— Кому? Мне? Я и сама-то не знаю, что мне нужно…

— Неважно. Тебе. Вселенной. Ты поймешь, что тебе нужно, когда примешь помощь. Не отвергай. Не убегай. Иначе урок повторится снова…

Женя задумалась: почему ее первым порывом было бежать спасать Глеба? Может быть, это и есть тот урок, который ей нужно выучить? Ведь если закрыть глаза и представить свою душу, какая она сейчас, там не будет ничего. Пустота. Огромная дыра, в которую падают и растворяются слезы, обиды и обвинения в несправедливости. Дыра ненасытна и совсем скоро сожрет ее, Женю, полностью. А она продолжает думать, кого бы спасти — Глеба… Маргариту… Надеется заполнить ими пустоту и таким образом вернуть себе счастье. Но спасать нужно себя.

Эта простая в своей разумности мысль Женю оглушила. Надуманные поводы, которые не давали даже представить, что можно принять помощь, вдруг стали смешны и нелепы. Заборы из правил и запретов, которые она выстроила вокруг себя, оказались не монолитными каменными глыбами, оберегающими ее от напастей, а всего лишь частоколом из наспех подобранных палочек и прутьев. Мнимая защита, которая не дает сделать ей ни шага. Не защищает, а ограничивает, создавая иллюзию безопасности.

Зашуршал замок в двери. Женя испуганно оглянулась. В прихожей появился Глеб. Женя чуть не расхохоталась: что за паломничество? Сговорились все, что ли? Она даже вытянула шею: нет ли там за спиной у Глеба его зловещей блондинки?

Прикрыв крышку ноутбука, выпрямилась на диване. Глеб вошел в комнату:

— Привет, — выдохнул он.

— Привет…

Женя внимательно смотрела на мужа, жив-здоров и, кажется, вполне доволен. Она фыркнула себе под нос: еще бежать спасать собиралась. Вот и доказательство, никому ее жертвы не нужны.

— Ты чего приехал? — поинтересовалась она.

Странно, еще вчера она и представить себе не могла этот разговор. Думала, зазвенит от напряжения и рассыплется в порошок, как стекло на сильном морозе. Но вот, Глеб здесь, сидит, сцепив перед собой в замок руки, а ничего страшного не произошло. Ни гнева, ни волнения, ни зашкаливающего пульса… Даже обиды, и то нет. Только любопытство, словно в квартиру невесть откуда вошел жираф. Просунул длинную шею, потоптался тонкими ногами и кое-как устроился у стола.

— Женя, я хочу продать квартиру, — глухо сказал Глеб.

Почему-то она совсем не удивилась:

— Хочешь, так продавай…

Глеб удивленно взглянул на нее. Женя, не моргая, смотрела ему в глаза. Так и хотелось подойти ближе, наклониться к самому лицу, чтобы виднее были шрамы, и промычать утробным голосом: бу-у-у-у! Чтоб шарахнулся от нее в сторону.

— Не прямо сейчас, — заторопился Глеб. — Я подожду, пока ты снимешь что-нибудь… Я оплачу. Не переживай.

— Спасибо, — с сарказмом улыбнулась Женя. — И сколько ты даешь мне времени? Или тебе нужно спросить у Анны?

Глеб дернулся. Лицо его исказила самая настоящая судорога, словно ему стало физически больно.

— Ты знаешь… — он опустил голову.

Женя отвернулась, никакого ликования она не испытывала. Только усталость. Меньше, чем за год она успела искупаться в счастье, сгореть телом и душой, столкнуться с отчуждением и предательством, узнала чужую тайну… Не много ли для нее одной?

— В общем, Глеб, делай, что хочешь, — сказала Женя и, подхватив ноутбук, вышла из комнаты.

«Она с ним вообще расстается? Что там? Работа? Или…» — с мрачной подозрительностью проводил ее глазами Глеб. Смущение от неприятного разговора сменилось досадой. Он ехал, как на казнь, чтобы озвучить немыслимое, ненавидел себя за то, что приходится идти на такой шаг, а Женька держится так, будто ничего особенного и не происходит. Анной его уколола. Откуда узнала? Хотелось прямо сейчас выяснить, но понимал, это невозможно, Женя вряд ли станет с ним вообще разговаривать. И так со всех сторон он выставлен подлецом: был с ней в радости, оставил в горести, изменил, а теперь еще и выгоняет из дома. Если бы у Жени было много подруг, они бы с округлившимися от ужаса и любопытства глазами, восклицали: «Ты слышала?! Вот гад…» И качали бы головами и неискренне бы сочувствовали, сгорая от желания узнать больше подробностей.

