Восторги первых лет сменились утомительностью толстых книжек. Теория влетала в голову без проблем — без них и вылетала, стоило покинуть аудиторию. Тренировки стали казаться повторением одних и тех же приёмов, и, как бы рукоять огненного меча ни грела ладонь, Эдвард чувствовал — этого недостаточно. Ему даже не позволяли зажигать меч! А ведь каждый раз это производило такой фурор! Тогда Эдвард чувствовал единение со стихией, с реликвией. Но это называли нечестным преимуществом, и на учебных тренировках строго запрещали.

Единственное, что по-прежнему радовало в Академии, — её расположение. Мидланд был центром развлечений, сердцем веселья и раздольной жизни для тех, кто мог её себе позволить. Каждые выходные где-нибудь проводили пышные праздничные вечера, приглашения на которые получить было проще простого. Надо было только знать места и людей. А Джонатан, казалось, знал всё и всех!

Последнему Эдвард со вздохом и бросил вызов. Джонатан ответил не сразу, и Эдвард успел отчаяться, но заспанное лицо друга наконец появилось в снопе искр.

— Привет, Керрелл, — пробубнил он и зевнул. — Я рад, что ты хочешь меня видеть всегда, но неужели было сложно дождаться Академии?

— Не представляешь, насколько сложно! — воскликнул Эдвард. — У тебя ничего не планируется?

— Вечеринки? — Джон задумчиво поднял взгляд к потолку и потянулся. — Да нет. У Особого круга их точно не будет до лета, осенью… Я бы хотел, чтобы у меня было что-то осенью, потому что пока всё слишком неоднозначно. Отец буквально сошёл с ума, когда я сказал, что всё знаю и не хочу жениться на той девушке. — Джонатан закатил глаза, и Эдвард понимающе улыбнулся. — А другие… Да, вспомнил! — Он оживился, неосторожно сдвинул камеру, и на миг Эдвард заметил ещё чьи-то светлые волосы рядом с другом, но промолчал. Джон сделал вид, что всё в порядке, хотя на мгновение по его лицу скользнуло сконфуженное выражение, и продолжил: — Недели через две — я потом скажу точно — будет бал на Нефрите, и я надеюсь, у нас получится выбраться. Приглашения неожиданно ограничены, все хотят попасть туда, потому что там не будет никого, кто мог бы помешать развлекаться. Почти как Особый круг, но общество не такое закрытое. Так что это прекрасная возможность: новые знакомства и полная свобода действий!

— Отлично! — воскликнул Эдвард.

Настроение скакнуло на сто ступеней вверх, и, когда его позвали вниз, во двор, где ждала карета до Академии, Эдвард уже представлял, как через несколько недель поедет на бал. Тем более на Нефрит. Там Эдвард почти и не был. Помнил один визит с матерью несколько лет назад, когда они путешествовали по странам подальше от Пироса, чтобы не слышать о войне. Они тогда почти ничего и не видели. Театр, несколько музеев, площадь… Скука!

Оттого ещё заманчивее казалась возможность попасть на тот раут, а после остаться на пару дней на Нефрите и найти там какие-нибудь по-настоящему интересные места.

— Почему я должна туда ехать? — хмуро поинтересовалась Хелена, когда ей прямо на страницы книги легло пригласительное письмо.

— Потому что я так сказала, — ответила ей мать, улыбаясь. Она выглядела спокойно, но в глазах плескалась холодная угроза. После того, как до неё дошли новости, что несколько приглашений были выброшены, сожжены в камине или попросту забыты, она решила не полагаться на гувернанток и совесть дочери. С этой девчонкой иначе никогда не получалось.

— Если ты сама не хочешь общаться с молодыми людьми и принимать их приглашения на вечеринки, я буду брать дело в свои руки!

— Это того не стоит.

Хелена убрала приглашение со страниц и снова уткнулась в текст. Это была та самая книга, которую дал ей сэр Рейверн несколько месяцев назад, и у неё никак не находилось время, чтобы её закончить. Страницы тянулись вечность, а информацию на них оказалось не так уж просто понять. Были моменты, когда она поднимала глаза и долго смотрела в стену или в окно, осознавая, что, похоже, не поняла ни слова. Приходилось начинать заново. Приходилось находить в отцовской библиотеке книги попроще и читать то же самое в них. Приходилось стискивать зубы и заставлять себя не бросать. Потому что никому кроме неё это было не нужно. В какой-то момент Хелена даже подумала, что несправедливо ругает мать, но быстро отогнала эту мысль: если бы та хотела, у неё бы получилось. Пусть на пару страниц уходили часы, у неё было достаточно времени хотя бы попытаться. В конце концов, у самой Хелены представление постепенно складывалось. Оно всё ещё было размытым, шатким, но она была уверена, что либо под конец книги, либо после разговоров с сэром Рейверном всё окончательно встанет на свои места.

