопрос. – Пауль вынужденно остановился и улыбнулся. Что еще? Отчего вдруг француз так посерьезнел, что за проблема века? – Это очень личное. Я хочу узнать у вас правду, потому что доверяю.

Действительно, этот Дюшан мог быть очень убедительным. Пауль тут же почувствовал растущую симпатию и желание оправдать доверие молодого человека.

– Пожалуйста, все, что в моих силах.

У витрины магазина собрались молодые дамы, и Дюшан, привлекавший к себе их взгляды, отвел Пауля в соседний переулок.

– Мой вопрос касается вашей сестры.

– Которой?

– Фрейлейн Катарины.

Разумеется: другой ответ Пауля сильно бы удивил. Кажется, ему на роду написано постоянно отвечать на вопросы о своей очаровательной сестричке.

– Мне не очень это по душе, месье Дюшан, – стал возражать Пауль. – Вы с таким же успехом можете обратиться к моей сестре или – еще лучше – к родителям.

– С вашей сестрой мы уже давно переговорили, месье Поль.

Пауль уставился на него, не веря своим ушам. Неужели французский Казанова завоевал сердце Катарины? Или только так утверждал?

– Вопрос мой следующий: готова ли ваша семья принять зятя французского происхождения? Поймите меня: я люблю вашу сестру, у меня серьезные намерения. Я хочу жениться на Катарине.

Пауль сделал глубокий вдох. Парень хотел жениться на Катарине. И если он говорит правду, то она уже ответила согласием. Но, видимо, она сказала ему, что есть одна проблема.

– Хотите знать мое мнение? – спросил Пауль, чтобы выиграть время.

Дюшан кивнул. Его острый взгляд был неприятен. Жерар был влюблен, винить его не в чем. Он хочет жениться и забрать Китти в Лион. Вилла без Китти. Ее пустая комната. Никаких больше веселых разговоров по вечерам, звонкого смеха, никаких забав. Да и секретов, которыми они всегда делились друг с другом, больше не будет. Черт возьми, он не хотел расставаться со своей младшей сестрой.

– Если вы с Катариной все обсудили, она, верно, должна была вам сообщить, что наша мать до сих пор скорбит по своему младшему брату. Он погиб во время франко-прусской войны, когда мама еще была ребенком.