Они шли к этой беседке в неловкой тишине. Эдвард смотрел в землю, считал плиты парковых дорожек и боялся, что они распадутся под ногами, расколются — и бездна поглотит его. Ведь что-то должно было случиться. Такие вещи — тем более с ней! — не могли пройти гладко.

— Я на самом деле хотел с тобой поговорить… — полушёпотом произнёс Эдвард.

— Все хотят! — рассмеялась Хелена и обвила рукой столбик беседки. — И все об одном и том же!

Сердце споткнулось, пропустило удар. Эдвард нервно фыркнул.

— Что ж… Я… Я не гнался за оригинальностью…

Хелена замерла, бросила на него быстрый взгляд. На лице у неё промелькнуло смятение, сменилось искрой осознания, а затем…

— Мне, наверно, нужно вернуться в зал, — протянула она, отступая.

— Нет! Подожди, — воскликнул Эдвард и, преодолевая внутренний страх, взял её за руку. — Пожалуйста.

Хелена дёрнулась, пальцы у неё задрожали, и она могла бы сделать как обычно: пустить холодный импульс, заставить себя отпустить, — но не делала. Тело онемело, и мысли спутались, а он смотрел на неё: глаза большие, зелёные, яркие даже в ночи, такие открытые и честные. И руки горячие, мягкие…

— Послушай меня, — попросил Эдвард почти безнадёжно. Большие пальцы осторожно поглаживали ей тыльную сторону ладони. — Хотя бы просто послушай. — Он беззвучно засмеялся. — Ну неужели я хуже остальных?

Хелена не ответила, но вздохнула примирительно.

— Я, конечно, очень самонадеян, — Эдвард пожал плечами, — но правда, я когда-нибудь предлагал что-то плохое? Помнишь, я позвал тебя посмотреть, как мы играем в карты? Это ведь было весело! Я помню, что тебе понравилось. Ты и сейчас смотришь. Наверно, это что-то значит.

— Ты тогда повёл себя там как сумасшедший!

— Да! Точно! Абсолютно! Как сумасшедший! И сейчас я делаю то же самое. — Он сглотнул, посмотрел ей в глаза. — Ставлю всё на то, что делаю сейчас. Я… прошу твоей руки. — Он опустился на одно колено, не отпуская её ладони, не разрывая связи взглядов. — Мне не нужно сердце, мне не нужно полцарства в придачу. Я бы весь мир отдал, чтобы ты стала моей женой. Хелена… Выходи за меня?

— Встань, — прошипела она, оглядываясь.

— Ответь мне!

— Если кто-то увидит…

— И что? Я крикнуть могу. В зале так встать могу. Ответь мне! Даже если это «нет». Скажи — и я уйду. Просто ответь мне.

Тишина оглушала, и медленно умирала надежда. Её ладонь выскользнула из его ослабших пальцев. Хелена прижала руку к губам, смотреть на Эдварда не хватало сил и смелости, а перед глазами… Перед глазами всё мелькало. Блики балов, вихри танцующих пар, и молния, бьющая из ниоткуда, и огненные всполохи в волосах, взгляд, тянущийся через весь зал, и синий туз…

…который решил всё.

— Да, — вырвалось сквозь пальцы, зазвенело в воздухе, в благоухающей ночной тиши. Полетело меж кустами, над мощёнными дорожками, взмыло к самым шпилям замка — и растворилось в небесах.

Эдвард глядел с непониманием, думал, что ослышался, разум сам подставил желаемое слово, произнёс её голосом. Но Хелена посмотрела на него так растерянно, с застывшим в глазах ужасом, с недоверием — и Эдвард понял.

Он подскочил и, задыхаясь от счастья, подхватил Хелену на руки. Она вскрикнула и вцепилась в его плечи, а он кружил её, кружил, прижимая к себе, обнимая, и сердце его билось так сильно, что чувствовалось через пиджак. Слова исчезли, весь мир больше не значил ничего — и при этом значил абсолютно всё. Сама промозглая северная ночь, что кусала холодом всё это время, стала светлее и теплее.

Эдвард опустил её, без слов заглянул в лицо и медленно наклонился, но… губы проскользили по щеке. Хелена отвернулась, уткнулась носом себе в ладонь, что всё ещё лежала у Эдварда на плече, и теперь сбившееся горячее дыхание обжигало шею и ухо. Он был растерян, его руки на её талии ослабли, и Хелена мысленно корила себя за это.

