Кеша махнул рукой.

— Я как понял, что всех их там куда-то утащило, кинулся звонить мужикам. Тут заимка есть выше. Проехали, прошли вдоль русла, пока вот не нашли никого… Весла видели, шлем один в камнях валялся, а людей… нет вот… Я мужиков оставил и к нам. Там рация есть, можно подмогу вызвать, как раз из тех мест, куда вода их унесла. Да и тебя хотел предупредить, а то весь день мне Михалыч талдычил, что ты переживать будешь, если он вовремя не вернется. Тут меня тетка Саня поймала, узнала, что да как, и сразу же сказала, чтобы тебя с собой взял. Я отказывался, а она, как заведенная: «Вытянет его душа близкая. Укажет дорогу». Какая душа? Тут найти бы…

Женя отвернулась. Молча смотрела в черное стекло сухими глазами. В висок нежно воткнулась иголка боли. «Там дети были… из-за детей он…» — мельтешила в голове мысль. Искренне и ярко она сейчас ненавидела тех нерадивых, самонадеянных взрослых, которые утянули за собой и за своей глупостью, других.

Мужики замахали руками, и Кеша выскочил к ним. Они достали из багажника мощные фонари, веревки и какие-то крючья и пошли в сторону камней и темнеющего леса. Один из них остался рядом с автомобилем. Кеша повернулся и прокричал Жене:

— Сиди в машине! Чтоб никуда! — и погрозил ей пальцем.

Женя не послушалась. Она выбралась наружу и, поскальзываясь на камнях, подошла ближе к бушующему потоку. Расширенными глазами тревожно следила за черными водоворотами, вздрагивала от жалящих брызг, попадавших в лицо. Как этим людям пришло в голову, добровольно спуститься в ледяную воду?!

Подняв глаза к небу, она жмурилась мокрыми ресницами, получала пощечины от ветра, пошатывалась от его толчков, но не уходила. На душе было пусто. Ни страха, ни тревоги. Ей казалось, что всё уже свершилось, и теперь она привыкала к этой мысли. Спустившаяся сверху тьма открыла ей глаза. Резко, болезненно, но честно и прозрачно. Потеряв Михаила, Женя поняла, как он ей нужен. Не было сил просить у неба и того, кто выше, милосердия, оставалась только ждать. Ждать и не надеяться.

Тягучий сироп времени разбавила осипшая рация. Прошипела, выплюнула что-то в пространство неразборчиво. Женя вскинула голову и с тревогой уставилась на мужчину, оставшегося с ней. По его лицу ничего было непонятно. Он закончил обмениваться короткими фразами, повернулся к Жене и улыбнулся, показав рукой знак со сложенными в кружок пальцами. Улыбнуться в ответ она не смогла, только дрожала всем телом. Не верила. Боялась поверить.

Домой возвращались ночью. Джип натужно ревел, вгрызаясь в непролазную кашу, дождь хлестал в стекла, размазывая грязные потеки, пассажиров безжалостно швыряло по салону. Женя сидела, вцепившись в Михаила. Время от времени она смотрела на свежую глубокую царапину на его лице. От виска она тянулась вниз, обрывалась у разбитой губы и ползла по подбородку.

— Я вытащил их, Женька, — прошептал ей в ухо Михаил, когда она, не веря, что он жив, прилипла к нему на берегу.

К ним подскакивали галдящие мужики, хлопали по спине, матерясь сквозь улыбки, и только Женя понимала, что именно сделал сегодня для себя этот здоровенный, но такой уязвимый внутри человек.

Эта осень казалась Глебу бесконечной. Все дни стали похожи один на другой: серые и безвкусные, как больничная овсянка. Глеб просыпался, удивлялся, что наступило еще одно, неотличимое от предыдущих, утро, пил кофе, повязывал галстук, скользил взглядом по картонным коробкам с Женькиными вещами и ехал в офис. Цифры, графики, таблицы, хоть ненадолго, но давали ощущение контроля и упорядоченности жизни. Всё-таки специалистом Глеб был неплохим и сумел заставить себя заняться делом. А может быть, только в этом и было его спасение?