Понимая, что находиться здесь бессмысленно, Глеб вышел из квартиры и тихо прикрыл за собой дверь. И здесь ему плохо, и у Анны чувствует себя незваным гостем.

Идея продать жилье пришла в голову внезапно. Подлог, устроенный вместе с Анной, не давал покоя. Каждое собрание или звонок от управляющего вызывал приступ паники. Ворочаясь ночами, Глеб думал, думал, прикидывая так и эдак, как бы побыстрее вернуть деньги и закрыть все документы. От мысли о внеплановой проверке покрывался холодным потом, и с завистью смотрел на безмятежно спящую Анну. Она была похожа на изваяние, и если бы не страсть, которая воспламенялась между ними, иногда лишь от одного взгляда, можно было бы подумать, что плотские наслаждения им чужды. Глеб закрывал глаза и пытался вообразить себя без нее. Когда-то он проделывал такое, думая о Жене. Потом со счастливой улыбкой разрушал нелепую страшилку и радовался, как ребенок. А тут… Тут другое. Как только он представлял себя без Анны, сердце моментально начинало сбиваться с ритма, а дыхание становилось хриплым и неровным, как у астматика. В буквальном смысле задыхался, пока не утыкался лбом в хрупкую, похожую на оборванное крыло ангела, лопатку. Эта связь делала его сильным и одновременно беззащитным.

Он не собирался бросать Женьку. Прекрасно понимал, что еще как минимум год, придется ее поддерживать. В конце концов, у него есть знакомые, и к лету можно попытаться устроить ее хотя бы стажером. А там может, у Анны всё получится, они внесут недостающие деньги и уедут. Оставаться здесь невозможно.

***

Женя слышала, как стукнула дверь. К счастью, Глеб не стал оправдываться и пытаться что-то объяснить. Горькое разочарование не обратилосьв презрение. Это хорошо. Разочаровавшись, жить можно, а вот презирая, сложнее. Презрение нельзя высказать, ледышкой ляжет в душу, и будет колоться зазубренными краями.

Некоторое время Женя сидела, уставившись в одну точку. Неожиданно темно-карие глаза оживленно заблестели. Девушка тряхнула кудряшками и взяла в руку телефон. Севший от волнения женский голос ответил сразу:

— Женя?! Слушаю тебя…

— Маргарита Сергеевна, здравствуйте. Я согласна.

Некогда было думать: прилично ли она поступает. Ни к чему размышлять, не унизительно ли получать незаслуженные деньги. Не та ситуация, чтобы ломаться. Предложили — возьмет. И обязательно вернет. В этом Женя даже не сомневалась.

Через минуту легким облачком с губ обеих женщин слетело взаимное «спасибо». Каждая выдохнула с облегчением. Две несчастные скособоченные души встрепенулись и подставили друг другу израненное плечо. Поддерживая один другого, побрели искать успокоение.

***

— Это, правда, удобно?

— Да.

— Понимаешь, мне просто не хочется быть здесь. Я не могу быть…

— Не оправдывайся. Всё нормально. Тебе нужно сменить обстановку.

— Я, правда, не помешаю.

— Нет.

— Я постараюсь тебя не стеснить… Найдешь мне гостиницу? Или квартиру?

— …

— Апелла, ты где?

— Я здесь. Не переживай. Тебе точно есть, где остановиться.

— А как я тебя узнаю?

— Я узнаю тебя. Не волнуйся.

— Тогда до встречи…

— Да, до встречи. Пока, Юджин.

Самолет приземлился по расписанию. В иллюминатор заглядывало яркое солнце. Женя зажмурилась. Алтай встретил ее празднично. Осталось найти в аэропорту Апеллу.

Тренькнул телефон. «Всё в порядке, я тебя жду», — прочитала Женя и улыбнулась. Хорошо! Всё-таки волнительно, собралась в один день и рванула за тридевять земель. Что на нее нашло? Прежде никогда не тянуло ее в незнакомые места к незнакомым людям. Ладно бы с компанией таких же безрассудных единомышленников, но одной?! Честно говоря, Женя и сама до конца не верила, что решилась на такое сумасбродство. По-другому и не назовешь. Вся ее упорядоченная жизнь полетела кувырком и так и катится, подпрыгивая на кочках. Думая о себе, Жене представляла клубок перекати-поле, которое и радо бы зацепиться сухими своими веточками за что-нибудь, но неумолимый ветер продолжает гнать его, гнать, всё дальше и дальше. Только упадет в ямку и успокоится, замрет, как новый порыв приподнимет в воздух и катит дальше, как ребенок игрушку.