А время уходило, буквально ускользало, забирая с собой все шансы. Один единственный вопрос — а как много сил на него было нужно! Они гуляли в саду, сидели в игровых комнатах, Эдвард ловил Хелену в коридорах, но даже в моменты, что казались идеальными, — не мог. Он немел, чувствовал себя идиотом, ругал сам себя, а ночью лежал и думал, что так какой-нибудь Один скоро окажется смелее его, и останется лишь услышать «Вы опоздали, сэр Эдвард».

Он вспомнил, что его остановило в первый вечер. Тогда он думал, что уж сейчас-то решится, чего тянуть? А потом увидел Хелену в холле с парнем постарше. Тот попытался сделать ей предложение и полез целоваться, а она рассмеялась звонко и игриво — и выскользнула. Повела плечами перед носом у очередного неудачливого жениха и бросила «нет». Для неё помолвка превратилась в игру, и Эдвард слабо верил, что у него был шанс победить. Если шанс и был, то один на миллион, и тот скоро навсегда исчезнет, если он не возьмёт себя в руки.

Наутро он снова играл и проигрывал. Проигрывал во всём: в картах (что уже никого не удивляло), в шахматах («Столько лет прошло, а ты ничему не научился!» — удивлялся Джонатан.), в бильярде, даже в конных скачках, когда он и несколько друзей решили наперегонки объехать королевский парк по периметру.

— Если мы решим посоревноваться в яркости пламени, меня обыграет Филипп, — шутил Эдвард, но сам не смеялся.

Стоило ли с такой удачливостью пытаться?

Он думал об этом весь день до ужина, зарывался в сомнения глубже и глубже, пока не увидел её. Белое пышное платье, на котором распускались крошечные цветы — голубые, Хелене под глаза. Бриллианты на тонкой нити ожерелья, на заколках, небрежно забирающих назад угольно-чёрные волны волос, голубые играющие веселыми бликами каменья — в серьгах и на кольцах. Хелена улыбнулась, поймав его взгляд, и Эдвард понял, что отступать уже некуда.

Вечер подходил к концу, и Эдвард чувствовал, как всё сжималось внутри в неясном ужасе: то ли от предвкушения шага, что ему предстояло совершить, то ли от того, что всё могло пойти крахом. Но лучше было столкнуться с неизбежным, чем корить себя за то, что не попытался.

Эдвард ждал момент, а тот никак не наступал. Сначала внимание Хелены ненадолго захватил Один, потом Мариус со смягчившейся Розали, а потом — две девушки, и их увлечённый разговор всё тянулся и тянулся.

— О чём можно так долго говорить? — Эдвард бился затылком о твёрдое изголовье дивана.

— Тебе стоит успокоиться, Эд, — сказал Джонатан. — Не представляешь, как глупо выглядишь. Негоже принцу.

— Я не могу не волноваться! Время…

Он безнадёжно развёл руками.

— Вы, мальчики, очень глупые, — заметила Эмили и посмотрела на Эдварда в упор: — Может, тебе и не стоит? Ну, если ты так боишься.

Джонатан побледнел, переводя взгляд с жены на друга. Эдвард не моргал. Молчал. И раздувал ноздри от злости. А Эмили продолжала, поглаживая Джона по голове:

— Вот знаешь, я понимаю некоторых: вот они хотели! Лоис — помнишь его, Джон? — он так грезил по леди Арт, но никогда не решался к ней даже на шаг подойти. Я видела — случайно, правда, краем глаза — как он пытался. Заикался, мялся, но попробовал. Вот это мотивация! Вот тут человек хотел! Надеюсь, он остался после этого жив и здоров. — Она тряхнула головой. — А тебе, Эд, правда, может оставить всё это? Я имею в виду… Ты ведь к ней подойти боишься, как ты будешь с ней жить? Я ведь права, Джон?

Джон кашлянул вместо ответа: оказываться меж двух огней ему не хотелось.

Эдвард раздражённо фыркнул и ушёл. Эмили слишком бесцеремонно прошлась по его гордости, и та, ущемлённая, теперь подпитывала, распаляла его. Он так и знал: кто-то ещё обязательно попробует! И если даже у Лоиса — на что этот тощий скрюченный хмырь вообще рассчитывал?! — хватило духу, то какого чёрта он ждёт?

Эдвард подошёл к девичьей ложе, когда одна из девушек закончила, а вторая ещё не начала и удивлённо вскинула брови, глядя на подошедшего.

