И мир падает.

Громогласное «Врача!» разрезало настоящее. Фигуры — то ли реальные, то ли призрачные — сгрудились вокруг лежащей на полу женщины. Разум отделился, не желая признавать происходящее, не понимая, кто есть кто.

Всё смешалось. Пасы руками. Страшная какофония голосов. Стена, сначала обжегшая холодом, а потом растекшаяся под пальцами. Пол снова пошёл волнами.

Лицо сэра Рейверна мелькнуло вспышкой. Его глаза, сверкающие, как драгоценные камни, смотрели мимо, куда-то назад, с яростным отчаянием. Голос отдельно ото рта приказал: «Заберите её отсюда». Кого забрать, куда, зачем… Хелена не ничего не поняла. Только в какой-то момент её схватили за плечи и утянули в неизвестность.

И не было больше ни лиц, ни голосов, ни ужасающего закатного солнца. Остались дрожь и расплывающаяся незнакомая комната перед глазами. Пол наконец твёрдо лежал под ногами. Было трудно дышать, стоять, двигаться, но Хелена медленно неловко развернулась, подняла на Одина широко распахнутые глаза и прошептала:

— Я знала, что так будет. Я чувствовала её. Я знала… Я…

Она задыхалась, повторяя одни и те же слова. Раз за разом. Снова и снова.

А потом уткнулась лицом в грудь Одина, будто пыталась спрятаться от происходящего, и из глаз потекли бессильные слёзы.

Хелена обнимала себя за плечи, сидя на краю кровати, и провожала взглядом световые шары. Рядом на прикроватной тумбе стояли нетронутая тарелка с едой и полупустая кружка с чем-то, что было очень горячим, терпким на вкус и совершенно не похожим на чай. Всё это принесла потерянного вида девушка: она молча вошла, молча поставила поднос и так же молча ушла, ни разу не моргнув остекленевшими глазами. Наверно, была под заклинанием. Потому что вряд ли в этом месте жили слуги и, тем более, кухарки. Один на самом деле никогда не ел, но, бывало, пил, оставаясь идеально трезвым рассудком, что бы и сколько бы он ни выпил.

Значит, эта еда была только для неё. Как и комната.

Сначала, когда Хелена только успокоилась и неуверенно отстранилась, ей показалось, что здесь слишком темно, неприветливо и серо, будто видение высосало всю яркость. Но Один исправил это за секунду: в его руке с блеском молнии появилось копьё, гулкий удар о каменный пол — и стены оделись голубыми, расписанными белыми птицами обоями, кровать укрылась скользким жаккардовым[2] покрывалом, а портьеры скрыли за собой голый туманный лес, что виднелся из массивного высокого окна без стекол и ставней. Зажглись свечи, взлетели световые шары. И сделалось почти уютно, спокойно…

Один назвал это место Нетленным: своей обителью, частью реальности, принадлежащей ему одному. На веки. Хелена не нашла в себе сил вслух съязвить, что при наличии собственного замка он постоянно занимает их гостевую спальню. Хотя, если здесь всё было таким, каким показалось ей сначала, она могла понять.

Сколько прошло времени с того момента, как Один ушёл, сказав, что ей нужно прийти в себя, Хелена не знала. Наверно, много: остыл обжёгший язык и нёбо напиток, мерцающие огоньки свечей опустились ниже на восковых ножках, самый большой и неповоротливый световой шар описывал по потолку пятнадцатый круг. А она всё ещё чувствовала руку Одина на спине, его подбородок, уткнувшийся в макушку, то, как он гладил её по голове — и молчал. Такой простой жест! — а она не знала, как к нему относиться. Это было и тепло, и нежно, и по-отечески, и на каком-то совершенно ином уровне понимания. На том уровне, на который пускать она никого не собиралась.

Прикусив губу, Хелена медленно встала, подошла к окну и отодвинула тяжёлый брокат[3], расписанный расползающимися цветами, как покрывало на постели. За окном ничего и не изменилось: тот же туман, те же голые деревья, и никак не понять, какое время суток за серыми тучами. Когда всё произошло, занимался закат. Сейчас, должно быть, время двигалось к ночи. А в комнате — ни одних часов…

Хелена сжала ткань штор. Ей нужно было поговорить с Одином. Сейчас же.

