Эдвард думал попробовать ещё раз, но Филипп мотнул головой, мол, оставь это. И он послушался.

Официальная часть кончилась, все слова сожаления были сказаны и приняты, неотложные вопросы — решены, а встречи — назначены. Люди быстро исчезали, спасаясь от тяжёлой атмосферы уныния. Лишь редкие дамы до сих пор вытирали глаза, а пожилые мужчины прогуливались меж статуй, как чёрные тени. Эдвард краем глаза заметил, как один из них поклонился Гардиану Арту, и по телу пробежала нервная дрожь.

Сам же он смотрел только на одного человека, и решимость росла в нём с каждой секундой. Хелена поднималась по холму к тянущейся к замку галерее одна, и всё внутри вопило Эдварду, что он должен к ней подойти. Он даже не знал, что сказал бы. Наверно, тоже какие-то слова соболезнования, ведь это было вежливо и оправдывало его, возможно, неуместные порывы.

— Эд? — нетерпеливо позвал Филипп. Они собирались уезжать.

Эдвард ещё раз кинул взгляд на удаляющийся силуэт и крикнул:

— Пять минут, Фил. Пять минут! — И убежал, не давая брату возразить.

Догнать её было несложно. Хелена понуро шла в полном одиночестве по длинной продуваемой галерее, никуда не спешила и изредка бросала взгляды на мраморный парк через огромные незастеклённые окна-порталы.

Эдварду казалось, что его шаги гремят в зловещей тишине, и она наверняка уже знала о его присутствии, но не оборачивалась. Наверно, стоило её окликнуть, но страх и предвкушение сплелись в огромный болезненный узел, слепили горло, не давали сказать и слова. И Эдвард молчал. Его руки подрагивали, и он даже испугался, когда Хелена вдруг остановилась.

Он замер тоже. Их разделяла пара метров. Сердце колотилось как сумасшедшее, и, наверно, грохотало на весь коридор.

Хелена осторожно обернулась и передёрнула плечами от неожиданности.

— Сэр Керрелл… — произнесла она, и Эдварду почудилось разочарование в её голосе. — Я думала, это… кто-то другой…

Он потупился, а потом поднял голову со смущённой улыбкой.

— А это всего лишь я.

— Я ничего не имела в виду…

— Всё в порядке! — поспешил заверить Эдвард. — Просто там было так много людей. И я не мог подойти и сказать…

Он оборвался на полуслове. Хелена замотала головой.

— О небо! Да не нужны мне ваши сожаления! Как будто они что-то изменят. Я только от этого сбежала! Если вы шли за мной лишь затем, чтобы сказать, как вам жаль, — можете уходить.

— Извините, ваше высочество, — сказал Эдвард, складывая руки за спиной.

— Вы ведь даже не понимаете… А теперь, — она фыркнула, — вы, наверно, ещё и осуждаете меня.

— Я не в праве вас осуждать.

Его взгляд блуждал по плитке под ногами, отмечая все сколы, трещины. Крошечная букашка проползла по стыку и скрылась в щели между полом и стеной.

Хелена прислонилась к стене у окна и отвернулась к мраморному парку. В нём уже было пусто. Остались только застывшие белые силуэты — его вечные обитатели.

— Лучше осуждайте, — устало сказала Хелена, впиваясь ногтями себе в локти. — Им это нравится. Вас посчитают нормальным представителем общества.

Эдвард рассмеялся.

— У меня пока не было с этим проблем! Разве что друг назвал идиотом.

— Друг понимает, о чём я.

Эдвард тоже понимал и не знал, что ответить. И поэтому просто смотрел. Смотрел, как обычно. Молча. С расстояния. Не смея даже просто подойти ближе. Хотя так хотелось присесть рядом, на тонкую каменную оконную перегородку, и поговорить, будто они были друзьями.

Но нет. Не были. И Эдвард молчал.

Хелена на него не смотрела и, верно, забыла, что он здесь. А потом лёгкая улыбка скользнула по её губам.

— Это начинает походить на традицию, — сказала она. — Вы встречаете меня в тёмных коридорах в не лучшие моменты, а потом слушаете то, что не стоит слышать никому.

Поражённый Эдвард рассмеялся. Тихо и неуверенно.

— Это действительно может стать традицией!