— Хорошо проводите время, дамы? — Он галантно коротко поклонился в знак приветствия, обвёл всех взглядом, и Хелена слегка улыбнулась ему.

— Сейчас стало намного лучше, — кокетливо захлопала глазками одна девушка. — Хотите присоединиться?

— Точно! — загорелась другая. Хелена посмотрела на неё с вопросом, а та пригладила юбку, выпрямилась и, упершись кончиками пальцев в колени, учительским тоном поинтересовалась: — А что вы, сэр Керрелл, думаете по поводу того, что вечерние платья становятся более расслабленными и легкими, а кринолины уходят в прошлое?

Эдвард растерялся — но лишь на мгновение.

— На вас всё выглядит отлично, — улыбнулся он и посмотрел на Хелену. — Потанцуете со мной?

И, оставляя закадычных подружек перешептываться, она согласилась. У Эдварда отлегло от сердца: это было не то, что хотел, но объявляли следующий танец, и эту возможность — хотя бы эту! — он упустить не мог.

— Это такой элегантный способ избежать разговоров о моде? — спросила Хелена.

— Определённо! Я ничего не смыслю в ней и её важности.

— Вам нравится моё платье, сэр Керрелл?

Эдвард опустил взгляд — и уже не смог оторваться от бриллиантов, рассыпавшихся у неё по ключицам.

— Да, — выдохнул он, понимая, что если посмотрит ниже, то ловушка, в которую он попал, захлопнется окончательно.

— Тогда вы разбираетесь в моде достаточно. — Она с усмешкой выгнула бровь. — А ещё вам идёт такая стрижка больше, чем то, что было до побега.

Хелена смотрела на него хитро, подначивающе, а Эдварду в голову не шло ничего остроумного, чтобы ответить, — одни оправдания: и про волосы, и про побег, и про всё на свете. Поэтому он лишь смущённо рассмеялся, подмечая, однако, что хоть какой-то плюс у его неудачной военной карьеры был.

Танец кончился слишком быстро, а ему не хотелось её отпускать. И разделять танцы с кем-то. Он должен был сказать. Уцепившись за это осознание, как за последнюю тростинку, Эдвард, не успев выпустить её ладонь из своей, предложил:

— Пойдём погуляем?

Хелена удивлённо подняла брови, но согласилась.

Они вышли из зала в коридор, где зажжённые световые шары рисовали дрожащие тени на стенах. Шаги по выложенному чёрно-белой, как шахматная доска, плиткой полу отдавались звонким эхом.

А воздух холодал. Осень уже расцвела, и северный Джеллиер принимал её во всей красе — с облетающим золотым нарядом, с потухающим солнцем, и влажным, выхоложенным воздухом, который забирался за шиворот и лапал спину ледяными ладонями. Не ожидавший такого контраста с разгорячённым залом Эдвард поёжился, когда они вышли в открытую галерею, что тянулась вдоль внутреннего сада. В свете луны блестели образующие окна колонны, обвитые уже отцветшим, но ещё зеленым северным плющом. У стены под ними росли высокие одинаково остриженные кусты. Хелена перегнулась через перила и поддела лист, на котором сидел крошечный жучок с переливающимся тускло-голубым брюшком. Потревоженный, он сорвался с места и, рисуя в воздухе беспорядочные петли, полетел прочь. Хелена провожала его взглядом, насмешливо кривя губы. А Эдвард наблюдал за ней: за плавными движениями, за ребяческой выходкой, за тем, как она смотрит в небо, спокойно и расслабленно. Ей не страшен был холод, несмотря на платье с коротким рукавом и открытыми плечами. Ей было плевать, сочтёт ли он её поведение глупым или неподобающим. А может она знала, что не сочтёт.

— Что-то не так? — Хелена обернулась. Наверно, он смотрел слишком долго.

— Да нет. Всё в порядке.

Эдвард коснулся волос, одёрнул себя — и тут же пожалел об этом: так он казался ещё более взволнованным. Хелена задержала на нём внимательный взгляд, но промолчала.

Они прошли дальше, до арки, ведущей во внутренний парк. Тот был мал: вмещал две дорожки, сходящиеся крестом, бедные клумбы между ними, маленькие неработающие фонтанчики с фигурками животных да белую деревянную беседку в дальнем конце. Её тоже увивал плющ, крыша позеленела ото мха, что полз с неё на замковую стену и пробрался меж старинными кирпичами.