Со вздохом она перевернула страницу.

— Что это? — вдруг воскликнула мадам Арт, и Хелена не успела ничего сделать, прежде чем книга исчезла из рук.

— Отдай! Ты не имеешь права!..

— Откуда это у тебя?! Сэр Рейверн дал? Зачем она тебе?!

— Я учу это! Не хочу быть как ты! Я хочу знать, что мне делать, когда я стану королевой, чтобы не позволять мужчине решать, что делать с моей страной!

Мадам Арт побледнела и, рукой нащупав кресло, осела в него, обмахиваясь толстым томом, как веером. Она молчала, но её глаза, широко раскрытые, глядящие напряжённо, бегали в поисках ответа. Если сэр Рейверн дал Хелене книгу, мог ли он сказать ей про завещание отца? Нет, наверно, не мог. Они договаривались, что по крайней мере до совершеннолетия Хелены они не расскажут ей ничего, а Элжерн всегда исполнял её желания. Но всё же…

— И что тебе сказал сэр Рейверн? — проговорила мадам Арт сдавленно.

Хелена удивлённо подняла брови и недовольно поджала губы.

— Что мне нужно прочесть это, а потом он будет объяснять дальше, — неохотно отозвалась она, скрестив руки на груди. — Хотя я не представляю, что после этого можно ещё объяснять.

— Не знаю, — мадам Арт мотнула головой, всё ещё глядя в сторону, — я её не читала. И, — она резко обернулась к дочери, — ты тоже не будешь. Я её забираю. И запрещаю сэру Рейверну говорить с тобой о политике.

Она поднялась. Хелена вскочила следом и бросилась к матери, но та выставила вперёд руку, и Хелена влетела в прозрачную стену.

— Ты не имеешь права! — Она уперлась в преграду руками, и из-под дрожащих ладоней тонкой корочкой начал расползаться лёд. Стало видно, насколько стекло на самом деле хрупкое.

Мадам Арт подошла к двери, и, обернувшись, спокойно бросила:

— Собирайся, милая. Я прикажу помочь тебе с нарядами. Пока я жива, ты подчиняешься мне. И, если я сказала, что ты не получишь эту книгу, ты её не получишь. А если ты не будешь меня слушаться, то я последую совету некоторых очень умных дам и лично найду тебе мужа. И уж он точно не позволит тебе вести себя как сейчас.

Дверь захлопнулась. Хелена сжала ладони — и стеклянная преграда разлетелась на оледенелые осколки. Она сжала виски руками и топнула ногой.

— Ненавижу тебя! — срываясь на визг, крикнула Хелена вслед матери. — Всех ненавижу.

Но волна гнева быстро отступила, уступив место отчаянию, глаза наполнились горячими слезами, и она упала на диван, не представляя, что делать дальше…

Загородный дом богатого организатора, на вопрос об имени которого Джонатан ответил «Ах, да какая разница?», походил на замок, который решили строить не ввысь, а вширь. Лабиринт соединённых между собой комнат и коридоров обвивал зал с высоким стеклянным потолком. Под ним летало множество свечей вместо привычных всем световых шаров, которые, тускло светясь, висели только в углах комнат отдыха. Жар от свечей и дыхания наполнял помещение, и несколько открытых створок не спасали от духоты.

Отовсюду слышался смех, словно смеялся сам воздух. Столько новых лиц, столько людей представлялись улыбающемуся Эдварду, что он уже потерял счёт. Так же, как на первом собрании Особого круга.

— Я не представлял, что в нашем обществе так много тех, кого я ещё не знал! — говорил он Джонатану, только что познакомившись с ещё одним парнем с Нефрита. Ему казалось, что за восемнадцать лет он узнал всех, кого только мог, но люди то и дело появлялись из ниоткуда, будто просидели всю жизнь взаперти и лишь сейчас решили показаться миру.