– Эти три пакета нужно отнести в Нижний город, ты ведь там все знаешь, верно?

Повариха уложила их в большую корзину, адреса были написаны отдельно. Мари разобрала названия улиц и поняла, что речь шла о самых бедных кварталах.

– Смотри, чтобы тебя не обокрали, – предупредила повариха. – Перед праздниками на улицах полно всякого сброда.

– Я буду внимательна.

Она надела теплые носки, на плечи накинула подаренный ей шерстяной платок. Холода Мари не боялась, ей часто доводилось мерзнуть, но вот вероятность встретиться с прежним хозяином ее беспокоила.

Мари вышла из флигеля для прислуги во двор, в холодном воздухе парили снежинки. Из парка послышалось ритмичный звон бубенцов, затем громкие голоса, храп лошадей. На дорожке, ведущей к вилле, показался наездник, вслед за ним скользили начищенные красные сани, запряженные парой. Второй наездник замыкал кавалькаду. Похоже, что молодые люди собирались совершить круг почета перед парадным крыльцом виллы, после чего устремиться в лес и луга.

– Эй, Мари! – услышала она голос фрейлейн Катарины. – Садись в сани, здесь есть место!

Мари впервые в жизни видела такие роскошные сани, они походили на открытую коляску, впереди на козлах восседал Роберт, барышни сидели друг напротив друга, закутанные в шерстяные одеяла и меха.

– Китти, умоляю, – услышала Мари фрейлейн Элизабет.

– Наверняка у кухарки помимо прогулок на лошадях есть другие дела.

Молодой господин приветливо махнул в окно на втором этаже, откуда, вероятно, госпожа Мельцер наблюдала за зимней забавой детей. Въехав на посыпанную галькой дорожку, которую садовник утром расчистил от снега, полозья саней, буксуя, заскрежетали. Второго наездника Мари не рассмотрела, порыв ветра бросил в лицо снегом, от чего ей пришлось зажмуриться.

– И смотри не замерзни по дороге! – ядовито бросила ей вдогонку Йордан. Никому не хотелось покидать в такой холод стены виллы. Мари мужественно пошла. Теперь она знала, что кованые железные ворота перед въездом в парк были изготовлены не по заказу директора Мельцера. Большая парковая территория, на которой сегодня стоял особняк, в прошлом веке была садом, заложенным богатым аугсбургским коммерсантом. Невдалеке Мельцер построил свою фабрику, а в последующие годы смог выторговать у наследников и сам сад.

«Как странно, – думала Мари, идя по улице в направлении фабрики. – Дворец из обожженного кирпича и парк с заморскими деревьями куплены на деньги, заработанные в темных фабричных цехах. Как возможно, что грязные деньги преобразуются в такие прекрасные вещи?»

По ту сторону ворот Святого Якова улицы были тесными, дома ветхими, на тротуарах глубокие выбоины. Никто здесь не убирал снег, вдоль домов протаптывали узкие дорожки, коляски и повозки сюда старались не заезжать, чтобы не ломать колеса и оси. Повсюду сновали дети, одни играли в снежки, другие топтались на морозе возле домов и обменивались секретами. Несколько подростков по очереди поспешно затягивались сигаретой. Когда Мари проходила мимо, они стали подталкивать друг друга, а один осмелился заговорить с ней:

– Эй, ты. Покажи-ка, чего у тебя в корзине!

Раздался смех. Мари был знаком этот тип парней, ей уже приходилось иметь с такими дело.

– Еще усы не выросли, а уже дымишь вовсю! – крикнула она в ответ. – Проваливай, не то получишь!

Первый адрес она нашла легко. Неряшливо одетая толстая женщина открыла дверь и вырвала пакет из рук Мари.

– Наконец-то!

Мари обдало алкогольными парами.

– Скажи госпоже спасибо. И с Рождеством.

– И вас с Рождеством!

Вслед за женщиной приплелся мужчина и энергично потребовал пакет.

– Это мой! Убери свои грязные руки, пьяный кобель!

У Мари не было желания здесь задерживаться, и она поспешила в следующий дом. На этот раз поиски заняли больше времени, поскольку из-за сноса здания нумерация была нарушена. Наконец она поднялась по шаткой лестнице мимо вонючей уборной и постучалась.

Открыли двое детей, белокурый мальчик и девочка с каштановыми волосами и черно-белым котом на руках.

