Литмир - Электронная Библиотека

К удивлению Элизабет мама вдруг приняла сторону отца. Заявила, что среагировала слишком импульсивно, слишком необдуманно, что действовала, руководствуясь эмоциями, а не рассудком. При этом улыбнулась отцу и посмотрела на Пауля. Тот заверил мать, что теперь можно успокоиться, что он сидит за обеденным столом живой и невредимый и, кстати, очень голоден.

– Но вообще-то меня удивляет, что никто не поинтересовался пострадавшей девочкой. Бедняжке тринадцать лет, и это воспоминание останется с ней навсегда!

Теперь Элизабет удивило, насколько энергично папа кивнул в ответ на слова сына. И подтвердил, что работница заслуживает исключительного сострадания.

– Ей всего тринадцать лет? – с ужасом вскрикнула Китти.

Она рассеянно взяла с суповой тарелки салфетку, поскольку Роберт намеревался разливать бульон с омлетом.

– Верно, бедная девочка, – подала голос и Алисия.

– Как возможно, что на фабрике работают в таком возрасте, Иоганн? Разве они не должны ходить в школу?

Папа поменялся в лице. Конечно, подростки до четырнадцати обязаны посещать школу. Но тринадцатилетних девочек часто привлекают для помощи в домашнем хозяйстве, так почему бы не на фабрике? У них острые глаза, проворные руки, они смышленые и гордятся тем, что зарабатывают.

– Тебе это только кажется, папа, – возразила Китти. – Я знаю от Мари, каково стоять у станка по десять часов в день. Ты глупеешь, притупляются чувства, иссыхает мозг…

– Мари рассказывала? – спросил Пауль. – Боже!

Он вложил в свои слова столько сочувствия! Элизабет тут же спросила себя, уж не передалась ли симпатия к Мари от ее сестры и Паулю.

– Ну, ей это не повредило, – заявила Элизабет. – Мари научилась обращаться со швейной машиной, разбираться в тканях и расцветках. В сущности, работа пошла ей на пользу.

– Как ты можешь так говорить, Лиза! – возмутилась Китти. – У тебя и в самом деле характер, как у ротвейлера!

– Катарина!

Это была мама, в зародыше задушившая спор между сестрами. На несколько минут в столовой воцарилась тишина. Пауль взял Китти за руку – жест, который означал: я целиком на твоей стороне, но горячиться бессмысленно. Папа уже опять был мыслями на фабрике, мама замолчала на то время, пока Роберт сервировал главное блюдо. Есть вещи, которые не следует обсуждать в присутствии персонала.

– Я ни в коем случае не хочу, чтобы вы спорили за столом. По крайней мере, в присутствии прислуги.

– Мне придется напомнить, что именно ты настаивала на пребывании Мари в доме и даже сделала ее камеристкой. – Папа не мог себе отказать в этой ремарке, и мама проглотила его слова безо всяких возражений. Элизабет напряженно посмотрела на Китти, но и та молчала. Вместо этого отец продолжил:

– Хочу воспользоваться случаем, когда вся семья в сборе, и сделать сообщение. Оно касается тебя, Пауль. – Он отодвинул от себя тарелку, выпрямился и стал казаться выше. Пауль отложил приборы и в ожидании посмотрел на отца:

– Слушаю тебя, отец.

– Сегодня у меня к тебе было множество претензий. О чем идет речь, мы обсуждать не будем, ты и сам знаешь, что поводов для недовольства у меня было предостаточно…

Пауль потупил глаза, Китти хотела было сказать что-то в защиту брата, но отец не дал ей вставить слова.

– Однако потом ты меня удивил, если не сказать – сразил, – продолжал Иоганн Мельцер. – Ты продемонстрировал, что можешь действовать мужественно и решительно.

Я охотно сознаюсь, что не владел ситуацией сам и без быстрого вмешательства девочку, возможно, спасти бы не удалось…

За столом не шелохнулись. Редко Иоганн Мельцер столь официально говорил с домашними да и собственную слабость открыто признал впервые.

– Горжусь тобой, сын. И рад сообщить тебе это со всей прямотой.

У Элизабет возникло ощущение, что она в театре. Это и в самом деле папа? Тот, который вечно был недоволен Паулем, вечно ворчал на него? А сейчас они даже бокалами чокнулись и выпили за здоровье друг друга.