И, будто читая мысли, он появился. Только вместо привычно вибрирующего воздуха об этом возвестила скрипнувшая дверь.

— Тебе лучше? — спросил Один.

Хелена пожала плечами. Руки не тряслись, не было ощущения, что всё, что она видит, раскрошится в следующую секунду. Всё было абсолютно нормально. Только пусто. Можно ли это было назвать «лучше»?

— Мне нужно вернуться домой, — прошептала Хелена, на большее голос оказался неспособен.

— Зачем? Ты там ничем не поможешь.

— Я и не собираюсь помогать. Но я должна быть там. Особенно сейчас.

— Сейчас тебе нужно подумать о себе.

Хелена резко развернулась к нему.

— Я сама решу, что мне нужно, Один! Я говорила вам, что меня не нужно никуда забирать! И поучать меня не нужно! Я знаю, что я должна делать и где должна находиться. Ваш замок — не то место. Сейчас, возможно, решается судьба моего королевства! А я даже не знаю, мертва моя мать или нет…

Хелена замолчала, глядя в пол. Глаза её бегали; она снова и снова поддевала ногтем тонкий ободок кольца, пыталась его стянуть, но только оцарапывала кожу. Один сверлил её взглядом в ожидании.

— А вы знаете? — глухо и с подозрением спросила Хелена.

Он покачал головой.

— Но боги ведь… могут смотреть в будущее?

Один едва заметно усмехнулся и подошёл ближе.

— Могут. Но я не стану, даже если ты захочешь.

Хелена приоткрыла рот, чтобы возразить, может, настоять, но лишь кивнула. Хорошо, что он не знал. Иначе она бы заставила его рассказать. Он бы не смог отказать ей. Только хотела ли она на самом деле знать это сейчас?

— Ты боишься их? — вдруг спросил Один. — Своих видений.

Хелена подняла на него удивлённый взгляд и мотнула головой.

— Нет. Но мне от них плохо. — Она тяжело вздохнула. — В этот раз они были… Странные. Обычно приходят — как вы их назвали? — сущности. А сейчас… Будто мир дробился. И увеличивался. И мельтешил. Мне казалось, я сойду с ума. Или упаду, как она… Они так предупреждали, да? А я не поняла… У меня даже мысли не было. А теперь, — она моргнула; свечи расплылись, засияли ярче, и Хелена отвернулась — и от них, и от Одина — к мрачному лесу за окном, — мне кажется, что я во всём виновата. А я ведь хотела, как лучше. Если я бы умирала, я бы заставила весь мир на это смотреть! И весь мир был бы у меня на побегушках до последней секунды. И пусть бы они ненавидели меня, сколько влезет. Всё равно было бы по-моему. И… Я хотела, чтобы мир сделал то же для неё. Но я не думала, что всё обернётся… этим.

Бесконтрольный поток слов иссяк, и снова наступила тишина. Хелена едва слышно шмыгала носом. Один встал прямо у неё за спиной, так близко, что можно было чувствовать его тепло и энергию, и положил руки Хелене на плечи.

— Люди смертны, — проговорил он. — Такое случается вне зависимости от ваших действий и желаний. У её величества уже были приступы, и всё обошлось. Может обойтись и сейчас.

Она не ответила, лишь сильнее сжала губы. Могло. Конечно, могло. Только вот все те разы она не чувствовала, насколько всё близко и неизбежно. В те разы её не мучили видения. А сейчас…

Хелена закрыла глаза и глубоко вдохнула, быстро, словно невзначай смахивая слёзы с ресниц. Она прислонилась спиной к груди Одина, желая снова очутиться в коконе из его объятий, в котором прятала слёзы сразу после перемещения. Чтобы всё было просто и спокойно, чтобы её не могли достать ни ветры, ни проблемы, ни лишние нервы и чувства.

Один уткнулся ей в волосы, одна рука его съехала по плечу, сжимая кожу сильнее, другая легла на талию.

— Тебе нужно отдохнуть, — прошептал он, и шёпот его обволакивал. — Подальше ото всего.

Хелена поймала ртом воздух, вдыхая нервно, прерывисто. Медленно расслабила напряжённые плечи. Так не хотелось спорить. Хотелось лишь, чтобы мир ненадолго замер и дал время подумать и принять. Принять то, что казалось призрачным и нереальным. Наверно, Один был прав и сегодня ей не стоило возвращаться на Санаркс.