– Мамы дома нет…

– Я только оставлю подарок. На Рождество. Положите его на стол, но не открывайте до мамы, да?

Вытаращив глаза, дети пообещали не открывать. Мари еще раз с сомнением посмотрела на дверь комнаты, на которой не значилась фамилия, и решила, что отдает подарок именно тем, кому он предназначен.

Мари с облегчением спустилась с лестницы. Еще один адрес, и дело будет сделано. Как же она мечтала сейчас о теплой печке в кухне! О чашке горячего кофе с молоком. Возможно, даже о пряничном сердечке…

Внизу, в переулке, ее чуть не сбил человек, толкавший перед собой тележку с бочонком.

– Смотреть надо! – рявкнул он.

Мари пришлось какое-то время идти за ним в поисках следующего адреса. Когда он остановился возле пивной, Мари поняла, что и она тоже пришла. На убогой вывеске перед входом значилось «Под зеленой кроной».

– Госпожа Дойбель здесь живет? – спросила она у чумазой хозяйки, с недоверием принимавшей доставленный бочонок.

– Наверху.

Поднимаясь по узкой лестнице, Мари слышала брань хозяйки, которой что-то не нравилось в привезенном шнапсе. На лестнице гулял сквозняк и было холодно. Добравшись, наконец, до нужной двери, Мари хотела было просто оставить пакет у порога и убежать из этого места. Но в тот момент, когда, обрадовавшись своей идее, она решила, что так и поступит, дверь со скрипом отворилась. Мари увидела сгорбленный старушечий нос и острый подбородок, на голове у госпожи Дойбель был завязан шерстяной платок, почти сползший на глаза. Маленькие светлые глаза смотрели довольно бойко.

– Ты от госпожи? Принесла рождественский подарок? Тогда заходи, девочка. Ты совсем замерзла.

Старуха показалась Мари немного жуткой, что, наверное, объяснялось резким несоответствием хрупкого тела и умных живых глаз.

– Благодарю, госпожа Дойбель. Но я только отдать подарок, мне нужно возвращаться.

Возможно, видела женщина лучше, чем слышала. Во всяком случае, она не обратила внимания на слова Мари и просто пошла к себе. Помедлив, Мари последовала за ней. Комната выглядела в высшей степени необычно. В печи горел огонь, и было тепло.

– Положи на комод, – велела старуха, опускаясь на выложенный подушками плетеный стул. – Я знаю, что там. Каждый год одно и то же. Колбаски хороши, вино я наливаю моему зятю. Дочери оно не нравится, она хозяйка пивной в нижнем этаже. Разбирается и в вине, и в пиве… Да садись же на скамейку, девочка. Уж несколько минут для старой женщины у тебя найдутся.

– Вообще-то мне нужно возвращаться…

Но все равно присела, слушая болтовню старухи и вбирая окоченевшим телом тепло от печки. В комнате Мари увидела странные вещи. Деревянные заготовки фигурок людей и животных. Будто бедные существа, в отчаянии пытаясь высвободиться из дерева, застряли в нем навсегда. На комоде стояла наполовину выдолбленная из камня голова молодой женщины, лицо было завершено, а волосы лишь грубо намечены. Мари смотрела на эту голову со странным ощущением, что уже видела ее однажды. Должно быть, на нее так подействовали тепло и болтовня старухи. Каждый раз, когда Мари из холода возвращалась к огню, ее сознание слегка путалось, она знала эту свою особенность.

– Вот смотрю я на тебя, девочка, и твое лицо кажется мне знакомым. Ты из Аугсбурга?

– Конечно… Я… я служила в Нижнем городе. Наверное, вы видели меня где-нибудь на улице. Я часто ходила за покупками и брала с собой детей.

– Нет-нет. Я уже сколько лет не выхожу на улицу. Сижу все время здесь возле печки и жду, когда дочь принесет мне поесть. Скажи, ты случайно не Хофгартнер?

Сердце Мари учащенно забилось. Женщина знала ее имя. Но откуда?

– Да, именно Хофгартнер моя фамилия. Мари Хофгартнер.

– Мари, – произнесла старуха и удовлетворенно закивала. – И правда. Так звали ту малышку. Мари. Несчастный ребенок. Никому не нужный, его отдали в сиротский приют…

– О ком вы говорите? – пролепетала Мари.