— Прошу прощения, миледи, — сказал сэр Рейверн, взяв себя в руки. — Я всего лишь хочу дать вам понять, что для многих членов Альянса невыгодно ваше восхождение на престол. И Совет может пойти навстречу им — они в большинстве. И, полагаю, вы не тешите себя иллюзией, что никто не попробует выставить вам грабительские условия или подсунуть неугодных женихов? Или не станет вам угрожать? Быть правящей королевой опасно. Особенно в той ситуации, которая складывается сейчас.

— Я ничего боюсь, сэр Рейверн. И я справлюсь, даже если вы не верите, что я на это способна.

— Я буду счастлив, миледи, если у вас всё получится. К сожалению, завещание его величества не даёт вам прямого права надеть корону. Его величество хотел как лучше, но его слова не в силах отменить всеобщий закон. И решение полностью лежит на членах Совета.

Хелена зло глянула на него исподлобья и сморщила нос.

— Отвратительный закон! Они хотят оставить Санаркс без правителя, когда ему особенно нужна защита.

Сэр Рейверн с грустной и усталой усмешкой поднял брови.

— Вы верите, что сможете защитить Санаркс? Полагаю, Один рассказал вам, от кого нужна защита, а по тому, что вы без спроса роетесь в моих бумагах по крайней мере последний месяц, могу судить, что масштабы угрозы вам тоже известны.

— Именно, — кивнула Хелена без капли смущения. — Но я не боюсь и его тоже, и я сделаю всё, что могу и не могу, чтобы не позволить каким-то самозванцам с Форкселли потревожить мою страну.

— Тогда вы знаете, как получить трон.

Хелена отвернулась, насупившись, и скрестила руки на груди. Идти на поводу у глупых, старых как свет законов она не хотела даже сейчас. Даже если это было бы проще всего — она знала, что желающие найдутся и ей потребуется всё существующее во Вселенной терпение, чтобы пережить наплыв падких на корону женишков. Она поёжилась от представленной картины, и мысли понеслись по разуму, заведённые, как волчки; они добирались до самых дальних закоулков сознания, пытаясь выцепить хоть что-то: обрывок фразы или текста, любую ситуацию или зацепку. Должен же быть другой способ!

Сэр Рейверн изучал её внимательным взглядом. Что-то в ней изменилось за два года, и он ловил себя на мысли, что Хелена смогла бы удержать страну просто тем, что на корню, резко и безжалостно, пресекала бы любые попытки вмешиваться в её политику — и гнула бы свою линию. И это несмотря на все юношеские обиды и злобу. А может даже благодаря им.

Только сначала ей нужно было что-то решить. Но пока она лишь хмурилась, то и дело поджимала или прикусывала губы и постукивала ногтями по деревянному подлокотнику. Рейверн не верил, что Хелена с ним согласится и выберет наиболее простой и быстрый способ — для этого нужно было перешагнуть через гордость и столкнуться с реальностью, где придётся выбирать из предложенных вариантов — и быстро, даже если те не столь желанны и шикарны, как она ждёт.

— Я знаю! — вдруг воскликнула Хелена. Её лицо просияло от предвкушения и радости, что она наконец нашла лазейку. Возможно, единственный шанс обойти такой ненавистный закон.

— Что же вы придумали, миледи? — с подозрением спросил сэр Рейверн.

Хелена оживилась, поднялась и подошла к его столу, стреляя глазками и играя пальцами.

— Помните, — заговорила она, и голос её звенел, — как Филипп Керрелл получил какой-то там доступ к делам Пироса? Я помню это из разговоров отца. Он тогда сказал, что будет забавно взглянуть в лицо Элиада Керрелла, когда тот узнает, кто посоветовал его сыну обратиться к мадам Монтель. Её превосходительство всегда хорошо относилась ко мне. К тому же она представитель Совета. — Хелена с улыбкой повела плечами. — Я напишу ей! Уверена, она сможет помочь!

Она смотрела с таким выражением, будто только что победила закон, и сложно было решиться её разубеждать, но сэр Рейверн, разведя руками — и тут же снова переплетя пальцы, — сказал:

— Мадам Монтель лично не занимается вопросами престолонаследия, ваше высочество. Принц Керрелл просил не трон, а доступ в архивы и возможность присутствовать на политических заседаниях.