Анна в офисе появлялась редко, и все давно к этому привыкли. Петр Сергеевич терпеливо выжидал, когда мнимая работа ей окончательно надоест, и она исчезнет, так же внезапно, как появилась. А после ее ухода можно аккуратно и Глеба снять. И дело не в его профессионализме, Глеб, как ни странно вполне соответствует своей должности. Просто Петр Сергеевич назначил его под давлением Анны. Чтобы не вызвать ее неудовольствия и не нажить проблем от вышестоящих. Действовать по принуждению Петр Сергеевич не любил, а потому подстерегал момент, когда сможет избавиться не только от навязанной ему никчемной тунеядки, но и сотрудника, видевшего его слабость. Так он восстановит и свое пошатнувшееся реноме.

Глеб подхватил нужные папки и быстрым шагом направился в кабинет к управляющему. Махинации, которые он провернул с помощью Анны, в его сознании отошли на дальний план, и теперь Глеб уже не цепенел от мысли, что его вызывают в связи с вскрывшимися делишками. Аудиенции у Петра Сергеевича превратились просто в рабочие моменты. Рутина и предсказуемость. Все бумаги в порядке, все отчеты выполнены в срок, нареканий и накладок нет. Эта предсказуемость спасала, заставляя на десять часов в день забыть о реальности.

— Глеб Юрьевич, — управляющий поднял глаза от бумаг. — Через три недели назначена ревизия вашего отдела. Комиссия прибудет оттуда, — он вскинул глаза в потолок. — Надеюсь, никаких нарушений обнаружено не будет?

Он спросил это между делом, для галочки, уверенный, что Глеб так дорожит своей должностью, что в лепешку расшибется, лишь бы всё оказалось в порядке.

— Решил предупредить вас заранее. Подготовьте всё необходимое, проверьте… В общем, нужно, чтобы всё было на уровне…

Колючими иголками впился в горло страх. Не подавая виду, Глеб спокойно собрал в стопку бумаги.

— Да, конечно, Петр Сергеевич. Проблем не будет, — невозмутимо отрапортовал он.

И слегка улыбнулся: хорошо, шеф, не заметил, как подрагивают пальцы.

Выйдя из кабинета, с невозмутимым видом, пошел в отдел маркетинга. К его удивлению, Анна была на месте. Сотрудники проводили его равнодушным взглядом: об их романе было всем известно. Обоих недолюбливали, а Глеба даже больше. Говорят, бросил покалеченную жену и живет в свое удовольствие.

Анна встретила его улыбкой. Покачивая бедрами, подошла ближе и обняла за шею.

— Выпьем кофе?

Глеб на секунду замер, вдыхая горьковатый запах полыни, исходящий от ее кожи. Как так вышло, что он выбрал холодный, как в склепе, покой, вместо душевного тепла уютной Женьки? Иногда, внезапно проснувшись ночью, он отчетливо понимал, что сделал ошибку, корил себя за то, что не стал пытаться преодолеть свои фобии с помощью, может быть, даже специалистов, а второпях прильнул к первому попавшемуся источнику, посулившему умиротворение. Пугался этих мыслей, прислушивался к плотному узлу, завязывающемуся в желудке, а потом торопливо натягивал на себя морок, как побитое молью одеяло — ветхое и не согревающее.

— Ревизия. Через три недели, — глухо сказал Глеб, делая шаг назад.

Ему не хотелось демонстрировать перед Анной беспокойство, поэтому он смотрел в сторону, разглядывая репродукцию на стене.

— Ну и что? — удивленно спросила Анна.

Глеб усмехнулся и, засунув руки в карманы брюк, прошелся по кабинету. Подойдя к столу, покрутил статуэтку льва с хрустальным голубым шаром в лапах, потом сел в кресло и крутанулся вокруг своей оси.

— Странно, что мне нужно объяснять, чем это грозит, — сказал он и внимательно посмотрел ей в лицо.

Анна равнодушно пожала плечами: у страха глаза велики. Если бы она каждый раз боялась, то давно бы сидела, забившись в угол, и пила антидепрессанты. Глеб стал порядком ее утомлять. Особенно после того случая со свечами. Трудно, когда рядом с тобой слабый человек. В глубине души она больше восхищалась его женой, которая не стала ждать милости, а попросту исчезла. Глеб по такому случаю напился и долго изливал душу. Наутро ему было неловко, но Анна сделала вид, что ничего не было. Они оба сделали вид.

Недавно ей звонила мать, интересовалась, что она надумала насчет Элины. До Нового года осталось совсем немного, родители хотели понять, вернется ли внучка домой. Поразило, что голос матери был без обычных самодовольных ноток, словно надломился.