– Ты меня засмущал, отец. Я сделал только то, что должен был.

– Ровно то, чего я и ждал от своего сына!

Мама, постепенно приходя в себя, смотрела то на одного, то на другого, все еще не веря своим глазам. Потом тронула пальцами руку папы и тихо, почти со страхом, спросила:

– Так значит, досадная размолвка между вами…

– Улажена, Алисия, – кивнул Иоганн. – Пауль поступит на фабрику в качестве практиканта, он познакомится с рабочим процессом, производственными участками, будет присутствовать на переговорах и таким образом получит представление о моих обязанностях.

«Если только все пойдет хорошо», – подумала Элизабет. Китти, наивная девочка, громко радовалась и сказала, что папе давно было пора принять такое решение. Мама вытащила из рукава платочек и промокнула слезы радости.

– Ох, Иоганн, – заикаясь, произнесла она. – Большей радости ты мне доставить не мог. Ваша ссора так меня тяготила!

Какой странный день, даже растроганная Элизабет с трудом подавила слезу. Когда Роберт пришел переменить блюда, семейство пребывало в таком состоянии, что лакей невольно остановился возле дверей.

– Сегодня ты дважды вернул мне нашего сына, Иоганн, – призналась Алисия. – Первый раз, когда я испугалась, что с ним случилось несчастье, а теперь – когда вы помирились!

– Мама, – прошептала Элизабет, которая стала тяготиться этим спектаклем. – Роберт принес десерт.

Алисия дала знак, чтобы тот спокойно занимался своими обязанностями, и откинулась на спинку стула. Так она сидела очень редко, воспитание приучило держать спину прямо и никогда не касаться спинки стула. Но сегодня особенный – редкий – день, когда внезапный испуг сменился радостью. Алисия задумчиво наблюдала за действиями Роберта, он с привычной виртуозностью управлялся с грязной посудой и одновременно широкими и точными жестами сервировал десерт – консервированные груши в коньяке и яичном креме.

– Я тоже хотела бы сделать объявление, – сказала Алисия, когда Роберт вышел за дверь. – Оно касается Августы.

– Августы? А что с ней? – осведомился Иоганн. Китти воздела глаза к потолку, мама мягко усмехнулась.

Пауль спрятал ухмылку за бокалом с вином. Элизабет труднее всего удавалось сохранять серьезную мину. Конечно, папа не заметил интересного положения Августы. К чести отца, нужно сказать, что он никогда не интересовался женской половиной прислуги.

– У бедной Августы будет ребенок. А Роберт не хочет жениться, – обрисовала положение мама.

Для ситуаций, когда горничная повела себя таким образом, были предусмотрены увольнения. Никаких претензий в этом случае быть не должно. Однако после беседы с фрейлейн Шмальцлер Алисия все же призадумалась. Прежде всего потому, что семья Августы не примет ее в случае увольнения. Мать была замужем второй раз, а ртов у них и без Августы с ребенком хватало.

– Вообще говоря, ужасно жаль, что Роберт ведет себя так глупо, хотя оба они верные и надежные служащие. Если бы Роберт женился на Августе, мы выделили бы им домик в парке, и они продолжали бы на нас работать.

Иоганн Мельцер спросил, почему Роберт не хочет жениться.

– Этого никто не понимает, папа, – ответила Элизебет. – Не хочет терять свободу.

И тут же обиженно замолчала, поймав на себе упреждающий взгляд матери. Интересно, чего опасалась мама? Что Элизабет разболтает, в кого безнадежно влюблен бедняга Роберт? Да она бы лучше откусила себе язык.

– Может, ребенок вовсе не его? – предположил отец. – Что известно о похождениях этой… Августы? Может, у нее были и другие связи?

Алисия нахмурилась, вопрос супруга странным образом слишком уж затрагивал интимную сферу. Обе их дочери сидели здесь.

– Фрейлейн Шмальцлер заверила меня, что у Августы были… отношения с Робертом, – вкрадчиво объяснила Алисия, наклонившись к мужу. – Это длилось несколько недель, и весь персонал был в курсе. То есть практически не подлежит сомнению, что отец – Роберт.

– Если так…

Папа оставил дальнейшие расспросы и сосредоточился на десерте. Во всем, что касалось персонала и ведения хозяйства, последнее слово было за Алисией.

51
{"b":"891943","o":1}