Счастливое выражение сошло с лица Хелены, сменившись подозрительным и настороженным.

— Вы считаете, что моя идея провалится?

— Я считаю, что вам не стоит полагаться только на неё.

Хелена подняла подбородок, глядя на сэра Рейверна строго и недовольно из-под опущенных ресниц.

— Я всё равно попробую, — упрямо сказала она, и ему ничего не оставалось, кроме как кивнуть: в конце концов, кто он был такой, чтобы запрещать ей писать письма.

Сэр Рейверн оказался прав: мадам Монтель не могла принимать такие решения одна, и это в любом случае нужно было переадресовать в суд от Совета. Но она со сдержанным одобрением поблагодарила за обращение к ней лично и как представитель Альянса в Совете Магии обещала сделать всё возможное, чтобы повлиять на решение, и Хелена хваталась за эти слова, как за воздух. Теперь ей нужно было только написать новое, более официальное письмо-прошение, приложить завещание отца, отправить и…

— Посмотрите, — сказала она сэру Рейверну. — Их такое устроит?

Он пробежал взглядом по тексту без вопросов и даже не изменился в лице, что уже настораживало. Хелена пыталась это списать на то, что сэр Рейверн в принципе стал более закрытым и угрюмым после смерти её величества, но неуверенность снова заставляла крутить кольца на пальцах, то снимать, то надевать их и постоянно хмуриться, смотреть, почти не моргая.

Сэр Рейверн вздохнул, поднимая взгляд, и положил письмо на стол.

— Вряд ли я могу посоветовать вам что-то, — покачал головой он.

— Вы советник, разве это не ваша работа?

Его губы дрогнули в подобии усмешки.

— К сожалению, деловая переписка с Советом Магии не входит в мои компетенции. Структурно, по языку — всё отлично. Вы уважительны, точны, приводите достойные аргументы в свою пользу. Если их достаточно, я сомневаюсь, что у них есть веские причины отказывать вам, ваше высочество.

— Надеюсь.

Хелена забрала со стола письмо, ещё раз прошлась по нему взглядом, нахмурилась и мотнула головой. Они ей откажут. Она сама могла бы назвать тысячу и одну причину почему, да и сэр Рейверн перечислил их буквально вчера.

Но у неё был шанс. Может, крошечный, но был. И она не была бы собой, если бы не попыталась.

Эдвард сидел у Джонатана. За окном гудел и гремел Мидланд, и дрожь проходила по спине — приятная и будоражащая. Он устал от однообразной тишины военного полигона с монотонным позвякиванием мечей или жужжанием магических зарядов, и город, такой живой, ощущался глотком такого недостающего воздуха — воздуха, сотканного из духов, пыли, смазки для колёс и свежей выпечки. Наконец он чувствовал себя комфортно и на своём месте. Джон был прав: военная карьера не для него, он не Филипп, он так не сможет.

Но всё же полигон, где Эдвард провёл почти полгода, его испытал; ему даже показалось, что он вырос, стал увереннее. Жаль, что не во всём: когда дело доходило до чувств, он терялся и выставлял себя дураком даже сильнее, чем лет в пятнадцать.

Сложно было не теряться, когда что-то такое желанное оказывалось слишком близко — и всё ещё вне досягаемости. Он даже представить не мог, какие извилистые — или, напротив, прямые — дорожки могли привести его к тому, чего он хотел, и насколько крепка должна быть хватка, чтобы это что-то удержать.

Эдвард со вздохом откинул голову на твёрдую спинку дивана и удивился: теперь он мог видеть не только белый потолок над головой, но и верхушку окна, из которого виднелся кусок неба. Черепичные крыши Мидланда, казалось, готовы были нырнуть в эту яркую, чистую лазурь, разлившуюся под — над — ними.

Долго подивиться неожиданному углу обзора, от которого заболел затылок, не удалось: скрипнули половицы, и Джон вошёл в гостиную с парящим подносом. На том стояли две чашки да чайник, из носика которого тонкой струйкой выплывал пар.