Она отстранилась и виновато покачала головой. Всё равно не смогла бы объяснить словами. Эдвард постарался сделать вид, что понимает, что это не ранит, но не получилось. И, отведя глаза, он прошептал:

— Я всё равно очень рад. — Короткий смешок вышел похожим на кашель. — Я боялся, ты не согласишься.

Хелена закатила глаза.

— Было заметно. Но… — Она посерьёзнела. — Ты не представляешь, как на самом деле это много значит.

Эдвард кивнул: он не понимал, мог только представлять — и чувствовать. Чувствовать, сколько силы могло стоять за обычными, но верными, произнесёнными вовремя словами; сколько смысла могло нести одно — короткое, но такое важное. Важное для них обоих.

И сколько ответственности оно приносило с собой.

— Что мы будем делать дальше? — спросил Эдвард. Ненадолго отступивший холод снова стал морозить пальцы, колоть лёгкие. — Мы можем вернуться в зал и…

— Нет. — Хелена схватила его за руку, будто боялась, что он убежит один. — Не сейчас. Мы не можем просто прийти и сказать. Это должно быть красиво, торжественно!

Легкая улыбка предвкушения скользнула по её губам, взгляд заволокло заворожённой дымкой, словно пышная официальная помолвка происходила сейчас перед ней, и Эдвард не стал спорить.

— А когда? — спросил он и прикинул, насколько сложно будет хранить в секрете такую важную новость.

— Завтра. — Она кивнула. — Завтра финальный бал. Можно объявить официально между королевской речью и началом танцев — сэр Рейверн об этом позаботится. Тогда все будут в сборе, все услышат, но начнётся бал, и нам не придётся долго отвечать на поздравления.

Эдвард фыркнул.

— Отлично. А что насчёт сейчас? Просто вернёмся ко всем, будто ничего не произошло?

Звучало странно, но он на самом деле никогда не задумывался, как всё изменится — если изменится — после предложения.

— Мы можем посидеть здесь.

Хелена неуверенно осмотрелась. В зал ей возвращаться не хотелось: она не представляла, как вести себя теперь, когда всё разрешилось и она должна была быть довольна, но на деле чувствовала душащее сожаление. Может, ей стоило позволить себя поцеловать? И не было бы тогда странного неловкого напряжения между ними…

Хелена наконец зашла в беседку, провела по низкой плетёной стенке, стряхивая с неё мелкие листики и пыль. Эдвард следил за ней, привалившись к перекладине у входа, и все сомнения и страхи растворялись, исчезали на глазах, оставляя после себя нежность и светлую, лёгкую радость исполненной мечты. Хелена перехватила его взгляд и вдруг, задорно сверкнув глазами, спросила:

— Мне просто любопытно: что на это сказал его величество?

— Его величество… — Эдвард потупился. — Мы с ним конкретно об этом не говорили, но, уверен, он будет против.

— Ещё бы он был! — Хелена закатила глаза, но напомнила себе: теперь нужно быть осторожнее. Даже если она была уверена, что никто и никогда не сможет вмешаться в её политику, это не значило, что никто не попытается.

— Ладно. — Хелена развернулась и подошла к Эдварду, заглянула ему в лицо. — Я вижу, что тебе холодно. Думаю, мы можем вернуться в зал, и у меня даже не будет причин отказать тебе в танце.

Она страдальчески вздохнула и взяла Эдварда под локоть.

Когда бал кончился, Эдвард готов был увязаться с Хеленой в её покои, чтобы её не отпускать. Но она покачала головой и, оставив на его щеке лёгкий поцелуй, ускользнула в комнату.

Мурлыкая мотив последнего вальса, Хелена прошла к трюмо, расстегнула колье, взглянула в зеркало — и вздрогнула. Бриллианты выскользнули и дробью рассыпались по туалетному столику. У чужого отражения горел глаз. Тень смотрела из угла, и полная раздражения энергия расходилась по комнате, как круги по воде, резонируя от мебели и стен.

Хелена глубоко вдохнула, выдохнула. Отвела взгляд от отражения и убрала колье в шкатулку.

— Тебе стоит перестать приходить ко мне в спальню.

Она сняла и убрала серьги, расщепила заколки, позволяя волосам свободно упасть на плечи, и всё это с лёгкой улыбкой, такой мечтательной и расслабленной.