— Не стоит. — Хелена посмотрела ему прямо в глаза. — Подобные встречи не оборачиваются ничем хорошим. Говорить людям гадости приятно до определённого момента. Момента, когда эти гадости возвращаются к тебе.

— Всё, что происходило там, там и оставалось…

— Хорошо. Спасибо.

Их взгляды снова встретились, и Эдвард мог поклясться, что видит искреннюю благодарность в глубине её уставших глаз. А потом, не разрывая этой приятной связи, Хелена произнесла:

— Мне жаль, что я тогда сорвалась на вас.

Эдвард хотел ответить, сказать, что всё пустяки, но послышались шаги. Хелена взглянула ему через плечо и напряглась, изменившись в лице. К ним широкими шагами приближался Один.

— Ваше высочество, — сказал он, будто Эдварда не существовало. — Сэр Рейверн попросил вас пройти к нему.

— Сэр Рейверн не может подождать? — спросила она, скрещивая руки на груди.

— Я опять прерываю тебе интересную беседу? — поинтересовался Один.

Хелена закатила глаза и повернулся к Эдварду.

— Простите, сэр Керрелл. Может, у нас получится поговорить в другой раз.

Он развёл руками, а потом ещё долго смотрел им вслед. Обещанные пять минут успели трижды истечь, но возвращаться совсем не хотелось. И только когда Хелена и Один скрылись в проёме, ведущем в замок, Эдвард вздохнул и пошёл обратно. Ему предстоял долгий путь по парковым дорожкам к карете…

Хелена и Один недолго шли молча. Она крутила кольца, смотрела в пол, а потом вдруг остановилась. Один обернулся и вопросительно поднял брови. Хелена смотрела на него как на предателя, и в словах её звучали разочарование и горечь:

— Почему тебе обязательно всё портить? Что не так с ним? Он тоже «тёмная материя»?

— Нет, — спокойно ответил Один. — В этот раз сэр Рэйверн на самом деле хочет тебя видеть. И это важнее разговоров с мальчишками.

Хелена неотрывно смотрела на бумагу, написанную почерком отца, и пыталась осмыслить увиденное. Сидела, прикусив ободок кольца, и водила взглядом по толстым, округлым, неровным буквам, видимо, написанным во время болезни. Уже даже не вчитывалась: она прочла её столько раз, что могла бы рассказать наизусть. Говорить не хотелось, огромный ком сдавил горло, всё внутри заполняло чувство, что её предали. На глаза накатывали злые слёзы, но Хелена не позволяла себе плакать. Она провела пальцами по до сих пор переливающейся заклинанием подписи отца и выдохнула:

— Понятно. — Хелена подняла глаза на сэра Рейверна. — Зачем вы мне это показали? Что мне теперь с этим делать?

Он покачал головой.

— Я посчитал, что вам стоит знать, миледи.

— Я должна была узнать об этом сразу же! Что изменится теперь, когда я и так единственная, кто может получить трон?

— А что бы это изменило тогда? — спросил сэр Рейверн слишком спокойно и отстранённо. — Никто бы не позволил шестнадцатилетней девчонке править страной.

— Это не вам решать!

— Это то, что решил бы Совет.

— Вы не можете знать наверняка. Вы даже не член Альянса. А мой отец был, и он знал, что делает. Они бы увидели бумагу и…

— И что? — Он всё ещё смотрел куда-то мимо, но слова его звенели сталью. — Думаете, они бы с радостью отдали вам престол? Несовершеннолетней, незамужней, не умеющей править и отделять личные прихоти и обиды от политических игр?

— Не смейте со мной так говорить!

— С вами будут говорить на равных люди в два раза старше, и они не будут подбирать выражения.

— Мне плевать на них. Я тоже умею скалиться, сэр Рейверн. Но с вами мы не на равных. Вы — мой подчинённый, так что не смейте так со мной разговаривать!

Сэр Рейверн посмотрел на неё в упор. Хелена сверлила его жёстким, властным взглядом, а он даже не пытался бороться — всё равно видел, что прав: в её словах было столько обиды, столько затаённой холодной злости. Но, быть может, и ему не стоило вываливать на неё всё сегодня. Нужно было дождаться завтра…

А потом он мотнул головой. Нет, не нужно было. Любое промедление будет стоить не только его нервов, но и, возможно, безопасности королевства.